В тот день мы поехали взглянуть на несколько загородных домов, принадлежащих луккским дворянам; они милы, приятны и красивы. Воды там много, но она какая-то ненастоящая, то есть не природная, не живая и не беспрерывная. Удивительно, как мало источников в этом столь гористом краю. Воду, которой тут пользуются, извлекают из ручьев, а ради красоты обрамляют ее в виде источников – водоемами, гротами и прочими прикрасами.
Вечером к ужину мы приехали в загородный дом г-на Лудовико вместе с г-ном Орацио, его сыном, который по-прежнему нас сопровождал[759]. Он очень хорошо принял нас на этой вилле и угостил прекрасным ужином в просторном и весьма прохладном портике, открытом со всех сторон. Затем уложил нас раздельно в хороших комнатах, с очень чистыми одеялами и белоснежным бельем, какое было у нас в Лукке, в доме его отца.
В понедельник рано утром мы уехали оттуда и, проделав путь, не слезая с седла, остановились в загородном доме епископа, который там оказался[760]. Мы были очень хорошо приняты его людьми и даже приглашены на обед, но поехали обедать в
БАНЬИ ДЕЛЛА ВИЛЛА, пятнадцать миль. Я был там всеми прекрасно встречен и бесконечно обласкан. Это и в самом деле походило на возвращение домой. Я опять вселился в ту же комнату, что снимал ранее[761] за двадцать скудо в месяц, по той же цене и на тех же условиях.
Во вторник, 15 августа, я пошел рано утром принимать ванну; оставался в купальне чуть меньше одного часа и обнаружил ее скорее холодной, чем горячей. Поэтому я мало пропотел. Я приехал в эту водолечебницу не только в хорошем здравии, но могу также сказать, что в любом случае был весьма бодрым. После приема ванны у меня вышла мутная моча; а вечером, после того как я походил некоторое время по гористым и трудным дорогам, она окрасилась кровью, а улегшись в постель, я почувствовал непонятное стеснение в почках.
16-го я продолжил принимать ванны, а чтобы остаться одному и подальше от других, выбрал женскую купальню, где я еще не был. Вода показалась мне слишком горячей, либо потому что она и в самом деле была такой, либо потому что я просто разогрелся скорее, поскольку мои поры уже раскрылись после принятой накануне ванны; тем не менее я оставался там более часа. Я средне пропотел; моча выглядела естественной, не было никакого песка. Но после обеда она опять помутнела и порыжела, а незадолго до захода солнца окрасилась кровью.
17-го я счел ту же воду более умеренной. Потел очень мало; моча была немного мутноватой, с небольшим количеством песка; ее цвет стал бледно-желтым.
18-го я провел еще два часа в той же купальне. И почувствовал в почках какую-то непонятную тяжесть, хотя мой желудок был свободен, как и требовалось. С первого же дня я ощущал скопление ветров в животе и бурчание, что, без сомнений, считаю особым действием этих вод, потому что, когда в первый раз принимал ванну, я заметил, причем чувствительно, что у меня таким же образом случились ветры.
19-го я пришел в купальню позже, чтобы дать время одной даме из Лукки принять ванну передо мной, потому что таково довольно разумное правило, которое здесь соблюдается: сначала этой купальней пользуются в свое удовольствие женщины; таким образом, я пробыл там два часа.
Несколько дней моя голова оставалась в хорошем состоянии; я редко чувствовал в ней тяжесть. Моча по-прежнему была мутной, но по-разному, и в ней обнаружилось много песка. Я заметил у себя непонятное движение в почках; и если я прав в своих умозаключениях, такова главная особенность этих вод. Они не только расширяют и открывают проходы и каналы, но еще проталкивают через них материю, рассеивают ее и уничтожают. У меня вышел песок, который казался другим веществом, нежели недавно искрошенные и размельченные камни.
Ночью я почувствовал с левой стороны начало довольно сильной и даже пронзительной колики, которая довольно долго промучила меня, но тем не менее обычного продолжения не наступило, поскольку боль не распространилась на низ живота, а кончилась таким образом, что мне даже показалось, не было ли это просто скоплением ветров.
20-го я пробыл в купальне два часа. В течение всего этого дня ветры причиняли мне очень неприятные ощущения в нижней части живота. Из меня по-прежнему выходила мутная моча, рыжая, густая, с небольшим количеством песка. Голова болела, и из-за живота я ходил больше, чем обычно.
Здесь не соблюдают праздников с такой же набожностью, как у нас, и даже в воскресенье здесь можно увидеть, как женщины делают большую часть своей работы после обеда.
21-го я продолжил принимать свои ванны, после которых у меня почки становились весьма болезненными, а моча обильной, мутной и по-прежнему с небольшим количеством песка. Я посчитал, что причиной этих болей были ветры, скопление которых я тогда ощущал в том числе и в почках, потому что они ощущались повсюду. Эта моча, такая мутная, заставляла меня предчувствовать приближение большого камня – я догадывался об этом слишком хорошо. Написав утром эту часть в своем дневнике, я сразу же после обеда почувствовал сильнейшую колику; а чтобы я лучше ее прочувствовал, к этому добавилась зубная боль в левой щеке, такая острая, какой я еще никогда не испытывал[762]. Не в силах выдержать столько мучений сразу, я через два-три часа слег в постель, а вскоре утихла боль и в моей щеке.
Тем не менее, поскольку боль продолжала раздирать мне внутренности, а ветры продолжали занимать одну за другой различные части моего тела то с одной, то с другой стороны, я почувствовал наконец, что это скорее ветры, нежели камни, и был вынужден попросить клистир. Он был поставлен мне тем же вечером, очень хорошо приготовленный: с оливковым маслом, с отваром ромашки и анисом, и все это было прописано аптекарем. Капитан Паулино самолично вкатил его мне с большой ловкостью; поскольку, как только он чувствовал, что ветры начинают препятствовать дальнейшему продвижению целебной смеси, он останавливался и тянул наконечник клистира на себя, потом снова продолжал потихоньку – и так до тех пор, пока я не принял все снадобье целиком и без отвращения. Ему не было нужды мне советовать, чтобы я держал его в себе сколько смогу, потому что меня не подпирало и не очень-то и хотелось. Так что я продержал его в себе до трех часов и лишь после этого сам решил выпустить наружу. Встав с постели, я с большим трудом съел немного марципана и запил четырьмя каплями вина. Потом вернулся в постель, и после легкого сна меня охватило желание сесть на стульчак, что я сделал четыре раза до рассвета, и во мне еще осталась некоторая часть промывания, которая не вышла.
На следующее утро мне изрядно полегчало, потому что слабительное выпустило из меня много ветров. Я очень устал, но не чувствовал никакой боли. Немного поел за обедом, но без всякого аппетита; попил, тоже не чувствуя вкуса, хотя очень хотелось пить. После обеда ко мне опять вернулась боль в левой щеке, и от обеда до ужина заставила очень мучиться. Поскольку я был весьма убежден, что ветры во мне скопились из-за ванн, я их оставил и проспал всю ночь довольно хорошо.
На следующий день я проснулся обессиленным и раздраженным, во рту было сухо и отдавало кислятиной. Дышалось с трудом, словно у меня жар. Я не чувствовал никакой боли, но моча у меня все еще была необычной, довольно мутной и с рыжим песком, хотя не в большом количестве.
Наконец, 24-го [августа] утром я стал выталкивать из себя камень, застрявший в канале. С этого момента и до обеда я не мочился, чтобы потом иметь к этому больше желания. И в конце концов безболезненно вытолкнул свой камень; крови тоже не было ни до, ни после извержения. Длиной и размером он напоминал только что завязавшееся яблоко или орешек пинии, но был толще с одной стороны, примерно с фасолину, и в точности повторял форму мужского детородного органа. Это было великое счастье, что я мог его извергнуть из себя. У меня никогда не выходило ничего сравнимого с этим по величине; и я мог только догадываться по качеству мочи, что должно было случиться. Посмотрим, каким будет продолжение.
Было бы лишком большой слабостью и малодушием с моей стороны, если бы, будучи уверен, что в любом случае погибну таким образом и что смерть с каждым мгновением приближается, я не сделал бы усилия, перед тем как это случится, чтобы смочь вытерпеть ее без труда, когда придет время. В конце концов, разум советует нам с радостью принимать благо, которое Богу угодно ниспослать нам. Однако единственное лекарство, единственное правило и единственное знание, пригодные, для того чтобы избежать всех зол, осаждающих человека со всех сторон и в любое время, какими бы они ни были, это решиться либо претерпеть их по-людски, либо пресечь мужественно и быстро[763].
25 августа моча вновь обрела свой привычный цвет и я вновь оказался в том же состоянии, что и раньше. Кроме этого, у меня как днем, так и ночью болела левая щека, но эта боль была преходящей, и я припоминаю, что она мне в свое время уже доставляла большие неприятности дома.
26-го утром я пробыл в купальне один час.
27-го после обеда меня стала жестоко мучить зубная боль, настолько сильная, что я послал за врачом. Доктор, все осмотрев и увидев, что боль вообще-то утихла в его присутствии, рассудил, что эта разновидность воспаления не имела телесности или весьма мало, но что это ветры, смешавшись с некоей жидкостью, поднялись из желудка мне в голову и причинили это недомогание; это показалось мне тем более правдоподобным, что я испытывал подобные боли и в других частях моего тела.
В понедельник, 28 августа, я отправился рано поутру пить воду из источника Бернабо и выпил ее семь фунтов четыре унции (фунт по двенадцати унций). Она усадила меня на стульчак, и я вернул чуть меньше половины перед обедом. У меня было чувство, что из-за этой воды мне в голову поднимаются пары, которые ее утяжеляют.