Поднявшись из подвала винохранилища, на пару секунд приостановился, наблюдая в окно как на подъездной дорожке виллы катятся сразу пять машин. Именно эти самые машины, а также контейнер с дополнительным оборудованием и получал Гекдениз в моей, вернее в маске Драго, в тот самый момент когда Доминика пыталась здесь убить душу Николетты Агилар и захватить ее тело.
И это были пять очень приметных машин — массивные военные внедорожники, причем явно повидавшие жизнь. Повидавшие жизнь, но получившие сейчас второе дыхание — творчески переработанные для моего отряда варлорда. Вернее, переработанные для грядущего корпоративного конфликта.
По плану Доминики мой отряд, под ее (Николетты) командованием, должен был стать своеобразной пожарной командой. Выступив не в самом начале предполагающегося конфликта, а уже позже. Когда системы радиоэлектронной борьбы выведут все современную технику из игры, и остров превратится в закрытую зону боевых действий. И при таком варианте развития событий умелые и подготовленные бойцы на неподвластном средствам РЭБ транспорте должны стать весомым аргументом.
Все пять внедорожников, которых я проводил взглядом, между тем заехали в гараж. Это пока были «голые» машины, на которые еще предстояло устанавливать дополнительные модули и системы вооружений — которые ехали следом в контейнере на грузовике с полуприцепом.
Ладно, корпоративная война, как и подготовка к ней, подождет. На повестке дня все же первичнее вопрос перехвата стратегической инициативы в борьбе за… За что? — спросил я сам себя. И сам себе ответил: в борьбе за власть и влиянием над этим миром. Если уж честно говорить, вроде все свои здесь, — хмыкнул я.
И вот этим вот вопросом я и планировал сейчас плотно заняться.
Не задерживаясь более у окна, я прошел вглубь виллы, прикидывая где лучше провести задуманное с Чумбой. Интерьер здания, у меня как у заместителя командира отряда варлорда однажды уже проецировался перед взором на визоре. Визора, правда, со мной сейчас не было, но из-за возможностей собственной феноменальной памяти я сейчас смотрел план здания просто в картинке воспоминаний. И остановил выбор на одной из пустующих гостевых спален.
Когда я уже подходил к выбранной комнате, с другой стороны коридора появилась Николетта. Я даже едва вздрогнул от неожиданности — потому что девушка была в белой корпоративной форме высшего руководства Некромикона.
Может быть Драго и привык к этому облику соратников за время своего нахождения здесь, на Занзибаре, но мне подобное все же в новинку: на некросов я давно привык смотреть как на враждебное окружение. А с того самого момента, как разрушил круг контроля на безымянном плато в Инферно, где, отражая вторжение орды демонов полег почти весь мой сводный отряд, на людей в форме Некромикона я смотрел еще и с определенными эмоциями.
Николетта, кстати, при виде меня сама не осталась равнодушной. Она, с одной стороны, тянулась ко мне, потому что Драго — это я. И Драго посоветовал ей доверять и слушаться меня во всем. Но одновременно она, наоборот, пыталась отгородиться от меня, потому что Драго — это не я.
Я не мог до конца понять, как девушка ко мне относится, потому что не мог до конца понять, как она относиться к нему. Николетта же старательно, пусть и не очень умело, старалась закрывать от меня собственные эмоции. Но с каждым разом, с каждой нашей встречей и беседой, то ли у нее это получалось хуже, то ли она ко мне привыкала и начинала более доверять. Или понемногу и то и другое — так что сейчас я уже полностью прочувствовал, как именно Николетта относится к Драго.
Влюбилась она в него совсем без головы, что ли?
Щеки Николетты заалели ярче — совсем как петербургское чистое небо во время осеннего заката. Так, теперь ясно все. Точно влюбилась, притом без памяти.
Нет, я знал и понимал, что Николетта к Драго неравнодушна. Но я просто не предполагал, что настолько — мне казалось, что у нее просто привязанность, благодарность, может быть даже влюбленность, все же столько вместе они пережили. Но того, что он для нее — единственный свет в окошке, я даже не предполагал. Даже не предполагал, что теперь для Николетты есть Драго, а есть все остальное.
Все ясно, кстати, сейчас стало не только мне. Не только для меня чувства и эмоции Николетты оказались как на ладони, но и мои догадки и понимание, зеркально, стали понятны ей. Николетта в момент этого осознания замерла, изо всех сил пытаясь сохранить хотя бы внешнюю невозмутимость.
Так мы и стояли несколько секунд, глядя друг другу в глаза. Николетта уже привычно покраснела, засмущавшись и желая провалиться под землю. Я же, развернувшись от самой двери выбранной комнаты, в несколько шагов приблизился к девушке и взял ее за руку.
— Все будет хорошо. Верь мне.
Николетта, желая верить, посмотрела на меня своим удивительным чистым и наивным взглядом маленькой девочки, вдруг оказавшейся в большом и враждебном мире.
— Просто тебе нужно немного потерпеть, и вжух — все наладится. Подожди несколько месяцев, Драго вернется и все у тебя, у вас, будет хорошо.
Огромные глаза Николетты повлажнели, она шмыгнула носом и закрыла глаза в попытке сдержать слезы. Я притянул девушку к себе и обнял, давая ей немного времени и возможности впервые, наверное с самого момента смерти Драго, полностью дать волю эмоциям.
«Рано ей еще в таких играх участвовать» — подсказал ко случаю внутренний голос.
Конечно рано. Впрочем, эту игру она для себя не выбирала. Как и жертвенный алтарь.
— Все, я в порядке, — шепнула Николетта примерно через минуту.
Чуть отстранившись, я дал возможность девушке вытереть глаза от слез. И в этот момент не удержался и поморщился — потому что в виски в очередной раз ударила волна приступа боли. Последствия битвы на арене, когда я вышел за предел не только человеческих, но и далеко за предел собственных возможностей, отпускать меня не хотели.
Справившись с приступом боли, я собирался было развернуться и направиться все же в пустующую спальню. Но Николетта внимательно посмотрела на меня, и удержала. Заставив остановиться, она положила руки мне на виски, сосредоточилась и зажмурилась.
Кожу в месте ее касаний захолодило, и тяжесть головной боли вдруг ушла. Просто исчезла, как не было.
— А… это как? — удивился я, прислушиваясь к ощущениям.
— Не знаю, — пожала плечами Николетта. — У Драго после установки тринадцатого протокола постоянно болела голова, я всегда ему так делала.
— Спасибо.
— Обращайся.
Кивнув, я наконец направился в спальню.
Следом за мной зашли Валера и Чумба. Оба они все это время просто молча стояли в ожидании и делали вид, что на нас с Николеттой не смотрят. Но Чумба при этом молчал, будучи совершенно индифферентен к происходящему; Валера же наоборот, буквально горел любопытством участия. Но тоже молчал, молодец какой.
— Можно? — сделала шаг через порог Николетта.
«Можно Машку за ляжку», — моментально подсказал внутренний голос.
Николетта моментально стала полностью пунцовой. И вновь меня тронуло ее теплыми эмоциями узнавания — ведь те же самые слова, тот же самый невольный импульс мысли, она впервые слышала от Драго.
— Заходи, — показал я Николетте жестом, что проблем нет, и она прикрыла за собой дверь. Оставшись у порога, девушка внимательно наблюдала, как я сбросил с кровати одеяло и подушки, оставив только простынь на матрасе.
По ходу моих действий молчаливое удивление Валеры еще более усилилось, да и Николетта не понимала, что происходит. Один только Чумба по-прежнему сохранял спокойствие. Он был в курсе моих планов и своих перспектив — мы все это обсуждали и планировали в тот момент, когда я вел переговоры с кровавым мечом.
По моему жесту Чумба прошел вперед, и лег на кровать, на спину. Футляр от виолончели бурбон положил на грудь, крепко прижав к себе, оберегая ценный груз.
Я же простер над Чумбой руку и сосредоточился, закрыв глаза. Окружающее я теперь наблюдал с помощью внутреннего радара. Правую руку я так и держал вытянутой над кроватью с Чумбой, левую же опустил в карман и сжал коготь бурбона, настраиваясь на создание ментальной связи.
Сейчас мне нужно было придумать слово-импульс, который пробудит Чумбу из состояния спячки. И сделать это, полностью сохраняя контакт с бурбоном. При этом держать устойчивую ментальную связь — пусть и через коготь, сейчас мне оказалось непросто. В Инферно все это происходило гораздо легче.
Поэтому, чувствуя, как от напряжения заплетается сознание, я мысленным импульсом направил в память Чумбы первое всплывшее в сознании слово-приказ к пробуждению.
«Флюгегехаймен?» — почувствовал я негромким эхом отзвук удивления и Валеры, и Николетты.
Силуэт Чумбы перед моим взором между тем поблек, потеряв краски. Бурбон, как мы и договаривались, впал в летаргию спячки. Подавая признаков жизни теперь не больше, чем кровавый меч в футляре. И из этого состояния мой мысленный импульс в виде слова «Флюгегехаймен» его и должен был вывести. По плану должен был.
Шагнув вперед, все также с закрытыми глазами, я взялся за ручку футляра от виолончели. И усилием, как будто создавая щит, накрыл пеленой серой мглы кровать. Пелена мглы покрывалом накрыла вместе с кроватью и Чумбу и футляр, после чего я сразу стянул силовую пелерину в кокон, и быстро задвинул все это дело пространственный карман.
— Воу, — только и прокомментировал мои действия Валера.
Мгновением позже раздался негромкий стук — это на пол, одна за другой, упали четыре ножки. Накрывая пеленой мглистого полога кровать, Чумбу и футляр, с ножками я заморачиваться не стал. И так руки и ноги дрожат, словно ватные — от усилия создания такого большого пространственного кармана. Если бы я у силового кокона еще и ножки кровати выделял, вряд ли бы задумка получилась.
Хорошо еще, что меня Николетта в себя привела — я ведь мог с первого раза и не создать такую сложную конструкцию. Хорошо иногда быть необразованным, особенно когда делаешь что-то, не зная, что это невозможно. Совсем как «неукротимый белый человек» в представлении Джека Лондона, подумалось мне.