Путевые чудесные приключения барона Мюнхаузена — страница 10 из 12

На снегах ледовитого моря мы провели нисколько минут. Я еще хотел попробовать отыскать арктический путь, что с давних времен занимал мою мысль. Но увидев, что льды громоздились сплошными массами и от холода все сжималось и замирало, я оставил предприятие до другого случая. Между тем орлы, накормленные и напоенные досыта, благодаря старому запасу провизии, готовы были воротиться назад. И через нисколько часов мы были на той же башне, с которой понеслись в воздушное путешествие.

Навестив моих друзей, я рассказал им о своих похождениях. Изумление выражалось на каждом лице; они искренне поздравили меня со счастливым приездом; весь вечер был отдан самой приятной беседе и лестным похвалам моего мужества и отваги.


Глава XXIIСборы и приготовления Барона к путешествию по внутренней Африке


Все что я сказал прежде — это евангельская истина; и если б кто осмелился заподозрить меня во лжи, я готов драться с ним на каком угодно оружии. Да, я заставлю его раскаяться в дерзости и признать непогрешимость моего рассказа. Конечно, у меня есть ошибки в числах, в названии местностей, но общий тон повести — безукоризненная правда. Да ведь задача историка или путешественника не в подробностях — это мелочи, педантизм ученой спеси, — но в идее. Поэтому клянусь и исповедую, что в моем рассказе есть истина, но только на свой лад и другого характера.

Приехав в Англию осенью, — когда жители Лондона, не поглощенные лавками, биржей и пристанью, скучают больше ледовитых медведей, я стал приискивать себе дело, чтоб не застрелиться от зевоты. Дело явилось; у меня родилось желание побывать во внутренних частях Африки, и это желайте томило меня и день и ночь. В самом деле, где же можно сделать лучшие открытия, как не в стране песков и знойного бесплодия. С этой целью я стал добиваться содействия правительства, чтоб наследовать источник Нила, и если возможно покорить все области под экватором. Наперед я знал, что эта идея понравится лордам; они очень любят подбирать к своим рукам дикие народы и, под предлогом какой-то цивилизации, обдирают их, как липку. Это я заметил мимоходом. Дело в том, что мой план был принят и, кажется, был принят особенно потому, что когда я докладывал его королеве, она зевала от скуки, а за ней зевали и министры; вероятно, чтоб отвязаться от меня, они махнули рукой и приказали мне дать корабль, экипаж и сто тысяч фунтов стерлингов.

Но этого было мало; мне нужен был ученый товарищ, который бы говорил на всех Африканских языках. В Ирландской улице, в одном из захолустий Лондона, жил некто Гиларо Фростикос, граматик, лингвист и философ. Узнав от одной старой прачки о таком сокровище, я явился к нему, без всякой баронской церемонии. Ко мне вышел человек с всклокоченной бородой, немытый и нечесаный, по крайней мере со дня его свадьбы, — с толстым брюхом, признаком высокой души и нежнейшего сердца. На красных щеках, заплывших жиром, была заметна бурная страсть к чистому джину и крепкому пиву. В глазах у него было что-то восклицательное, как междометие. Раскланявшись, я объяснил ему причину моего визита. Лингвист и философ, не дождавшись моего предисловия, заговорил вдруг на пяти разных языках, из чего я понял только одно последнее слово. Я попросил его объясниться по-английски или по-немецки; оказалось, что он не говорил ни на одном чистом языке, а употреблял разную смесь диалектов. Впрочем затруднение было побеждено, и мы стали объясняться мимикой. Расхвалив мою идею, Фростикос начал доказывать всю трудность исполнения ее, все предстоящие опасности. Желая покончить дело разом, я намекнул, что на моем корабле будет бочка джину, — и убедил его совершенно. Он согласился ехать в качестве толмача и товарища.

На другой день пришел ко мне один молодой лорд, сын богатой и древней фамилии, известной особенно тем, что она не сделала нигде и никогда ничего хорошего. Он просили меня присоединить его к нашему обществу, на что я не имел никаких возражений. Он отправлялся искать золота и бриллиантов в окрестностях Томбукту и, начитавшись восточных сказок, мечтал о какой-то короне в царстве Моталамбута. Все же лучше, подумал я, в Африке, чем в доме сумасшедших. Подумав это, я просил юного лорда явиться на корабль. 3 июня мы вышли в море.


Глава XXIIIКораблекрушение у Гвинейского берега и наказание торгашей человеческим мясом.



До Гвинейского берега мы не встретили ничего замечательного; но миновав его, увидали высокий прозрачный холм, на открытом море. Солнце играло на его блестящей поверхности так ярко, что трудно было наблюдать явление. Оказалось, что это был громадный ледяной остров, тем больше удивительный, что он плыл в тропическом море. Мы решились избежать опасного столкновения с ним, но напрасно. В одиннадцать часов ночи подул свежий ветер, сделалось темно, и мы прямо наткнулись на снежную глыбу. Кораблекрушение было ужасное. Мачты, канаты, паруса, борта — все затрещало, лопалось и уничтожалось; экипаж пришел в отчаяние. Чтоб восстановить порядок, я приказал молчать и слушаться меня. В нисколько минут корабль наполовину был затоплен водой; ледяная масса, сорвавшись сверху, упала на палубу и перебила больше половины пассажиров. Нечего было терять время; я поднялся на вершину мачты и успел ввести корабль в самую середину льда. За мной последовал и остальной экипаж, и мы все спаслись от гибели, перебравшись на вершину острова.

Восход солнца открыл перед нами ужасную картину; корабль окружен был со всех сторон ледяными массами и представлял самое жалкое зрелище. Рассудив, что надо делать — мы решились перетащить с него всю провизию, оружие, лодки и все, что было необходимо для нашего путешествия. Теперь оставалось увести его домой, как это ни было трудно. Воспользовавшись попутным ветром, мы распустили на его вершине паруса, обратив в них все, что было можно, — плащи, одеяла, панталоны и даже рубашки. Ветер стоял благоприятный, и мы несколько недель шли в таком виде к южному мысу.

Недалеко от него мы повстречали флот негров, судя по их черной коже и дикому выражению лиц. Эти варвары успели отбить нисколько кораблей у европейцев в Гвинейском порту; познакомившись с удобствами образованной наций, они основали колонии на вновь открытых островах, близ южного полюса; здесь они завели плантации, какие только могли привиться в холодном климате. Так-как сами негры, дети жаркой страны, не могли привыкнуть к полярному холоду, то они задумали адский план — покупать христиан и заставлять их работать на себя. С этим намерением они воровали, брали в плен и покупали белых людей, жен и детей; нагружая корабли человеческим мясом, они продавали его плантаторам, а эти палачи обращали несчастных в вечное рабство. Волосы дыбом становятся, когда слушаешь, какие истязания и муки несут эти несчастные в руках алчных торгашей.

Узнав об этом, я решился наказать злодеев. Помимо открытой силы не было возможности уничтожить этот отвратительный торг человеческими костями и телом, потому что у негров был предрассудок, что белые люди не имеют души. Мы решились атаковать разбойников, и скоро нагнали их. Бой продолжался недолго; мы забросали их глыбами льда и снега, и спасли несчастных пленников, а тиранов их побросали в воду. Освобожденные плакали от радости, и мы были довольны тем, что могли возвратить их отечеству, утешить их жен и детей.



Глава XXIVОпасное прохождение Африканских пустынь и приход Барона в царство дикарей


Прибыв благополучно к мысу Доброй Надежды, я приказал немедленно снарядить караван и двинуться в сердце Африки. Голландское правительство, благодаря его гостеприимству, оказало нам всевозможную помощь в этой экспедиции, — предложило превосходного вина и вообще было очень обязательно. Подвигаясь к северу, мы видели по дороге плодоносные земли, богатую растительность; дикие племена, уже знакомые с европейцами, пропускали нас дружелюбно. Но все это изменилось, когда мы проникли в самый центр Африки.

Путешествуя по направленно компаса и звезд, мы с каждыми днем видели более пустынные степи, и по ночам принуждены были укрываться в пещерах от диких зверей. Однажды, между холмами мы услышали ужасный вой львов, который, подобно раскатам грома, раздавался по скалами. Казалось, что это место было общим свиданием этих диких животных; целый день мы шли с большой осторожностью, не отдаляясь от каравана далее пистолетного выстрела. Ночью мы раскидывали палатки и укрепляли их, подобно военному стану. Только что мы расположились спать, как кругом нас загремела оглушительная серенада, по крайней мере, тысячи львов; они оцепили наш лагерь со всех сторон и приближались мерным шагом. Скот наш трепетал от страха. Я приказал своим товарищам стать поди ружье и не стрелять впредь до моего приказания. Потом взяв доброе количество смолы, я посыпал ее сплошным слоем кругом лагеря, и по этому слою рассеял порох зигзагами. Между теми львы подходили ближе и ближе. Вероятно они чувствовали, что их ждет засада, и потому подвигались очень медленно. Едва они перешагнули, в одно время со всех сторон, за черту моего смоляного снаряда, и уткнули в него свои носы, обнюхивая, как кровь, взрывая лапами и свирепея, по мере приближения к добыче. В ту самую минуту, как они готовы были броситься на нас, я поджег порох; взрыв раздался, и испуганный животные, с обожженными мордами, с горящими гривами и хвостами, пустились бежать. Тогда я скомандовал общий залп и погоню; мы преследовали их по лесам около двух суток, истребив всех до одного. Затем, мы уж больше не слышали воя зверей; наш караван навел общий ужас на все четвероногое царство.

Наконец мы пришли на пределы безмерной пустыни, которая, как океан, расходилась на все стороны от нас. Ни дерева, ни былинки, не было видно; но все сливалось в беспредельную песчаную степь, подернутую золотой пылью и блестками перлов.

Перлы и золото были не нужны нам, потому что мы не надеялись скоро возвратиться в Англию. В стороне, на конце горизонта мы заметили что-то похожее на столб дыма; вооружившись телескопом, мы увидали, что это ураган, поднявший песчаную массу до самых облаков. Я тотчас же велел окопаться укреплением, что и было исполнено немедленно. Вслед за тем, над нами повеял вихорь; это был страшный поток песка; как морские волны, он разливался по степи; три дня продолжалось беспрерывное его течение и занесло нас совершенно. Духота была невыносимая; но заметив, что буря стихла, мы открыли отверстие на свет и выбрались из своей могилы очень скоро. Кругом лежала безжизнен