[92]. Они там узнали, что некоторые соседние деревни обязаны обители регулярной повинностью: им надлежит поставлять туда два чана снега на каждый праздник Троицы; а за отсутствием снега – тележку, запряженную четырьмя белыми волами. Говорят, что этот оброк снегом всегда ими выполнялся, однако, когда мы туда приехали, стояла такая великая жара, какой никогда не бывает в Гаскони ни в какое время года. Воспитанницы носят на голове только белое покрывало и поверх него маленький креповый лоскуток. Пока они в обители – платья у них черные, из такой ткани и такого фасона, какой им заблагорассудится; а в прочих местах – цветные; нижние юбки по своему усмотрению, как и туфли, и башмачки; головные уборы поверх покрывала тоже как у других[93]. Им нужно быть благородного происхождения в четырех коленах и со стороны отца, и со стороны матери. Вечером они с ними распрощались.
На следующий день спозаранок мы уехали оттуда. Когда мы были уже в седле, настоятельница прислала к г-ну де Монтеню дворянина, попросив заглянуть к ней, что он и сделал; это нас задержало на один час. Сообщество этих дам дало ему полномочия на ведение их дел в Риме. После чего мы проследовали очень красивой и очень приятной долиной вдоль реки Мозель и к обеду прибыли в
БЮССАН, четыре лье. Маленькая дрянная деревенька, последняя, где говорят по-французски. Там г-да д’Эстиссак и де Монтень, облачившись в холщовые балахоны, которые им выдали, отправились осматривать серебряные рудники, принадлежащие г-ну де Лоррену, это не меньше двух тысяч шагов вглубь горы. После обеда мы проехались по горам, где нам среди прочего показали места на неприступных скалах, где ловят ястребов, которые тут стоят всего три местных тестона[94], а также исток Мозеля; и добрались к ужину в
ТАН, четыре лье. Первый город Германии, подвластный императору, очень красивый. На следующий день утром мы увидели прекрасную и большую равнину, подпертую сбоку по левую руку косогорами со множеством виноградников, красивейших и прекрасно возделанных, и на таком обширном пространстве, что гасконцы, которые там случились, говорили, что никогда прежде не видывали их столько, следующих одни за другими. Тогда была пора сбора винограда; мы прибыли к обеду в
МЮЛУЗ[95], два лье. Красивый маленький городок, относящийся к швейцарскому кантону Базель. Г-н де Монтень отправился посмотреть здешнюю церковь, поскольку они тут не католики. Он нашел, что она, как и другие по всей этой стране, в хорошей сохранности и в ней почти ничего не изменилось (разве что алтари и образа отсутствуют), поскольку тут ничего не увечили[96]. Он получил бесконечное удовольствие, видя свободу и хорошую организованность этого народа, [и в частности] хозяина «Винограда», вернувшегося с заседания городского совета, где председательствовал, из весьма великолепного и кругом раззолоченного дворца, чтобы потчевать своих гостей за столом, – человека без свиты и без заносчивости, который сейчас подавал ему пить, а когда-то вел четыре отряда пехотинцев против королевских войск при Казимире[97] во Франции, а потом более двадцати лет подряд получал от короля пенсию за службу в триста экю в год[98]. И этот сеньор рассказал ему за столом, без чванливости и позерства, о своем положении и о своей жизни; и сообщил ему среди прочего, что они тут не испытывают никаких затруднений из-за своей религии, даже служа королю против гугенотов (это же самое многие другие неоднократно говорили нам на нашем пути, да и в нашей осаде Ла Фера участвовало больше полусотни человек из их города)[99]. А еще они без разбора женятся на женщинах нашей религии у священника и не принуждают их ее сменить.
Оттуда, отобедав, мы проехали через прекрасный край, изобильный, плодородный, со многими красивыми деревнями и гостиницами, и приехали на ночлег в
БАЗЕЛЬ, три лье. Красивый город размером с Блуа или около того, который состоит из двух частей, потому что Рейн пересекает его посредине под большим и очень широким деревянным мостом. Местная управа оказала честь г-дам д’Эстиссаку и де Монтеню, прислав к ним с одним из своих должностных лиц вина вместе с длинной торжественной речью, которая была зачитана им за столом; г-н де Монтень весьма долго на нее отвечал, и все держались с непокрытой головой среди многих немцев и французов, которые были с ними в столовом зале, обогреваемом печью. Хозяин служил им толмачом. Вина были весьма хорошими.
Мы видели там необычный дом медика Феликса Платеруса[100], самый расписной и богато украшенный на французский лад, который можно осмотреть; этот врач построил его весьма большим, просторным и пышным. Среди прочего он пишет книгу про лекарственные растения, которая уже весьма далеко продвинулась; но вместо того, чтобы рисовать травы, как другие, передавая их расцветку, он изобрел искусный способ наклеивать их на бумагу в том виде, какой у них в природе, да так подлинно, что там заметны мельчайшие листики и волокна, как они есть, и когда он перелистывает свою книгу, оттуда ничего не выпадает; он показал лекарственные растения, которые были приклеены туда больше двадцати лет назад. Еще мы видели и у него, и в общественной школе целые скелеты умерших людей, которые держатся стоя.
Их часы в городе, но не в предместьях, всегда отзванивают время на час раньше. Если бьют десять ударов, это значит, что всего девять часов: как они говорят, это потому, что некогда такая нечаянная ошибка часов уберегла их город от нападения, которое там готовили[101]. Базелем он называется не от греческого слова, а потому, что base по-немецки означает переход[102].
Мы там видели многих ученых мужей, таких как Гринеус, и того, кто написал Theatrum, и сказанного медика [Платеруса], и Франсуа Отмана[103]. Двое этих последних приходили ужинать с господами на следующий день после их прибытия. Г-н де Монтень нашел, что они не слишком согласны в своей религии, судя по [разным][104] ответам, которые он от них получил: одни называли себя цвинглианцами, другие кальвинистами, а третьи мартинистами[105]; и все же он уразумел, что многие до сих пор хранят римскую религию в своем сердце. Они и причастие получают по-разному: обычно прямо через рот; однако некоторые протягивают за ним руку, а их министры[106] не осмеливаются задевать струну этих различий в религиозных практиках. Внутри их церкви имеют тот вид, о котором я уже говорил выше. Снаружи полно изображений и нетронутых старинных могил с надгробными камнями для душ умерших. Органы, колокола и кресты на колокольнях и всякого рода изображения в витражах сохранились в целости, равно как и скамьи и сиденья хора[107]. Они ставят крестильную купель на то место, где прежде был главный алтарь, а во главе нефа возводят другой алтарь, для причащения; базельский очень красив. Церковь картезианцев, очень красивое здание, сохранена и на диво хорошо содержится; там уцелели и украшения, и прочая обстановка, на что они приводят довод: дескать, это чтобы засвидетельствовать свою верность, поскольку обязаны к этому верой, которой в свое время дали свое согласие. Местный епископ, который очень сильно им враждебен, находится вне города, в своем диоцезе, и поддерживает в прежней вере большую часть остальных жителей, живущих в деревне, и получает более пятидесяти тысяч ливров от города, продлевая существование епископального податного округа.
Многие жаловались г-ну де Монтеню на женское распутство и пьянство обывателей. Мы там видели, как вырезают пупочную грыжу у маленького ребенка одного бедняка, с которым хирург очень сурово обошелся. Еще видели на берегу реки прекрасную публичную библиотеку в прекрасном состоянии. Мы пробыли там весь следующий день, а назавтра после этого пообедали и пустились в путь вдоль Рейна. Проехав примерно два лье, оставили его по левую руку и дальше следовали по весьма плодородной и довольно ровной местности.
У них тут имеется бесконечное изобилие источников по всей области; нет ни деревни, ни перекрестка, где не оказалось бы одного, и очень красивого. Они говорят, что в Базеле, если посчитать, их найдется более трехсот. Они тут так привыкли к галереям[108], даже в Лотарингии, что во всех домах делают между окнами верхних комнат двери, выходящие на улицу, чтобы со временем пристроить там галерею. По всей этой области после Эпиналя нет ни одного самого маленького деревенского домика, который не был бы остеклен, а хорошие жилища там и внутри и снаружи очень украшает отлично прилаженное и обработанное разными способами стекло[109]. У них тут изобилие железа и хороших ремесленников, работающих с этим материалом: в этом они намного нас превосходят; кроме того, тут не найдется столь малой церкви, чтобы в ней не оказалось часов и великолепного циферблата. Они также превосходны в черепичном промысле, так что кровли их домов весьма красивы из-за разноцветной поливной черепицы и прочих украшений; плиточные полы в комнатах тоже хороши, но нет ничего изысканнее, чем их печки, а ведь это всего лишь гончарные изделия. Они часто используют пихту, и у них тут немало очень хороших умельцев в плотницком рукомесле, поскольку их деревянная посуда вся резная и по большей части расписана и вылощена. Печи у них роскошные, то бишь те, что в общих залах для трапез. В каждом зале, который, впрочем, очень хорошо меблирован, обычно имеется пять-шесть столов со скамьями, где все гости обедают вместе, каждая группа за своим столом. В мельчайших гостиницах имеются два-три таких зала, очень красивых. И во всех хватает б