маленькие королевы середины поста, потому что это был канун первого дня мая[620]. Оттуда, следуя далее по этой же равнине, мы миновали еще через одно местечко той же юрисдикции, называвшееся Маркателло, и по дороге, где уже начинала чувствоваться близость Апеннинских гор, приехали к обеду в
БОРГО ПАЧЕ, десять миль. Маленькая деревушка и трапеза в убогой гостинице горного захолустья.
После обеда мы для начала проследовали по узкой, дикой и каменистой дороге, затем стали подниматься на высокую гору – две мили подъема и четыре спуска; путь неровный, ухабистый и крайне утомительный, однако не страшный и не опасный, хотя пропасти выглядели такими обрывистыми и крутыми, что взгляду было не за что уцепиться[621]. Мы проследовали вдоль Метауруса вплоть до истока в этой горе, так что мы видели и его зарождение, и его конец, когда он впадает в море в Сенигаллье[622]. При спуске с этой горы перед нами предстала очень красивая и большая равнина (где течет Тибр, который тут всего в восьми милях или около того от места своего рождения), а также другие горы в той стороне: вид был почти такой же, как на овернской Лимани для тех, кто спускается в Пюи-ле-Дом в Клермоне[623]. На вершине нашей горы кончается юрисдикция герцога Урбинского и начинается юрисдикция герцога Флорентийского, а по правую руку – папы. Мы прибыли к ужину в
БОРГО САН СЕПОЛЬКРО, тринадцать миль. Маленький городок на этой равнине, в котором нет ничего особенного, принадлежит сказанному герцогу Флорентийскому[624]; мы уехали оттуда в первый день мая.
В миле от этого города мы проехали по каменному мосту через Тибр, который тут еще чистый и красивый, а это является признаком того, что тот грязный и рыжий цвет Flavum Tiberim[625], каким его видят в Риме, он приобретает от смешения с какой-то другой рекой. Мы пересекли эту четырехмильную равнину и на вершине первого же холма обнаружили городок[626]. Многие девушки и там, и в других местах становились перед нами на дороге и хватались за поводья наших лошадей, для того чтобы спеть какую-то песенку, и требовали пожертвовать что-нибудь ради сегодняшнего праздника[627]. С этого холма мы опустились ниже, в довольно каменистую ложбину, которая тянулась вдоль русла какого-то потока, а потом поднялись на бесплодную и весьма каменистую гору, три мили верх и вниз, и обнаружили другую равнину, где перешли через реку Кьясса по каменному мосту[628], а потом через реку Арно по другому каменному мосту, весьма большому и красивому, после чего остановились в
ПОНТЕ БУРЬЯНО, в маленьком домике, восемнадцать миль. Плохая гостиница, как и три предыдущие, да и большая их часть на этой дороге. Было большой глупостью привести сюда хороших лошадей, поскольку тут совсем нет сена.
После обеда мы проследовали длинной равниной, которая вся изрезана ужасными рытвинами, которые воды там проделывают престранным образом, и думаю, что тут довольно гнусно зимой; но так же бывает, когда починяют дорогу. Ближе к обеду мы оставили на той же равнине, примерно в двух милях по правую руку от себя, город Ареццо[629]. Тем не менее кажется, что его местоположение немного приподнято. Мы проехали через реку Амбра по хорошему каменному мосту большой высоты и добрались к ужину до Леванеллы.
ЛЕВАНЕЛЛА, десять миль. Гостиница находится за этой деревней, примерно в миле, и она знаменита; ее [также] считают лучшей в Тоскане, и с полным правом, поскольку среди гостиниц Италии она – из наилучших. Здесь настолько хорошо привечают гостей, что говорят, будто тут часто собирается дворянство страны, как у Мора в Париже или у Гийо в Амьене[630]. Они там подают оловянные тарелки, которые очень редки. Это единственный дом с хорошим местоположением, на равнине, и там имеется источник для собственных нужд.
Мы уехали оттуда утром и продолжили следовать очень красивым и прямым путем по этой равнине, проехав через четыре городка или обнесенных стеной селения – Монтеварки, Сан Джованни, Фильине и Инчиза – и приехали к обеду в
ПЬЯН ДЕЛЛА ФОНТЕ, двенадцать миль. Довольно дрянная гостиница, где тоже есть источник, немного выше городка Инчизы в долине Арно, о чем говорил Петрарка; считается, что он сам родился в этой Инчизе, по крайней мере, в доме по соседству с ней, примерно с милю, от которого не сохранилось никаких, даже ничтожных, развалин; тем не менее они отмечают это место[631]. Там [в это время] сажали дыни среди других, уже посаженных, и надеялись собрать урожай в августе.
Этим утром я ощутил какую-то тяжесть в голове и помутнение зрения, словно вернулись мои прежние головные боли, которых не было уже целых десять лет. Эта долина, по которой мы проезжали, была когда-то вся заболочена, и [Тит] Ливий утверждает, что Ганнибал, вынужденный пройти через нее на слоне в пору дождей, потерял здесь глаз[632]. Это и в самом деле очень плоское и низменное место и сильно зависит от течения Арно.
Я решил попоститься и не стал там обедать, поскольку это помогло вызвать рвоту и способствовало моему скорейшему исцелению: а иначе я носил бы эту тяжесть в голове день-два, как со мной уже случалось. Тогда-то мы и нагнали на этой дороге множество окрестных жителей, доставлявших во Флоренцию всевозможную снедь.
И прибыли в нее по одному из четырех каменных мостов, перекинутых через Арно.
ФЛОРЕНЦИЯ, двенадцать миль.
На следующий день, посетив мессу, мы ушли оттуда и, отклонившись немного от прямого пути, отправились взглянуть на Кастелло, о котором я говорил раньше[633], но поскольку там были дочери герцога и как раз в этот самый час они пошли через сад послушать мессу, то нас любезно попросили подождать, чего я не захотел сделать. По дороге мы встретили большую процессию: впереди хоругвь, за ней женщины, по большей части очень красивые, на всех соломенные шляпы, которые в этой области делают превосходно, лучше, чем в любом другом месте мира, и они были весьма хорошо одеты для деревенских женщин, все в белых туфельках без задника и открытых башмачках. После женщин шел священник, а после него мужчины. В тот день мы видели шествие монахов, и те почти все были в соломенных шляпах.
Мы проследовали по очень красивой и широкой равнине и, честно говоря, я был почти вынужден признать, что ни Орлеан, ни Тур, ни Париж даже в своих ближайших предместьях не могут сравниться с Флоренцией количеством окрестных домов и деревень, которое здесь очень велико; а что касается красоты домов и дворцов, то второго такого города нет. По этой дороге мы и добрались к обеду в
ПРАТО, десять миль, маленький городок, принадлежит сказанному герцогу. Он расположен на берегу Бизенцио, каковую реку мы пересекли по каменному городскому мосту. Нет другой такой области, которая среди прочего была бы так хорошо обеспечена столь полноценными мостами; а также вдоль этих дорог повсюду встречаешь большие тесаные камни, на которых написано, что каждая округа должна мостить дорогу и отвечать за нее. Там, в городском дворце, мы видели герб и имя пратского легата, который, говорят, здешний уроженец[634]. Над дверью этого дворца имеется большая, увенчанная короной статуя с державой в руке, у подножия которой имеется надпись: Rex Robertus[635]. Они говорят, что этот город был когда-то нашим: лилии тут повсюду; но город и сам по себе имеет в своем гербе золотые лилии на червленом поле. Дуомо тут красив и украшен множеством черно-белого мрамора[636].
Уехав отсюда, мы сделали еще один крюк, отклонившись от нашего пути на добрых четыре мили, чтобы съездить al Poggio[637], это вилла, которой они несказанно гордятся, она принадлежит герцогу и расположена на реке Омброне; а построена по тому же образцу, что и Пратолино. Просто чудо, как в столь малом объеме смогла поместиться сотня прекрасных комнат. Я там видел среди прочего большое количество очень красивых и бесценных тканей в кипах: они пестренькие, всего лишь очень тонкие, шерстяные и подбиты тафтой в четыре нити, того же цвета, что и ткань. Еще мы там видели кабинет герцога с перегонными кубами и его токарную мастерскую, потому что он – великий механик[638].
Оттуда через крайне плодородную область по очень прямой дороге, окаймленной деревьями, к которым привязаны виноградные лозы, что образует живые изгороди необычайной красоты, мы приехали к ужину в Пистойю.
ПИСТОЙЯ, четырнадцать миль. Большой город на берегу Омброне; улицы тут весьма широкие, вымощены, как во Флоренции, Прато, Лукке и в других местах[639], большими, весьма широкими каменными плитами. Забыл сказать, что из-за стола в залах Поджо видно Флоренцию, Прато и Пистойю; герцог тогда был в Пратолино. В сказанной Пистойе довольно мало народа, красивые церкви и много красивых домов. Я навел справки о продаже соломенных шляп, которые стоят по пятнадцать солей. Мне кажется, что во Франции они стоили бы столько же франков. Рядом с этим городом и на его земле был некогда разгромлен Катилина