Пути философии Востока и Запада — страница 18 из 24

ТРАНСПЕРСОНАЛЬНЫЙ ОПЫТ: НЕЙРОФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ[277]

Глава 1. МОЗГ И ТРАНСПЕРСОНАЛЬНЫЙ ОПЫТ

Постановка проблемы

Религиоведение – наука, появившаяся сравнительно недавно. Эта дисциплина возникла лишь в начале XIX в. (т. н. «Вторая тюбингенская школа»). Первоначально религиоведение занималось сравнительным анализом различных религий. Но по мере развития других дисциплин (психология, психиатрия, психоанализ, социология, герменевтика и т. д.) возникали новые направления религиоведения – социология религии, психология религии, философия религии. Однако в связи с серьезным развитием естественных и точных наук, а также с возникновением новых наук (например, кибернетика,[278] синергетика,[279] психофармакология)[280] предпринимаются новые истолкования религиозного феномена с использованием последних научных моделей. Так, на Западе возникло целое научное направление, занимающееся исследованием религиозного опыта в связи с процессами, происходящими в теле человека, в особенности – связанными с сердечно-сосудистой системой и мозгом. Ученые, которые пытаются понять, как ведет себя нервная система во время глубоких религиозных переживаний, даже окрестили такое направление науки «нейротеологией».

В отечественном религиоведении практически не освещалась роль центральной нервной системы (ЦНС) в религиозном опыте, если, конечно, не считать тенденциозных материалистических толкований данного вопроса. Использование данных нейрологии (нейропсихологии, нейрофизиологии, нейробиологии и т. д.), этологии, психофармакологии,[281] электрофизиологии позволяет по-новому взглянуть на религиозные феномены, такие, например, как шаманские посвящения и способы вхождения в транс, мистерии и ритуалы перехода, йогические практики и другие психотехники.

Интересно было бы также выяснить и то, какое отношение к религиозному опыту[282] имеет человеческий мозг. Иными словами, существуют ли объективные[283] методы исследования субъективных переживаний? И что нам могут дать результаты таких объективных методов исследования для анализа религиозного опыта?

С одной стороны, несмотря на глубокие перемены в религиозной обстановке в нашей стране, в большинстве естественно-научных учебников, освещающих физиологию высшей нервной деятельности, продолжает доминировать материалистическая позиция. Само собой разумеющимся считается восприятие мозга как эпифеномена высокоорганизованной материи, то есть центральной нервной системы. С другой стороны, в философии, религиоведении и прочих гуманитарных науках материалистическая позиция в настоящее время считается в целом изжившей себя (заодно со старой советской системой). Религиоведение и нейрология в России продолжают жить как бы в параллельных мирах и в целом предпочитают не сталкиваться между собой. Хотя правды ради следует отметить, что нейронаука, со своей стороны, делает попытки изучения религиозных феноменов. Об этом, например, свидетельствуют эксперименты, проводимые в Институте мозга человека. Но, к сожалению, ученым, занимающимся точными и естественными науками, зачастую недостает знаний в области религиоведения, что порой приводит к примитивным и неверным толкованиям результатов, полученных ими в ходе экспериментов. Религиоведы же, не искушенные в премудростях нейрологии, в основном предпочитают игнорировать проблему «мозг – религиозный опыт».

Здесь как раз и предпринята попытка преодолеть дистанцию между гуманитарным и естественно-научным подходом в разрешении проблемы сознания и в особенности – сознания религиозного. Сама по себе тема функционирования мозга и его связи с сознанием на сегодня таит массу белых пятен. Человечество освоило практически все территории земного шара, но освоение территории головного мозга пока дело будущего. В настоящее время человек остается для себя самой большой загадкой. По преданию, изречение «познай самого себя» было начертано на фронтоне храма Аполлона в Дельфах и принадлежало Фалесу. Человек на протяжении своей сознательной истории неоднократно предпринимал попытки самоосвоения, стараясь определить себя в бытии или, напротив, разрушить эти пределы.

Конечно, мы можем изучать мозг лишь как некое физическое явление в ряду других физических явлений. С другой стороны, мы можем игнорировать роль мозга в процессе формирования нашего опыта, наших чувств и нашего мышления. Мы можем пускаться в пространные рассуждения о природе сущего, не обращая внимания на то, что сама речь, мышление и чувства тесно связаны с функционированием головного мозга.

Но если мы все же попытаемся интегрировать знания гуманитарных и естественных наук, сможем проанализировать имеющиеся у нас данные, возможно, многое откроется нам в другом свете. Поэтому следует стремиться наметить такой интегральный подход к целостному изучению человека в его наивысших, то есть религиозных, состояниях и разобраться, какое отношение имеет к этому совершеннейшее из известных нам творений Природы – человеческий мозг. Такой подход в изучении религиозного феномена с привлечением достижений нейрологии можно назвать нейрологией или нейропсихологией религии.

Краткий обзор традиционных европейских представлений о связи души и мозга

С древнейших времен душу связывали с различными «материальными носителями». Например, у греков словом «френ» обозначали грудобрюшную перегородку, диафрагму, но вместе с тем и дух, душу, ум. Скорее всего, причиной тому было наблюдение, что с прекращением дыхания из тела уходит и жизнь (следовательно, душа связывалась с частью тела, от которой зависело дыхание). Вполне понятным было также «одушевление» жизненно важных органов. Китайцы связывали с сознанием сердце.[284] А вот Алкмеон из Кротона, близкий к пифагорейцам, основатель Кротонской медицинской школы, считал что «все ощущения соединяются некоторым образом в мозгу»; для него «мозг – переводчик разума». Мозг и психическую активность связывал между собой и Гиппократ. С помощью мозга, считал он, мы думаем, видим, слышим, отличаем уродливое от прекрасного, плохое от хорошего, приятное от неприятного. В отношении же сознания, полагал он, мозг является передатчиком. По представлениям Гиппократа, пневма, содержащаяся в воздухе, извлекается из него легкими; одна часть пневмы поступает прямо в мозг, другая направляется в живот и легкие, а из легких добирается до сердца. Мозгу Гиппократ отводил роль железы, удаляющей из организма избыток жидкости (что «очевидно», например, при насморке).

О том, какую роль в отношении мышления и сознания играет мозг, задумывался и Платон. «Чем мы мыслим – кровью, воздухом или огнем? Или же ни тем, ни другим и ни третьим, а это наш мозг вызывает чувство слуха, и зрения, и обоняния, а из них возникают память и представление, а из памяти и представления, когда они приобретут устойчивость, возникает знание?» – устами Сократа размышляет Платон.[285]

Аристотель не захотел помещать душу в мозг, считая его влажным, холодным, бескровным и нечувствительным телом, и смеялся над теми философами, которые считали мозг центром ощущений. По его представлениям, мозг – лишь холодильник для слишком жаркого сердца. А сердце и есть седалище души, откуда последняя осуществляет управление телом.

Герофил, ученый и личный врач Птолемея II, снова «вернул» душу в мозг и даже указал ее точное местоположение – четвертый желудочек. Он первым обратил внимание на связь мозга с периферическими нервами. Последователь Герофила Эразистрат первым понял связь извилин поверхности больших полушарий мозга с умственными способностями животных и человека.

Клавдий Гален, предопределивший представления в области анатомии и физиологии на несколько столетий вперед, считал, что душа человека – это часть мировой души, первичной пневмы, которая вдыхается с воздухом и попадает в сердце. Там в пламени сердечного жара первичная пневма превращается в жизненную пневму, отвечающую за единство всего организма. Попав с кровью в печень, жизненная пневма становится физической. В мозге же жизненная пневма превращается в психическую. Из мозга высшая психическая пневма поступает во все органы, осуществляя управление произвольными процессами и обеспечивая перенос ощущений в обратном направлении.

Но, увы, догматизм, предрассудки, нетерпимость к иным точкам зрения надолго остановили развитие науки в средневековой Европе. Лишь ученые эпохи Возрождения сумели преодолеть многие взгляды Средневековья. Однако вместе с тем представления о мозге практически не претерпели существенных изменений. Например, Андрей Везалий, обнаруживший 200 мест, где мнения Галена расходились с действительностью, полагал, что жизненный дух находится в желудочках мозга и, смешиваясь с воздухом, превращается в душу – «животный дух».

Даже в XVIII в. ученые рассуждали о мозге как о железе, вырабатывающей особый «драгоценный флюид», или «нервный сок». Продолжался активный поиск места, где обитает душа. Декарт, например, помещал душу в шишковидную железу (особый вырост между большими полушариями практически в центре мозга). Другие ученые и мыслители находили место для души в полосатом и мозолистом теле мозга, в белом веществе больших полушарий и т. д. Со временем разные аспекты психики стали отождествлять с различными зонами мозга. Так, немецкий анатом И. X. Майер предполагал, что кора головного мозга заведует памятью, белое вещество полушарий – воображением и суждениями, а в базальных областях мозга находится воля и осуществляется связь новых восприятий с предшествующим опытом. Координацию совместной деятельности различных областей мозга, считал Майер, осуществляют мозолистое тело и мозжечок.

А вот австрийский врач и анатом Франц Иосиф Галль (1758–1828) считал, что специфическая психическая активность влечет за собой соответствующие морфологические изменения: психическая активность увеличивает мозговые шишки, а те, в свою очередь, вызывают особые выпуклости черепа. Науку, изучающую воздействие души на форму черепа и «мозговые шишки», назвали френологией, что буквально означало – «наука о душе». Галль и его последователи выделили 37 психических способностей и соответствующее количество шишек. В числе этих шишек были такие, как зрительная и слуховая память, ориентация в пространстве, чувство времени и инстинкт продолжения рода, были шишки смелости, честолюбия, остроумия, скрытности, осторожности, самооценки, утонченности, надежды, любознательности, самолюбия, независимости, исполнительности, агрессивности, верности, податливости воспитанию, любви к жизни и даже любви к животным. Несмотря на то что сегодня подобные представления могут вызвать смех, для своего времени Галль сделал серьезный шаг в вопросе о локализации сенсорных (чувствительных) и моторных (двигательных) зон мозга.

Французский физиолог и врач М. Флуранс, осуществивший ряд выдающихся открытий во время экспериментов на голубях и курах, при этом считал «резиденцией» души, или «управляющего духа», серое вещество поверхности полушарий.

Решающую роль в сближении психологии и естествознания сыграл выдающийся немецкий ученый – физиолог, психолог, врач, философ и языковед Вильгельм Вундт (1832–1920). Ученик физиолога И. Мюллера (1801–1858), Вундт сформулировал основной психофизический закон, устанавливающий четкую количественную зависимость между параметрами раздражителя и интенсивностью ощущений человека. Кстати, в числе первых, кто прошел стажировку у Вундта, был блестящий российский нейрофизиолог, нейроанатом, психиатр, невропатолог и основоположник отечественной психологии В. М. Бехтерев (1857–1927).

Первыми учеными, которые попытались объяснить все функции мозга на основе законов химии и физики, были ученики знаменитого И. Мюллера – Эмиль Дю Буа-Реймон (1818–1896) и Г. Гельмгольц (1821–1894), Они поклялись изучать физиологию с позиций физики и химии и скрепили эту клятву кровью. Однако оба ученых столкнулись с непреодолимыми трудностями. Г. Гельмгольц, развивая философские позиции Мюллера, отрицал соответствие наших ощущений реально существующей действительности («теория символов»). А Эмиль Дю Буа-Реймон в конце жизни утверждал, что у познания имеются пределы. К непознаваемым явлениям он относил и психические. Ему принадлежит знаменитое высказывание – «Ignoramus et ignorabimus» («He знаем и не узнаем»).

Среди выпускников западных лабораторий был и «отец русской физиологии» И. М. Сеченов (1829–1905). После написания статьи «Попытка ввести физиологические основы в психические процессы», в которой высказывалась мысль о рефлекторной природе психических явлений, против ученого было возбуждено уголовное дело. Такие идеи были несовместимы с религиозно-моральными принципами того времени. В итоге лишь в узковедомственном медицинском издании была опубликована статья Сеченова «Рефлексы головного мозга».

Но в конце концов, как пишет Б. Ф. Сергеев, «ученые конца XVIII – начала XIX в. подорвали веру в существование непознаваемой души и поставили на очередь вопрос об изучении деятельности мозга, который уже нельзя было рассматривать как седалище нашей психики, каким его до того считали, – он получил статус творца».[286]

Сознание все чаще стало рассматриваться как продукт высокоорганизованной материи, то есть центральной нервной системы, как эпифеномен физиологических процессов в головном мозге.

Каждая эпоха имеет свои метафоры и аналогии. Если во времена Галена главным достижением времени были водопровод и канализация, то Гален и полагал, что мозг функционирует как система каналов и его основная функция выполняется не веществом, а заполненными жидкостью полостями, известными в настоящее время как система мозговых желудочков, наполненных церебральной жидкостью. Гален считал, что все физические функции тела, состояние здоровья и болезни зависят от распределения четырех жидкостей организма – крови, флегмы (слизи), черной желчи и желтой желчи. Каждая из них выполняет свою функцию: кровь поддерживает жизненный дух животного, флегма вызывает вялость, черная желчь – причина меланхолии, а желтая – гнева.

XVII в. принес новую научную метафору – часовой механизм и оптический прибор. Новые открытия связывались с механистической моделью Вселенной. Эта модель стала в то время господствующей. Она основывалась на работах Исаака Ньютона и Рене Декарта и получила название ньютоно-картезианской механистической модели. Отсюда и анализ мозга по аналогии с хорошо отлаженным механизмом. Надо сказать, что эта аналогия дала и прогрессивные плоды. Так, в начале XVII в. немецкий астроном Иоганн Кеплер пришел к мысли, что глаз работает как обычный оптический прибор. А некоторое время спустя английский анатом Томас Уиллис (Виллизий) открыл, что слух основан на преобразовании звука, распространяющегося в воздухе, колебания которого активизируют специальные рецепторы улитки уха.

Открытие электричества и свойств газов влекло за собой новые аналогии. Возникла теория «баллонистов». Согласно этой теории, нервы представляют собой полые трубки, по которым проходят потоки газов, возбуждающих мышцы, и теория «электрических флюидов», породившая в среде обывателей немало мифов о том, что электричество может оживить мертвеца.

Механистическая модель деятельности высшей нервной системы и связанных с ней психических процессов надолго закрепилась в умах ученых. Джон Б. Уотсон, основоположник бихевиоризма (от англ. behavior – «поведение»), вообще пришел к отрицанию существования сознания, решив, что всякое поведение, по сути, – реакция на внешнюю среду. «Психология, – говорил он, – какой ее видят бихевиористы, представляет собой объективную отрасль естественных наук. Ее теоретической целью является предвидение и контроль поведения. Интроспекция не относится к ее основным методам… Бихевиористы в своем стремлении к поиску единой схемы реакции животных не видят ни одной линии, разделяющей человека и животное».[287]

Работы Ивана Павлова (1849–1936), в которых он употреблял понятия «физиология высшей нервной деятельности» и «психическая активность» как синонимы, а также концепция Б. Ф. Скикнера (1904–1990), вовсе отбросившего концепцию «личности» (личность наряду с эмоциями и интеллектом он считал лишь суммой поведенческих моделей),[288] длительное время определяли научные взгляды на мозг, душу и сознание.

Лишь гений Альберта Эйнштейна сумел «перешагнуть» ньютоно-картезианскую систему, сформулировав теорию относительности и заложив основы квантовой теории. Революционные открытия Альберта Эйнштейна, Нильса Бора, Эрвина Шредингера, Вернера Гейзенберга, Роберта Оппенгеймера к Давида Бома внесли огромный вклад в примирение научного мышления и мистицизма.[289] Квантово-релятивистская физика, теория систем и информации, кибернетика, нейропсихология, нейробиология и психофармакология внесли неоценимый вклад в новое понимание принципов работы мозга.

Важнейший вклад в переоценку роли мозга в процессе психической деятельности человека, в особенности в таких важнейших аспектах, как религиозные переживания, внесла трансперсональная психология.[290] Достаточно упомянуть знаменитый труд Станислава Грофа «За пределами мозга», в котором весьма убедительно опровергается статус мозга в качестве единственного творца сознания. В ряде многочисленных сессий LSD-терапии Гроф выяснил, что память человека содержала не только «биографический» опыт (который начинается в раннем детстве), но также пренатальный (дородовый) и перинатальный (околородовый) опыт. Это было сенсационным открытием, так как опровергало имевшиеся к этому времени данные о нейрофизиологическом и ментальном функционировании плода. Согласно данным нейрофизиологии, формирование памяти становится возможным лишь после миелинизации нервных волокон, что делает возможным распространение нервного импульса. Поскольку миелинизация оболочки церебральных нейронов у новорожденного еще не закончена, делался вывод о невозможности записи в памяти ребенка опыта до и в момент рождения.

В действительности же оказалось, что человек может заново испытать достаточно конкретные эпизоды жизни плода и эмбриона; человек даже может оказаться на уровне клеточного сознания и пережить процесс оплодотворения яйцеклетки сперматозоидом. Можно заново пережить эпизоды из жизни своих биологических предков и встретить архетипические образы коллективного бессознательного (содержание коллективного, расового банка памяти в юнговском смысле). Порой люди рассказывают о явственном переживании своих прошлых воплощений. Отмечались случаи, когда люди отождествляли себя с животными и даже с простейшими одноклеточными тех далеких времен, когда на земле зародилась жизнь. В других случаях люди отождествляли себя с сознанием групп людей, всего человечества, всей биологической жизни в целом. Иногда на сессиях LSD сообщалось о переживании сознания всей планеты и всей материальной Вселенной. Нередко люди испытывали единение, общение с Богом или переживали растворение в Абсолюте.

Перинатальный (околородовый) опыт был классифицирован С. Грофом по четырем категориям. Эти категории соответствовали четырем клиническим стадиям биологического рождения:

• пребывание во внутриматочном состоянии;

• период маточных спазм, когда шейка матки еще закрыта и выхода нет;

• период родовых схваток, когда шейка матки открыта и уже началось движение плода по родовому каналу;

• и наконец, этап появления ребенка на свет.

Со всеми этими этапами связаны характерные переживания и видения. Гроф описал эти четыре типа переживаний как базовые перинатальные матрицы (БПМ). Важно отметить, что эти четыре типа БПМ так или иначе связаны со всей совокупностью переживаний человека (на всех уровнях психики), будь то переживания, которые могут относиться к прошлым жизням-смертям или к переживаниям текущей жизни. Весь такой опыт (с сопутствующими ему фантазиями) распределяется в группы, или системы конденсированного опыта (СКО) на основании схожих эмоциональных или соматических переживаний. Таким образом, определенные переживания в текущей жизни могли приводить на LSD-сеансе к похожим перинатальным переживаниям, а эти перинатальные переживания, ассоциированные с определенной группой переживаний в прошлых жизнях, могли вызывать опыт более глубоких пластов психики. Например, человек, воспроизводивший случай, связанный с опасностью для его биологического существования, неожиданно мог «провалиться» в переживание ребенка в момент родов, а оттуда прямиком отправлялся в инцидент из своей прошлой жизни.

Причем отметим, что зачастую рассказы о разных обстоятельствах прошлых жизней подтверждались реальным фактическим материалом.[291]

Современная метафора мозга – компьютер

В настоящее время, наверное, самая распространенная модель и научная метафора мозга – компьютер.

Известно, что для работы компьютера необходимы две составляющие – аппаратное обеспечение (процессор, монитор, клавиатура, дисководы и т. д.) и программное обеспечение (то есть собственно программы). В целом же аппаратное обеспечение – это материальная форма, целесообразно организованная материя, а в биологическом аспекте – структура тела: органы восприятия, исполнительные органы и мозг. Структура тела является условием программного обеспечения. А программное обеспечение в этом контексте – условные и безусловные рефлексы, поведенческие комплексы, позволяющие реализовать биологические цели, то есть выживание. Та или иная программа может быть запущена только при наличии адекватного аппаратного обеспечения. Например, членораздельная речь возможна лишь при наличии соответствующего голосового аппарата, полет – при наличии крыльев, а рассудочное мышление – при соответствующем строении мозга. Словом, «рожденный ползать летать не может». Однако наш мозг, то есть мозг человека разумного, имеет огромный потенциал для «продвинутых» программ. Как отмечают многие исследователи, мы вполне можем расширить сферу использования данного нам мозга.

Такая модель позволяет наглядно увидеть связь между материальным носителем (нервной системой) и идеальными основаниями (программами биокомпьютера) психической деятельности человека.

В 1966–1967 гг. ученый-нейрофизиолог Джон Лилли написал книгу «Программирование и метапрограммирование человеческого биокомпьютера», в которой он совместил свои исследования нейрофизиологии коры головного мозга с идеями проектирования компьютеров.

Программа – это, по определению доктора Лилли, набор внутренне совместимых инструкций по обработке сигналов, формированию информации, запоминанию тех и других, подготовке сообщений; требует использования логических процессов, процессов выборки и адреса хранения; все случающееся в биокомпьютере, мозге. Первоначально Джон Лилли считал, что все люди, достигшие взрослого состояния, являются запрограммированными биокомпьютерами. Такова человеческая природа, и этого нельзя изменить. Все мы способны программировать себя и других.

Некоторые из программ были унаследованы нами от наших животных предков – простейших одноклеточных, губок, кораллов, червей, рептилий и т. д. В базовых формах жизни программы передавались через генетические коды. Такие программы Джон Лилли назвал встроенными. Паттерны функций типа стимул-реакция определялись необходимостью приспособления к изменениям среды, чтобы выжить и передать генетический код потомкам. По мере увеличения размеров и сложности нервной системы возникли новые уровни программирования, не всегда непосредственно связанные с целями выживания. Встроенные программы лежат в основании этих новых уровней и находятся под контролем более высокого порядка.

Помимо программ разной степени сложности биокомпьютер человека оснащен также и метапрограммами, которые являются набором инструкций, описаний и средств контроля программ. По мнению доктора Лилли, кора головного мозга возникла как расширение старого компьютера и стала новым компьютером, взявшим под контроль структурно более низкие уровни нервной системы, более низкие встроенные программы. Вместе с тем появилась возможность обучения, а с ней и способность быстрее адаптироваться к окружающей среде. А позже, когда кора головного мозга за несколько миллионов лет достигла критической величины, возникла новая способность – способность самообучения или способность обучаться обучению.

Когда вы обучаетесь обучению, вам приходится создавать модели. Для этого нужно использовать символы, аналогии, метафоры и т. п., что, в свою очередь, приводит к появлению языка, мифологии, религии, философии, математики, искусства, политики, бизнеса и т. д. Но это все возможно лишь при критическом размере мозга, а точнее, его коры.

Чтобы избежать необходимости всякий раз повторять – «обучаться обучению», «символы», «метафоры», «аналогии», «модели», я обозначил лежащую в основе этих понятий идею как метапрограммирование. Метапрограммирование возникает при критическом размере коры – церебральный компьютер должен обладать достаточным числом взаимосвязанных элементов определенного качества, чтобы стало возможным осуществлять метапрограммирование.

Метапрограммирование является операцией, в которой центральная система управляет сотнями тысяч программ, работающих параллельно и последовательно.

«Я» человека, по Лилли, представляет собой контролирующий центр, управляющий тысячами метапрограмм. Большинство людей имеет множество таких контролирующих центров, которые часто конфликтуют друг с другом. Поэтому одна из целей саморазвития, считал Лилли, – обнаружение таких конфликтующих «я» и подчинение их одному-единственному администратору.

Вполне логично напрашивается дальнейшая экстраполяция этой модели на весь Универсум. Если метапрограммами управляет некая контролирующая программа, а совокупность таких контролирующих программ подчиняется еще одной надпрограмме и т. д., то в конце концов все программы подчиняются единой суперпрограмме – универсальному Сверх-Я, то есть Богу. Такой подход, как мы видим, вновь возвращает нас к воззрениям Аристотеля, согласно которому Бог – форма форм, абсолютная идея. В дальнейшем эту идею в различных модификациях мы встречаем в философии неоплатонизма, спинозизма, шелингианства и гегельянства. В понимании же доктора Лилли Абсолют мог быть гипотетической программой программ.

Надо сказать, что такое понимание Универсума было вполне логичным в модели Лилли, но все же такое схематическое, «формальное» видение мира тяготило ученого. Поэтому он постоянно искал альтернативу научному концептуальному мировоззрению. И в конечном итоге благодаря йоге Патанджали, а потом с помощью чилийского мистика Оскра Ичазо доктор Лилли пришел к выводу, что для достижения единения с Абсолютом необходимо отбросить как «программирующего», так и «программу». Вот что он пишет о своем новом понимании:

«Новая, более тотальная медитация проходила следующим образом: «Мой мозг – гигантский биокомпьютер. Я сам – метапрограммист в этом биокомпьютере. Мозг расположен в теле. Ум – средство программирования в биокомпьютере». Это основные положения, использованные в «Человеческом биокомпьютере». Ключом к медитации было: «Кто я?», ответ: «Я не есть мое тело, я не есть мой мозг, я – не мой ум, я – не мое мнение». Позднее это было расширено до более действенной, несущей энергию медитации из пяти частей: «Я не биокомпьютер. Я не программист, я не программирование, я не программированное, я не программа». Когда медитация прогрессировала до последнего пункта, я неожиданно оказался способным разорвать связи с биокомпьютером, с программистом, с программированием, с запрограммированным, и вспять, в стороне – в стороне от ума, мозга, тела – наблюдать, как они работают и существуют отдельно от меня. Таким образом для меня Патанджали был расширен и переведен в более современную терминологию. Старый «наблюдатель» был частью программиста, «старое наблюдение» было одной программой из серии программ. Существовало некоторое частичное совпадение между концепциями, но новая концепция была значительно шире старой».[292]

Отметим, что эти слова принадлежали доктору медицины с огромным стажем научной работы.

Итак, если «духовное» отрицается или выносится за скобки, это ведет к низведению Абсолюта до гигантского суперробота, сверхсистемы, в которой человек играет роль микроскопического бездушного элемента. Вместе с тем если мы будем ясно различать «духовное» и «идеальное», тогда рабочая гипотеза, в которой моделью мозга служит компьютер, может принести нам множество полезных открытий, применимых на практике, Знание принципа работы мозга позволяет оказывать сознательное воздействие на него с целью просмотра данных, содержащихся в «банке данных», то есть в памяти; помогает понять механизмы программирования и метапрограммирования, Например, внедренные в детстве автоматические метапрограммы, осуществленное извне насильственное метапрограммирование (когда программы осознанно или нет закладываются в момент шока (об этом см. ниже)) во взрослом состоянии продолжают функционировать ниже уровня сознания. Такие программы из области бессознательного могут контролировать сознательно заложенные программы и принуждать к поступкам, противоречащим этим сознательным программам, вызывал различные психические конфликты. С помощью ряда психотехник можно переводить бессознательные содержания в область сознания, а потом решать их дальнейшую «судьбу» (будут ли они стерты или интегрированы в общую метапрограмму). Более того, знание механизмов работы биокомпьютера может иметь непосредственное отношение к актуализации глубоких религиозных переживаний (о чем будет сказано ниже).

О том, что компьютерная концепция мозга может служить хорошей рабочей моделью для практического применения, свидетельствуют, к примеру, успехи нового направления в психологии, именуемого нейролингвистическим программированием (НЛП). Идея НЛП зародилась в начале 1970-х гг. прежде всего благодаря усилиям лингвиста Джона Гриндера и математика, психотерапевта и специалиста в области компьютеров Ричарда Бэндлера, которые изучали методы эффективного изменения поведения человека. В настоящее время методы НЛП применяются в бизнесе, государственном управлении, спорте и т. д.

Но в любом случае, используя компьютерные аналогии, мы всегда должны помнить, что биокомпьютер и «оператор» этого биокомпьютера не тождественны друг другу.

Отфильтрованная реальность

Каков обычный режим деятельности головного мозга? В целом главная задача мозга – удерживать сознание на «волне» пространства-времени подобно радиоприемнику или телевизору, который настраивается на отдельную полосу частот спектра электромагнитных волн. Агрегат «мозг – органы восприятия» отсеивает «лишние» волны, пропуская лишь часть гипотетической, неотфильтрованной энергии. Наш глаз передает в мозг менее одной триллионной доли информации, достигающей его поверхности. Существует также большая разница между сенсорными данными, попадающими в наше глазное яблоко, и теми данными, которые конструируются мозгом как «реальность».

Известно, что анализаторы (системы, обеспечивающие восприятие) у человека не охватывают всего спектра волн, фиксируемых приборами. У человека также отсутствуют рецепторы (преобразователи специфической энергии в неспецифический процесс нервного возбуждения), которые есть у представителей животного мира. Например, летучие мыши и дельфины способны к рецепции ультразвука, некоторые насекомые и пресмыкающиеся – к рецепции инфракрасного излучения, многие животные способны к рецепции инфразвука, птицы и рыбы способны воспринимать магнитные силовые линии и т. д. Но с другой стороны, по крайней мере до недавнего времени, в распоряжении человека было столько анализаторов, сколько было необходимо для восприятия биологически значимых сигналов.[293]

Далее отфильтрованная органами чувств энергия подвергается в мозге обработке соответствующими биопрограммами. Все биопрограммы нормального мозга нацелены на одну-единственную «космическую» цель – выживание, то есть сохранение собственного вида, формы за счет:

• размножения, поглощения других форм и извлечения из них биоэнергии для поддержания своей формы;

• адаптации к условиям среды обитания, которая стимулирует все большее усложнение форм жизни.

Такой отфильтрованный мир и представляет то, что мы можем назвать «согласованной реальностью». Эту же мысль подтверждает и Роберт Орнштейн в своей классической работе «Психология сознания»:

Сознание индивида ориентировано вовне. Мне кажется, что основной целью, для которой оно развивалось, было гарантирование индивиду биологической сохранности… Из массы достигающей нас информации мы прежде всего выбираем ту, которая соответствует сенсорной модальности нашего сознания. Это происходит посредством многоуровневого процесса фильтрации, который в первую очередь отбирает раздражители, необходимые для нашего выживания. Затем из данных, которые прошли процесс фильтрации, мы можем конструировать стабильное сознание.[294]

То, что мы в нашей обычной, будничной реальности имеем дело именно с конструкциями нашего мозга, подтверждают исследования выдающегося нейрохирурга и нейролога из Йельского университета Карла Прибрама. Прибрам за несколько десятилетий экспериментальной работы в области нейрохирургии и электрофизиологии завоевал репутацию ведущего исследователя мозга. Имея богатый опыт операций на человеческом мозге, Прибрам провел также огромное количество экспериментов на обезьянах. В ходе исследований Прибрам пришел к выводу, что информация, прежде чем достичь зрительного центра коры головного мозга, уже подвергается радикальной модификации. Входящая информация в определенной степени «противоречит» той информации, которая содержится в памяти, отчего создается своеобразный «голографический образ» воспринимаемого мира. Поэтому мы видим не столько то, что происходит непосредственно в «данный момент» (отметим, что само существование «данного момента» в свете данных нейробиологии кажется весьма относительным), сколько ассоциированный комплекс этого «момента» с данными нашего прошлого опыта, включая наши ожидания, переживания и т. д.

Выдающийся физик Дэвид Бом, коллега Эйнштейна и автор классических работ по теории относительности и квантовой механики, считал, что Вселенная на фундаментальном уровне является «однородной целостностью», «тем-что-есть», экзистенцией, или «свернутым порядком». Все феномены в пространстве-времени представляют собой лишь некое проявление, «разворачивание» этого «свернутого порядка». Мы же, имея дело с «развернутым порядком», упускаем из виду, что имеем дело с однородной целостностью, а не с дискретными явлениями. Оттого мы и выдаем узкий аспект проявленной Вселенной за Вселенную «как она есть на самом деле».

Карл Прибрам, на взгляды которого повлияла концепция Бома, отмечает: «Значение холономной реальности состоит в том, что она создает то, что Дэвид Бом называет «свернутым», или «скрытым», порядком, который… одновременно является всеобщим порядком. Все содержится во всем и распространено по всей системе. Посредством наших органов чувств и телескопов – линз вообще – мы открываем, разворачиваем этот свернутый порядок. Наши телескопы и микроскопы даже называются «объективами». Так мы и познаем суть вещей: с помощью линз в наших органах чувств делаем из них объекты. Не только глаза, но также кожа и уши являются структурами, состоящими из линз. Дэвиду Бому мы обязаны пониманием того, что во Вселенной существует некий скрытый порядок, который является внепространственным и вневременным в том смысле, что пространство и время находятся в нем в свернутом виде. Сейчас мы можем утверждать, что мозг также функционирует в холономной сфере… Однако этот холономный порядок не является пустотой; это наполненное и текучее пространство. Открытие этих свойств холономного порядка в физике и в области исследований мозга заинтересовало мистиков и ученых, знакомых с эзотерическими традициями Востока и Запада, и заставило задаться вопросом: не это ли было содержанием всего нашего опыта?»[295]

Прибрам также провел интересный эксперимент с использованием «белого хаоса» на телеэкране. Этот хаос представлял собой всевозможные формы точек. Оказалось, что клетки мозга реагируют на поле этих точек и «накладывают» на них определенные структуры, таким образом внося порядок в хаос. «Мы все время конструируем собственную реальность из массы того, что, как правило, кажется хаосом. Однако этот хаос имеет свою структуру: наши уши подобны радиоприемникам, а глаза – телеприемникам, которые выбирают соответствующие программы. Имея другие системы настройки, мы могли бы принимать другие программы».[296] В другом месте Прибрам развивает мысль о мозге-приемнике: «Волны являются колебаниями, и все свидетельствует о том, что отдельные клетки в коре головного мозга считывают частоту волн в определенном диапазоне. Так же, как струны музыкального инструмента дают резонанс в определенном пределе частот, так резонируют и клетки коры головного мозга».[297]

Импринтирование. Энграммы. Программы мозга

Импринтинг

Явление импринтинга впервые было описано О. Хейнротом и К. Лоренцем. Импринты (от англ. imprint; букв, «запечатлевать», «оставлять след») – это структуры мозга, которые определяют характер восприятия, расшифровки и реакции в отношении стимулов окружающей среды. Их включение обусловлено врожденными генетическими программами. Эти практически неизгладимые «впечатления» закладываются в моменты так называемой импринтной уязвимости. Импринтинг происходит в конкретные отрезки жизни, то есть строго лимитирован по времени. В такие периоды мозг становится особенно восприимчив к специфическим сигналам, ключевым стимулам окружающей среды. В дальнейшем запечатленные образы играют ведущую роль в специфических поведенческих реакциях животного (включая человека). Импринтирование, в отличие от кондиционирования (обуславливания, научения),[298] не требует многократного стимулирования мозга для запоминания «образца поведения», «биопрограммы». Если в период импринтной уязвимости не поступает ключевого стимула, то соответствующая биопрограмма не запускается либо запускается искаженно или не полностью. Считается, что

«…запечатлен может быть почти любой предмет, как бы он не отличался от самого животного. Лоренц приводит в качестве примера случай, когда попугайчик запечатлел целлулоидный шарик для пинг-понга. Попугайчик воспринимал его как полового партнера и ласкал шарик, как будто это была голова самки. У других птиц диапазон возможностей запечатления не столь широк. Так, воронята не будут добровольно следовать за человеком, поскольку у него отсутствуют некоторые специфические черты, свойственные взрослым воронам, – способность летать и черная окраска; возможно, здесь важна и иная форма тела. Фабрициус, работавший с различными видами уток, обнаружил, что в первые часы жизни ни характер движения, ни размеры, ни форма не являются определяющими. Более того, это же можно сказать и о кряканье, которому Лоренц придавал особое значение; тот же результат дают самые разнообразные короткие звуки, следующие один за другим. В первые часы жизни утята реагируют на самые грубые и простые раздражители, но в последующие часы реакция в значительной степени специализируется и утенок фиксирует характерные признаки повстречавшегося первым предмета. Чувствительность ограничивается какими-нибудь несколькими часами…»[299]

В некоторых случаях импринтирование одних программ запускает и другие программы. Например, у гусят и утят импринтинг запускает одновременно механизм:

a. за кем надо следовать, чтобы быть под защитой, чтобы научиться правильным технологиям выживания;

b. с представителем какого вида надо спариваться после полового созревания.

Когда вместо матери импринтируется другой предмет (мяч, механическая игрушка, что угодно, включая и самого экспериментатора), последний также становится объектом полового влечения. Такая закономерность прослеживается не только на птицах, но и на млекопитающих.[300]

В ряде экспериментов было установлено, что импринтинг тесно связан с увеличением белкового синтеза. В опытах с цыплятами Стивен Роуз и его коллеги устранили все возможные посторонние влияния. Синтез белка в мозгу цыпленка увеличивается в первые два часа после воздействия стимула. Исследователи перерезал у цыпленка нервные пути, которые служили для передачи зрительной информации из одного полушария в другое, и закрывали один глаз цыпленка. В итоге в той половине мозга, которая была связана с открытым глазом, белковый синтез был выше, чем в половине мозга, связанной с закрытым глазом. Возможно, что в процессе запоминания синтезируемые белки транспортируются к синапсу[301] и изменяют его структуру.[302]


Энграмма

Помимо изменений в синаптической структуре в процессе «оформления» сознания важную роль играет модификация мозговой ткани. Этот процесс связан со стойким запечатлением в долговременной памяти так называемых энграмм. Буквально в переводе с греческого это слово переводится как «внутренняя запись». Таким термином в древности пользовались для обозначения восковой дощечки, на которую наносились знаки для того, чтобы не забыть обозначаемую ими информацию. Проблема энграммы интересовала ученых с давних пор. Сам термин в научный оборот был введен немецким биологом Ричардом Симоном (Semon). Он предполагал, что энграмма является биохимическим проявлением памяти, постоянным изменением нервной ткани, возникающим в процессе научения. Еще сравнительно недавно, несмотря на усиленные поиски энграммы, не было прямых доказательств модификации мозговой ткани, возникающей в результате индивидуального опыта организма. Вопросы о связи энграммы с субъективными переживаниями интересовали в свое время и К. Г. Юнга. Он полагал, что энграмма является изначальным образом и представляет собой осадок в памяти, образовавшийся путем бесчисленных сходных между собой процессов. Изначальным Юнг называл образ, которому присущ архаический характер и который обнаруживает значительное совпадение с известными мифологическими мотивами. Энграмма, в процессе психической деятельности выступающая как образ, выражает себя в коллективно-бессознательных материалах.[303]

В нейробиологии энграмма скорее относится к области личного опыта. Считается, что наиболее устойчивые энграммы возникают в процессе импринтинга.[304]

Ученые долго искали связь между процессом индивидуального научения и нейронной модификацией. В 1950 г. Карл Лешли, учитель Прибрама, занимавшийся исследованием энграммы, с грустью писал: «Анализируя данные, касающиеся локализации следов памяти, я испытываю иногда необходимость сделать вывод, что научение вообще невозможно. Тем не менее, несмотря на такой довод против него, научение иногда происходит».[305]

В настоящее время, после интенсивных, упорных исследований, положение изменилось. Оказалось, что под влиянием индивидуального опыта происходят изменения в соединительных аппаратах мозговой ткани. Несмотря на то что зрелые нейроны не делятся, было экспериментально доказано, что можно вызвать направленный рост новых нервных волокон, которые меняют пространственную структуру связей между нервными клетками. В отличие от процесса импринтинга, для появления энграмм необходимо достаточно длительное повторение сигналов, связанных с информацией, находящейся в регистре первичной (кратковременной) памяти. «Следовательно, – пишет Прибрам, – долговременная память является скорее функцией соединительных структур, чем функцией процессов в самой нервной клетке, генерирующей нервные импульсы».[306]

Тем не менее до сих пор нет полной уверенности в том, что информация, полученная в ходе опыта, хранится в определенных структурах мозга. Медицинская практика свидетельствует о том, что не существует ограниченных участков высших отделов мозга, поражение которых полностью лишает человека памяти. Вместе с тем диффузные поражения значительной массы мозга могут привести к потере как кратковременной, так и долговременной памяти. В 1929 г. в своей книге «Механизмы мозга и разума» Карл Лешли высказал идею, что «хранилищем» долговременной памяти в морфо-функциональном отношении является вся кора головного мозга. Прибрам, пытаясь разрешить ряд вопросов, возникших в ходе экспериментов, как раз и пришел к выводу, что мозг работает на голографическом принципе (см. выше).

Не будем также забывать об исследованиях Станислава Грофа, в ходе которых было выяснено, что человек может актуализировать переживания, выходящие за границы его «биографического» опыта. Если допустить, что мозг играет роль своеобразного посредника между физической реальностью и разумом, в котором как раз и содержится память, тогда многое может проясниться. И в таком случае нам придется признать, что гипотезы античности не были столь наивными и лишенными смысла.


Программирование мозга

С помощью импринтинга мозга и научения сознание человека настраивается на оптимальное выживание в физическом мире. Выдающийся нейролог XX в. гарвардский доктор психологии Тимоти Лири выделил семь импринтов (в дальнейшем идею этих импринтов подхватил и развил доктор Роберт Антон Уилсон). Лишь первые четыре программы имеют непосредственное отношение к борьбе за выживание; в совокупности эти программы определяют модель личности взрослого человека (которая, по выражению доктора Лири, представляет собой личиночную стадию эволюции человека), типичного биоробота, жестко зафиксированного в западне заданных рефлексов. Три другие программы относятся к дальнейшей эволюции человеческого существа. Они связаны с правым полушарием мозга, которое у среднестатистического человека остается практически неосвоенным. К трем последним программам относятся:

• программа наслаждения, открывающая тело как инструмент наслаждения свободой, когда управление телом становится гедоническим искусством; однако зацикленность на этом контуре может стать «золотой клеткой»;

• программа экстаза; запускается, когда нервная система освобождается от диктата тела и осознает лишь свою деятельность (мы, с точки зрения Лири, – это наши нервные системы); нервная система впадает в экстаз, наслаждаясь интенсивностью, сложностью и новизной информационного обмена нейрологическими сигналами;

• высшая программа, по Тимоти Лири, реализуется тогда, когда сознание ограничивается исключительно «пространством» нейрона, куда втягивается сознание. Центр синтеза памяти нейрона ведет диалог с кодом ДНК внутри ядер клеток, отчего, к примеру, возникает эффект переживания «прошлых жизней», то есть идет процесс чтения генетической информации.

Доктор Уилсон выделил восемь программ сознания. Первые семь практически совпадают с контурами, описанными Тимоти Лири. Уилсон добавил еще один контур – метафизиологический. Краткое описание последних четырех программ, расширяющих сознание, можно свести к следующему.

Нейросоматическая (психосоматическая) программа. Для нейросоматического импринта характерно ощущение гедонического «кайфа», чувственного блаженства, космической, вселенской радости, всепоглощающей любви. Многие мистические переживания доктор Уилсон отождествляет с запуском именно этой программы. Шаманизм, элевсинские мистерии, культ Диониса, раннее христианство, гностицизм, тантра и т. д., по Уилсону, обладали техникой трансмутации, то есть раскрытия пятого контура.

В целом импринтирование пятого контура сопровождается радикальной перестройкой всего организма, который открывается новым энергетическим потокам, что и ведет к новому восприятию действительности, к новой холистической, «пантеистической», единотелесной реальности (реальностям). Этот импринт привязан к коре правого полушария и нейрологически связан с лимбической системой (первый контур) и гениталиями.

Лимбическая система [от лат. limbus – «край»] – сложный набор структур переднего мозга, представленный таламусом, гипоталамусом, поясной извилиной коры мозга и гиппокампом. Первоначально этот комплекс носил название «круг Пайпеца». Позднее, учитывая, что поясная извилина как бы окаймляет основание переднего мозга, и было предложено название – лимбическая система. Полагают, что источником возбуждения для этой системы является гипоталамус. Лимбическая система служит основой для возникновения эмоций. Ее функция заключается в мониторинге переживаемого нами опыта и в выделении особо значимых моментов при помощи эмоциональных маркеров, сигнализирующих нам о важности получаемой информации. Отметим также, что в опытах с крысами выяснилось, что эмоции (и связанный с ними «центр удовольствия» в лимбической системе) играют важную роль в стимулировании рассудочной деятельности у животных (элементарных рассудочных актов).[307] По мнению нейрологов, во время интенсивно переживаемого религиозного опыта лимбическая система существенно активизируется, сообщая получаемому нами в эти моменты опыту особое значение (хотя скорее – открывая доступ к таким переживаниям, когда, по выражению известного оккультиста Алистера Кроули, «любое действие становится оргазмом»), то есть осуществляя позитивное нейросоматическое включение.

Это обстоятельство объясняет, почему людям, пережившим мистический опыт, зачастую так трудно его описать. «Содержание пережитого – его визуальные компоненты, сенсорные компоненты – ничем не отличается от повседневного переживаемого нами опыта, – говорит Джеффри Сэйвер, нейробиолог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. – Однако лимбическая система маркирует эти моменты как особо важные для данного индивидуума, чаще всего сопровождая их ощущением радости и гармонии. Когда человек, переживший подобный опыт, пытается рассказать о нем окружающим, он чаще всего передает только его содержание, не отражая в своем рассказе сопровождавший этот опыт эмоциональный подъем».

Роль лимбической системы при переживании религиозного опыта подтверждается многочисленными свидетельствами. Например, ощущения людей, страдающих эпилепсией, связанной с лимбической системой или височными долями мозга, – иногда во время припадков эти люди переживают опыт, сходный с религиозным. В результате, отмечает Сэйвер, эпилептики всегда считались людьми, склонными к мистике.

Нейрохирурги, стимулирующие лимбическую систему во время операций на мозге, отмечают, что их пациенты время от времени говорят о религиозных чувствах, пережитых ими в ходе операции. Кроме того, болезнь Альцгеймера, сопровождающаяся потерей интереса к религии, уже на ранних своих стадиях травмирует лимбическую систему.

Вероятнее всего, как полагает Уилсон, нейросоматический контур располагается в задней части коры правого полушария.

Нейрогенетическая программа. Шестой контур мозга у доктора Уилсона в целом соответствует седьмому у Тимоти Лири. Эта программа запускается, когда нервная система начинает «слышать» диалог внутри отдельного нейрона в системе нейрогенетических связей. Архивы ДНК при активизации нейрогенетического контура становятся доступными для сознания в виде архетипических образов юнговского коллективного бессознательного, памяти «прошлых» жизней (отметим, по генетической линии). Генетические архивы содержат информацию, начиная со времен зарождения жизни и включая планы будущей биологической эволюции, Уилсон отождествляет с этим контуром «филогенетическое бессознательное» в трансперсональной теории Станислава Грофа.

Отметим лишь, что теория генетической памяти не может объяснить всего многообразия трансперсональных воспоминаний. Например, чех может вспомнить себя древним китайцем или негром с берегов Конго и т. п.[308] Подобные воспоминания ставят большой вопрос о локализации памяти «прошлых» жизней, но однозначно лишь то, что такая память не может передаваться на генетическом уровне.

Нейрогенетическое сознание позволяет заглянуть в программу эволюции биологической жизни на Земле (если, конечно, считать критерием эволюции все большее структурное усложнение биологических систем). Образы генетических архивов, «коллективного бессознательного» присутствуют в человеческих снах (персональных ночных мифах) и в мифах народов мира (имперсональных видовых снах).

По предположениям доктора Уилсона, нейрогенетический контур располагается в новой коре правого полушария.

Программа метапрограммирования. Обычный представитель голых обезьян, Homo Sapiens (I–IV контуры), не осознает, что его мировосприятие, его видение и ощущения – результат моделирования его собственного мозга. Он видит бессознательно, механически, считает воспринимаемое им внешним по отношению к себе.

Сознание же, осознавшее свою зависимость от способов восприятия, моделей, парадигм (то есть всех программ мозга и не только мозга!), понимающее относительность этого восприятия (и данной реальности), а также готовое и способное к самоперепрограммированию, такое сознание – результат запуска контура метапрограммирования. Когда освоен контур метапрограммирования, человек освобождается от единственной реальности, в которой он был заточен как в тюремной камере. «Душа» (Сознание) этого контура – суть «Творящая пустота», принимающая в себя сознания всех предыдущих контуров; зеркало, меняющее угол отражения; инструмент, изобретенный Вселенной с целью увидеть саму себя; хотя с тем же успехом можно сказать, что Сознание само творит Вселенную, структурирует ее, чтобы познавать и получать опыт самого себя через свое творение, самообъективацию (на манер Гегеля; в отличие от гегелевской модели, процесс этого творчества бесконечен и неисчерпаем). «Я» и «Мой мир» становятся единым целым, «Сознание и его функционирование идентичны».

Предположительно локализация контура метапрограммирования – лобные доли головного мозга.

Метафизическое космическое видение. Чтобы понять, что такое нелокальный квантовый контур, доктор Уилсон предлагает рассмотреть следующую модель. Представьте, что ваш мозг – это компьютер. Теперь представьте, что весь мир в целом – это большой компьютер, мегакомпьютер, по выражению Джона Лилли. Затем представьте, что субквантовая сфера… состоит из мини-мини-компьютеров. Аппаратное обеспечение каждого «компьютера» – мира, вашего мозга, субквантовых механизмов – локализовано. Каждая его часть находится в определенной точке пространства-времени, здесь, а не там, сейчас а не тогда. Но программное обеспечение – информация – нелокально. Оно находится здесь, там и везде; сейчас, тогда и всегда. Информационная система, которая охватывает уровни, все системы, все компьютеры, и есть метафизиологический контур. Это Единство со «Всем», «Все во всем» школы Хуаянь.

Подведем итог краткому описанию высших контуров (импринтов, программ) по Лири-Уилсону. Очевидно, что Лири и Уилсон не преодолели «компьютерного» видения мира. Но все же, несмотря на кибернетичность и даже материалистичность в таком понимании человеческого сознания, компьютеризированное восприятие души (сознания) человека – это всего лишь метафора (на что неоднократно обращает внимание доктор Уилсон). Метафора это и тогда, когда Лири утверждает, что сознание – это энергия, Дух, Бог, информация, интерпретируемая (расшифровываемая) системой (структурой, формой, компьютером, контуром, программой). И тогда это лишь метафора, когда Уилсон видит в сознании «зеркало» мозга. Это всего лишь модели. Безусловно, как об этом уже было сказано выше, модели, в которых нет места душе или духу, выглядят несколько роботизированными. Но все же в воззрениях Лири-Уилсона существует определенная тенденция к спиритуализации энергии. Энергия, интерпретируемая системой, больше напоминает Дух, обретающий свое Сознание (сознания) в разумно (программно) оформленной материи. Ведь для работы обычного компьютера помимо программиста, программного и аппаратного обеспечения также необходимо и электричество. Натурализм архаических времен также не был лишен метафоричности: прана (одушевляющее начало, «жизненное дыхание») в индийской традиции, пневма у греков, сила-мана[309] народов Океании или даосская ци, по существу, представляют собой одну метафору, метафору «дыхания», «питающей силы» всего сущего. Архаическому сознанию свойственно понятие о некой универсальной силе-энергии. Эта сила действует как в физическом, так и в сверхъестественном, магическом мире. Североамериканские индейцы племени Дакота называли эту силу «вакан», ирокезы называли ее «оренда»: «Эта сила свойственна всем вещам… скалам, воде, морским приливам, растениям, животным, людям, ветру и буре, облакам, грому и молнии… Первобытная ментальность видит в этой силе достаточную причину всех явлений, всех действий окружающей человека среды».[310]

Анимизм, видящий душу не только в человеке, но и в любом живом существе, аниматизм, то есть представления о тотальной одушевленности, жизненности, отсутствии мертвой материи, и пантеизм – в сущности, родственные друг другу явления. И как бы ни обстояли дела в вопросе о древнем мировосприятии, отметим лишь, что «дыхание», как и «сила», имеет смысл лишь в отношении структуры-тела, существование и преобразование которого это «дыхание» делает возможным. Дух может быть духом, лишь когда он участвует в процессе дыхания. И именно в связи с процессом дыхания, то есть жизни, имеет смысл говорить о душе. Поэтому противопоставление духа (души) разуму и материи (то есть физической структуре, организованной материи), безусловно, неправомерно. Идеи противопоставления души телу (вплоть до восприятия тела как темницы для души в орфико-пифагорейской традиции, а потом в неоплатонизме, гностицизме и т. д.) не могли вытеснить идеи душевно-телесного единства, получившие свое развитие в пантеистических идеях Нового времени, а затем и в русской религиозной философии. И в этом контексте античные суждения о душе (Гиппократ, Гален и т. д.), представляющей собой пневму, циркулирующую по телу, вполне согласуются с моделями Лири-Уилсона.

Все же если модели высших контуров некоторым могут показаться уж слишком фантастичными, то четыре первых контура практически любой может проследить в повседневном поведении людей.

Оральный импринт. Поскольку питание для появившегося на свет млекопитающего (в том числе и человека) связано с матерью как первым источником питания, а точнее – с материнским соском, первая биопрограмма получила название «оральная». Мать – это для млекопитающего теплое, уютное, безопасное место. Поиск такой комфортной и безопасной зоны запрограммирован у новорожденного на уровне ДНК. Например, вылупившийся в инкубаторе цыпленок отождествляет первый увиденный движущийся объект (в опытах Конрада Лоренца – мяч) с матерью. В современном человеке такая программа заложена на уровне ствола головного мозга. Многое в дальнейшем поведении примата зависит от того, при каких условиях протекает первое импринтирование. По мере роста младенца и все большего отдаления от соска область вокруг матери (зоны безопасности и источника питания) расширяется. В зависимости от того, какой будет эта зона – враждебной или дружелюбной, во многом зависит программирование поведения труса или храбреца (с различными вариациями и оттенками), то есть будет определена наступательная или отступательно-оборонительная стратегия выживания в физическом мире.

Территориально-эмоциональный импринт (программа соперничества). Вторая биопрограмма, вероятно, связана с таламусом («задним», «старым мозгом») и с мышцами. Запуск этой программы осуществляется на стадии процесса обучения прямостоянию и ходьбе, а следовательно, освоению территории и утверждению своего статуса в среде соплеменников. Опять-таки, в зависимости от событий окружающего мира, этот импринт определит сильную (доминирующую) роль (статус) альфа-самца, либо роль слабого, притесняемого в стае (семье) неудачника. Причем оба типа поведения, в зависимости от обстоятельств в период импринтной уязвимости, определяются интересами выживания. Если примату в условиях враждебной среды оказывается более «выгодным» поведение подчиняющееся, то и в дальнейшем он будет проигрывать свой «успешный» сценарий поведения. Напротив, в случае удачи в агрессивно-наступательной политике и побед в сражениях за территорию, за признание в стае закрепится стратегия альфа-самца. Благодаря этой биопрограмме примат выясняет, какие силы действуют в иерархии его сообщества: кто сильнее его. кто слабее, кому надо повиноваться, а кого можно подчинять и эксплуатировать самому. Такая программа характерна как для диких приматов, так и для приматов одомашненных, то есть для «человека разумного». Но если первые метят территорию фекалиями, вторые в борьбе за географическое и интеллектуальное пространство (интеллектуальную собственность) метят территорию чернилами.

Семантический, вербальный импринт. Импринтные участки третьей программы расположены в коре левого полушария и связаны с тонкими мышцами гортани и правой руки. От этой биопрограммы зависит способность к распознаванию символов и, следовательно, речь и мышление, Благодаря этой программе человек учится коммуникации посредством знаков и осваивает житейскую логику: вешает ярлыки на пристрастно воспринимаемый (через программы выживания) мир, а также устанавливает всевозможные отношения между символами. Ментальное конструирование – моделирование и парадигмы – связано именно с этой программой.

Социополовой импринт. С программой этого типа связаны сексуальные пристрастия, сексуальная, семейная и общественная роль (поскольку любая социальная форма – наследница родового строя), и следовательно, общественная мораль. Каким будет сексуальное поведение, опять же зависит от обстоятельств данного периода импринтной уязвимости. На генетическом уровне лишь запускается определенная биопрограмма; как она реализуется – зависит от условий окружающей среды. Этот импринт (в случае «удачного» импринтирования) привязывает тело к видам деятельности, которые связаны с хозяйством, ответственностью и выращиванием потомства. Не случайно практически во всех архаических сообществах половая зрелость совпадает со вступлением подростка в полноценные социальные отношения.[311]

Запуск всех четырех программ у некоторых народов считался окончательным этапом утраты «паранормального» восприятия. Дети в возрасте до 6 лет считались колдунами, и контакты с ними строго регламентировались.[312] Отголоски таких представлений можно обнаружить и в сказках – в них дети способны воспринимать и общаться с миром, который для взрослых уже нереален.

Легенды эпоса киче «Пополь-Вух» сохранили память о «детстве» человечества. В них говорится, что первые люди были «наделены проницательностью: они видели, и их взгляд тотчас достигал своей цели. Они преуспевали в видении, они преуспевали в знании всего, что имеется на свете. Когда они смотрели вокруг, они сразу же видели и созерцали от верха до низа свод небес и внутренность земли, Они видели даже вещи, скрытые в глубокой темноте; они сразу видели весь мир, не делая даже попытки двигаться; и они видели с того места, где они находились. Велика была мудрость их, их зрение достигало лесов, скал, озер, морей, гор и долин».[313] Первые люди увидели все, что существовало в этом мире. Но творцы человека, узнав о способностях их созданий, решили ограничить восприятие. Великий отец и Великая мать человека не хотели, чтобы их творения были равны своим творцам, поскольку полагали, что только творцы могут видеть далеко, знать все и видеть все. Посовещавшись, они решили напустить туман на их глаза: «Тогда Сердце небес навеял туман на их глаза, который покрыл облаком их зрение, как на зеркале, покрытом дыханием. Глаза их были покрыты, и они могли видеть только то, что находилось близко, только это было ясно видимо для них. Таким образом была потеряна их мудрость, и все знание четырех людей, происхождение и начало народа киче было разрушено».[314]

Возможно, что в таком тумане как раз отразилась память об импринтировании человека. Случайно ли совпадение метафоры затмения человеческого восприятия в эпосе киче и метафоры неспособности знать истину у Ап. Павла, который говорит: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1-е Кор. 13:12). Если учесть, что Ап. Павел имел визионерский опыт путешествия на третье небо (2-е Кор. 12:2–4), то такая связь, может оказаться, была не случайной.

Как бы то ни было, к моменту полового созревания человек получает все базовые импринты. Кстати, по эпосу киче, человек познал радость секса именно после того, как «туман» опустился на его глаза.

Как правило, четыре биопрограммы и определяют весь ход жизни человека, его интересов, целей и ценностей. Успешно удовлетворяя набор сообразных программам потребностей, человек ощущает комфорт, лишь изредка омрачаемый непонятно откуда доносящейся тревогой и мучительным вопросом (который иногда вырывается из глубин подавленного сознания): «И что – это все? И в этом весь смысл жизни?»

Активность мозга во время глубоких религиозных переживаний

Запуск биопрограмм импринтирования вызывает соответствующую функциональную активность тела (и мозга в частности). В состоянии бодрствования в мозге преобладают быстрые ритмы – бета- (напряженное мышление; 13–25 Гц) и альфа- (расслабленное состояние; 8-13 Гц) волны, связанные с деятельностью коры больших полушарий. Когда организм не занят обеспечением выживания (период сна), мозг переходит в медленноволновые фазы – тета- (5–7 Гц) и дельта- (0–4 Гц) ритмы, с короткими альфа-ритмами во время фаз «быстрого», парадоксального, сна (так называемый БДГ-сон).[315] Интересно, но состояние глубокого мистического опыта дает примерно такие же показатели ритмов электромагнитной активности мозга. Это, например, подтверждают опыты В. Б. Слёзина, проведенные с православными священниками, у которых снимались показания ЭЭГ во время глубокой молитвы. Слёзин делает вывод, что лечебный эффект молитвы, отмеченный издавна и многократно, связан с временным отходом от земных забот, признанием их незначительности в сравнении с чем-то вечным и незыблемым, с которым учится общаться человек при молитве. Предаваясь молитве, верующий отдаляется от социального уровня сознания и переходит на духовный, что гармонизирует личность, делает ее ближе к Богу. Слёзин даже предлагает сотрудничество медицины и церкви. Со своей стороны, он рекомендует чтение ряда молитв, обладающих «оздоровительным» эффектом: чтение псалма 67 «Да воскреснет Бог, и расточатся врази его…». Молитва об исцелении больного: «О премилосердный Боже, Отче, Сыне и святый Душе, в нераздельной Троице полоняемый и славимый, призри благоутробно на раба Твоего…» Тропарь, глас 4, Акафист Святителю Пантелеймону и другие.

Начиная с 70-х гг. XX в. принцип биоэлектрической активности мозга активно использовался для изучения корреляции волн мозга с мистическими и измененными состояниями сознания.

На основе этого принципа даже возникло научное направление, получившее название «биофидбек» (букв.: биологическая обратная связь). Метод биофидбека предполагает использование электронной аппаратуры для контроля за физиологической активностью организма человека: биоэлектрической активностью мозга (ЭЭГ), электрическим сопротивлением кожи (ЭСК), температурой тела и напряжением мышц. Благодаря принципу обратной связи функции различных органов тела (и главное, режим деятельности мозга), которые до этого считались непроизвольными, оказываются подчиненными воле человека. Это открывает огромные возможности для самопознания, раскрытия внутреннего потенциала и овладения техникой саморегуляции. Например, доктор Джой Камайя с помощью электроэнцефалографа научился контролировать альфа-волны мозга. Его устройство издавало приятный звуковой сигнал всякий раз, когда испытуемый достигал альфа-уровня, поощряя тем самым находиться в таком состоянии. Кроме того, доктор Камайя занимался изучением связи альфа-волн с мистическими состояниями сознания, медитацией и духовным сознанием. Начиная с 1958 г. доктор Камайя провел многочисленные исследования по методу биофидбека в различных исследовательских центрах. Опытные йогины и мистики, способные контролировать состояния сознания, подверглись тщательным научным тестам.[316]

Невилл Друри назвал биофидбек технологическим путем к самопознанию. Исследования связи активности мозга с состоянием глубокого религиозного опыта ведутся по сей день.

В настоящее время можно говорить о том, что в периоды глубокого религиозного опыта (медитации, молитвы) деятельность мозга претерпевает специфические изменения – одни зоны головного мозга снижают свою активность, а другие, напротив, резко активизируются. Недавно Эндрю Ньюберг, нейробиолог из Пенсильванского университета в Филадельфии, занимающийся нейробиологией религии уже более десяти лет, через коллегу, увлекающегося тибетским буддизмом, нашел восемь опытных медитаторов, которые приняли участие в необычном эксперименте. В результате сканирования с помощью однофотонной эмиссионной компьютерной томографии головного мозга испытуемых, которые в течение часа занимались усиленной медитацией, ученые обнаружили повышение активности областей мозга, регулирующих внимание, чего, естественно, требовала особая сосредоточенность во время медитации. Однако во время медитации верхняя задняя часть теменной доли головного мозга была гораздо менее активна, чем когда испытуемые просто сидели и отдыхали. Ньюберг сделал вывод, что именно эта мозговая доля строит ментальную границу между мозгом и физическим миром.

Иначе говоря, эта область в левом полушарии мозга отвечает за осознание человеком собственной индивидуальности и за представление об образе собственного тела. Правое полушарие отвечает за ощущение времени и пространства, в котором пребывает тело. Усиливая во время медитации ощущение единства с окружающим миром, испытуемые постепенно блокировали каналы связи между этими двумя областями теменной доли мозга, подавляя тем самым представление об образе собственного тела.

Наблюдая за медитирующими людьми, вы видите, что они действительно отключаются от окружающего мира. Постепенно они перестают реагировать на зрительные образы и звуки. Скорее всего, это происходит потому, что теменная доля мозга перестает получать информацию извне. Так считает Ньюберг. Лишенные своей обычной пищи, эти области мозга перестают функционировать в нормальном режиме, и человек теряет осознание разницы между собой и окружающим миром. А по мере исчезновения ощущения времени и пространства у медитирующего появляется чувство безграничности и беспредельности.

Мы видим, что для мистических (трансперсональных) переживаний нужна определенная перенастройка мозга, и даже «отключение» некоторых его зон. Однако из этого вовсе не следует, что мозг – центральный и единственный герой религиозного переживания. По мнению доктора Ньюберга, нельзя утверждать, что мозг создает Бога, но можно отметить, что наш мозг естественным путем создает механизмы, которые делают возможным религиозный опыт.[317]

Глава 2. ВОЗДЕЙСТВИЕ НА МОЗГ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА ТРАНСПЕРСОНАЛЬНЫЕ СОСТОЯНИЯ

Связь религиозных переживаний с воздействием на мозг

Боб Холмс в статье «В поисках Бога» пишет:

«Даже если ощущения единения с окружающим миром и благоговения не описывают любой религиозный опыт, всякий сомневающийся в том, что он генерируется мозгом, может посетить нейробиолога Майкла Персингера из Лорентийского университета в Садбери, в канадской провинции Онтарио. По словам этого человека, встретиться с Господом может любой, кто наденет изобретенный им специальный шлем.

На протяжении нескольких лет Персингер разрабатывает технику стимуляции отдельных областей мозга с целью вызвать самые разные формы сюрреалистических ощущений у самых обыкновенных людей».[318]

Методом проб и ошибок ученому удалось установить, что слабое магнитное излучение (1 микротесла – примерно такое излучение дает монитор вашего компьютера) при вращении по сложной траектории вокруг височных долей мозга может вызвать у человека ощущение потустороннего присутствия. Эксперимент показал, что подобные ощущения возникают у четырех из пяти испытуемых.

Что именно видит обработанный подобным образом человек – зависит от его личных верований и предрасположенностей. Это может быть, например, кто-нибудь из недавно скончавшихся родственников. Люди же религиозные чаще склонны видеть самого Господа Бога. «И если это случается у меня в лаборатории, – говорит Персингер, – то можно себе представить, что происходит с человеком, находящимся в этот момент в церкви, где сама обстановка располагает к видениям религиозного характера». Ученый и сам не раз надевал на себя сконструированный им шлем, однако его видения носили довольно слабый характер. По мнению Персингера, это связано с тем, что он понимал истинную подоплеку происходящего.

Конечно, мы можем согласиться с точкой зрения, что глубокий мистический опыт, откровения, любые религиозные чувства – лишь эпифеномен возбужденного в специфических зонах мозга. Однако, с другой точки зрения, эффекты воздействия на мозг могут свидетельствовать и о другом – не о том, что мозг в ответ на внешние раздражители генерирует религиозный опыт, а о том, что химическое и электромагнитное воздействие выводит мозг из привычного режима, что, собственно, и позволяет сознанию обрести некоторую свободу в отношении физической реальности и собственной объективации в ней.

В разные времена в разных культурах состояние расширения сознания вызывалось различными методами: через сенсорную депривацию (изоляцию физических органов чувств от внешних раздражителей, прежде всего света, звука; например, темный ритрит в буддизме, изоляция в ванне Джона Лилли, инициационные изоляции), длительные воздержания от сна либо радикальное изменение режима «сон-бодрствование», внешнее и внутреннее (нейрогуморальное) химическое воздействие (психоделики,[319] дыхательные[320] и сексуальные практики), воздействие через ритуальный танец, специфические звуковые ритмы, частоты, вибрации[321] (шаманский бубен,[322] Hemi-Sync[323] Роберта Монро). Мезоамериканские индейцы применяли даже такие радикальные средства расширения сознания, как трепанация. Чтобы вернуть себе утраченные некогда, в начале времен, легендарные паранормальные способности, индейцы прибегали к практике «ритуальных» прижизненных трепанаций черепа в области левого полушария, что, вероятно, приводило к блокированию программ левого полушария и активизации специфической деятельности правого.[324]

Психоделики

Психоделики, пожалуй, нагляднее всего показывают связь между мистическими переживаниями и воздействием на мозг вещества. По теории доктора Лири, психоделики вызывают шок и стресс, которые разрушают старые программы, заложенные в период импринтной уязвимости и обучения (кондиционирования). В обычном состоянии мы обусловлены исключительно первыми четырьмя программами: биовыживательные потребности; эмоциональные игры, дающие статус в социуме; условные правила игры нашей культуры и сексуальное удовлетворение. Эти импринты не позволяют нам получать другие потенциально доступные сигналы и удерживают нас в границах одной, скажем, не слишком живописной реальности. Стирая прежние программы, психоделики дают возможность перепрограммирования и настройки на другие модели реальности и как следствие – открывается доступ к новым сигналам, которые обычное сознание относит к паранормальным или вовсе нереальным феноменам.

Итак, с помощью воздействия на мозг можно переделывать, обновлять, сужать и расширять сознание. В целом функция нервной системы заключается в том, чтобы фокусировать, избирать и сужать; импринты (биопрограммы) определяются строго на основе принципа выживания в физическом мире, и человек становится своего рода пленником этих структур. Все, что не связано, а тем более разрушительно для программ выживания, воспринимается биологическими организмами как бесполезное и вредное. Любое не санкционированное выживанием воздействие (будь то философия, подрывающая основы бессознательной вовлеченности в процесс физического существования, или химические вещества, определенный спектр электромагнитных воли, религиозный мистицизм и т. д.) должно быть нейтрализовано любым способом.

Прагматическая и рационалистическая западноевропейская цивилизация – это, в сущности, социальная метапрограмма, цель которой – инквизиция (то есть контроль за соблюдением «норм», «догматов») и защита официальной картины мира (то есть удержание человека в границах первых четырех биопрограмм). Любые средства изменения сознания (а следовательно, выход за рамки санкционированной модели реальности) вызывают панический страх и желание любой ценой избавиться от угрозы принятому образу жизни. Все, что по тем или иным причинам переступает жестко установленные границы принятой «нормы», объявляется ересью, мракобесием, безумием и преступлением. То, что позволено Голливуду, непозволительно реальному миру.

Импринтинг и ритуал

Здесь мы будем исходить из следующего определения ритуала: «Под ритуалом мы будем понимать совокупность определенных актов, имеющих сакральный смысл и направленных или на воспроизведение того или иного глубинного переживания, или на его символическую репрезентацию».[325] Можно выделить следующие типы ритуалов:

Психотехнический тип. Этот тип непосредственно связан с психологическим ядром религии. Цель данного комплекса ритуалов – достижение совершающим их человеком определенных трансперсональных состояний сознания, К ним относятся ритуалы тантрического буддизма и даосизма.

Мистериальный тип. Этот тип тоже объективно способствует переживанию тех или иных глубинных состояний, однако делается это без осознания психотехнического характера ритуала, а вместо этого адепты объясняют влияние такого типа ритуала воздействием на них сакральных сил – божественной благодати, милости богов и т. д. (ближневосточные и эллинистические мистерии, христианские таинства, прежде всего такие, как крещение и евхаристия).

Третий тип ритуала – обрядовый. Он наиболее отдален от психологического ядра религии, так как не стимулирует глубинных переживаний и лишен психотехнического эффекта. (Такой тип ритуала прежде всего относится к протестантским ритуалам.)

Однако в действительности эти три типа ритуалов трудно обнаружить «в чистом виде». Например, в протестантизме, не говоря уже о харизматических его направлениях, таких как пятидесятничество и квакерство, ритуалы порой имеют весьма сильный психологический (и трансперсональный) эффект. Например, практика публичного покаяния и, опять же, публичное крещение взрослых людей с полным погружением в баптистерию у евангельских христиан-баптистов может вызвать достаточно сильные переживания религиозного характера. По существу, обряд крещения во взрослом состоянии призван вызвать переживания, сходные с ритуалом «смерти-воскресения» (крещение, по определению Ап. Павла, – это сораспятие со Христом).[326] И несмотря на то, что воздействие на мозг в протестантской среде в большей степени представляет собой психологическое воздействие (и в значительно меньшей – физиологическое, которое все-таки также присутствует, примером чему может служить причастие вином), сила такого воздействия на биохимические процессы головного мозга бывает очень существенной.

Очевидно, что любой ритуал может иметь разную интенсивность воздействия на сознание, но принципиальным моментом любого ритуала является трансформация определенного состояния, связанного с сакральной сферой, независимо от того, относится ли это изменение к эмоциональной, ментальной, мировоззренческой или даже онтологической области.

Механизм импринтироваяия в целом приложим к любому ритуалу и обычаю. По существу, большинство ритуалов представляют собой «обряд перехода» (независимо от того, применяются психоактивные вещества или нет) и состоит из трех фаз – прелиминарной (отделение), лиминарной (промежуток) и постлиминарной (включение).[327] С нейрологической точки зрения ритуал представляет собой отключение старых программ и перепрограммирование мозга, для чего на первом этапе человека так или иначе изолируют, отделяют от привычной обстановки, то есть естественной среды действовавших до настоящего момента программ (человек становится послушником, стажером, новобранцем и т. п.).

На второй стадии происходит отключение или стирание предыдущей программы поведения и восприятия (мощный стресс: сенсорная и/или социальная депривация, воздействие психоделиков, голод, акты насилия, унижение и т. д.).

На заключительной стадии, когда мозг уже не может опереться на прежние программы и готов к новому программированию, «неофит» импринтируется (программируется) согласно его новому статусу (торжественное посвящение в «тайну», присвоение нового имени, запрет делиться воспоминаниями о «мирской» жизни, идеологическая обработка или какие-нибудь другие виды внушения). Подобную схему можно обнаружить как в архаических, так и в современных обществах, особенно в таких социальных рудиментарных образованиях, как армейская и уголовная среда.

Можно выделить три схемы ритуалов: «программа А – хаос – программа А», «программа А – хаос – программа В» и «программа А – хаос – программа В – хаос – программа А». В первом случае мы имеем дело с обновлением старой программы. Это, например, характерно для новогоднего ритуала. Если регулярно не воспроизводить существующую парадигму-программу, то система представлений (картина мира, Универсума) будет утрачена, а значит – разрушится космос, порядок, мироздание. Второй случай подразумевает появление «новой твари», преображения восприятия, метанойи. Фраза Витгенштейна «границы моего языка определяют границы моего мира», можно сказать, стала уже крылатой. Но что такое язык, как не базовая программа нашего «текущего» сознания. То, что человек называет миром, – лишь структура, порожденная действующими в его уме программами. Различные химические и прочие воздействия на мозг тормозят, отключают эти цепи-контуры, что переживается в опыте как полная необусловленность, пустота, ясный свет и т. д., то есть хаос, который, будь то психоделический трип или «состояние бардо», сменяется всевозможными «архетипическими» образами и причудливыми картинами. Возвращение же после трипа в обыденную реальность вызвано постепенным включением старых ментальных программ.

Третья схема ритуала отражает прежде всего экстатическое путешествие шаманского типа. В данном случае акцент ставится на «программе В», которая и определяет характер визионерского путешествия шамана. В момент инициации происходит как бы загрузка такой «программы В», которая в дальнейшем будет оформлять экстатические «трипы» шамана.

Чарльз Тарт предложил схему процесса трансформации сознания, которая в сочетании с данными нейрофизиологии открывает универсальную модель функционирования «мозг-сознание». Мы можем зафиксировать некое базовое стабильное состояние сознания, или дискретное состояние сознания (ДСС). Это, как правило, обычное бодрствующее состояние, обусловленное действием ряда факторов: физические, культурные и прочие воздействия. Импульсы внешней и внутренней среды организма, то есть афферентная (от лат. afferens – «принимающий») сенсорная (от лат. sensus – «чувство») система, действуют как формирующие данное состояние факторы. Дестабилизирующие силы, достаточные для трансформации прежнего ДСС, погружают сознание в хаос. В качестве таких дестабилизирующих факторов может выступать:

• перегруженность раздражителями (например, различные звуковые эффекты), которые вызывают охранительное (запредельное) торможение; торможение наступает тогда, когда раздражитель достигает чрезвычайной интенсивности, что приводит не к развитию условнорефлекторного ответа, а наоборот – к ослаблению или исчезновению его;

• напротив, полное отсутствие раздражителей (различные виды деприваций). Это приводит к прекращению входящего потока нервных импульсов, а следовательно, и к дестабилизации прежнего состояния сознания;

• аномальные раздражители, то есть новые раздражители, на которые не сформированы адекватные реакции.

Состояние хаоса сменяется новым, измененным состоянием сознания, или дискретным измененным состоянием сознания (ДИСС). Возникновение нового состояния обусловлено новыми формирующими факторами: например, созерцание мандалы, ритуальные песнопения с мифоархетипическим содержанием и т. д. Новые формирующие факторы могут одновременно выступать и как дестабилизаторы прежнего ДСС.

Если новые формирующие факторы ослабевают, то прежние силы, удерживавшие сознание в базовом состоянии, снова берут верх и, ввергнув сознание в новый хаос, затем возвращают его в прежнее состояние (ДСС).

На этом принципе построен механизм засыпания, гипноза и медитации. Отметим также, что этот механизм используется в рекламе, политической пропаганде и религиозных проповедях. Первоначально человек находится в каком-то обычном состоянии. Но вдруг ему начинают внушать, что жизнь его в опасности («вот-вот рухнет мир», «жизнь обывателя – сплошной кошмар», «перхоть, запах пота или запах чеснока делают человека изгоем общества», «нынешние власти нещадно эксплуатируют народ» и т. д.). Стабильное состояние сменяется замешательством и паникой. Но тут человеку предлагается «спасение» от того «катастрофического» положения, в котором он оказался. Вступают в силу новые формирующие факторы: преданное служение некому божеству, чудодейственная технология, новый шампунь, «наша» партия и т. д. Если эти факторы оказываются достаточно устойчивыми, сознание человека перестраивается и он начинает видеть мир по-другому.

Наркотики и психоделики действуют по той же схеме и выступают в качестве дестабилизирующих и формирующих факторов. Но эти вещества воздействуют на сознание не в одиночку, а лишь в сочетании с другими факторами, такими как: культурный контекст, личность и физиологические особенности принимающего препарат, настроение, ожидания, желания, окружающая обстановка, наставления перед и во время приема психоделика и т. д.

Переимпринтирование и «архаические техники экстаза»

Наиболее наглядно трансформация сознания прослеживается в архаической практике шаманизма, который еще недавно был широко распространен в Сибири, Северной и Южной Америке, в Индонезии, Юго-Восточной Азии и на Тибете. Следы шаманизма и целые архетипические «блоки», корнями уходящие в шаманизм, до сих пор присутствуют в мировых религиях – буддизме, христианстве, исламе. Постепенно традиционные формы шаманизма уступают место новым синкретическим религиозным образованиям. Наиболее ярко такой процесс наблюдался в Америке (Эклектический Культ Высшего Нисходящего Света Учения Санто Дайме или Учителя Иринью; Туземная Американская Церковь; афро-христианский гаитянский культ вудуизма (vaudou, voudoo); макумба, магическая религия, сходная с вуду и сочетающая в себе верования туземцев, африканцев и некоторые аспекты христианства). В настоящее время интерес к неошаманизму так или иначе связан с движением Нового Века (New Age)[328] и Движением за Развитие Человеческого Потенциала.

Шаманизм, похоже, использовал весь возможный для своего времени арсенал средств воздействия на мозг. Активно использовалось, например, «музыкальное сопровождение». Во всех случаях ритуального использования «музыкальных инструментов» (бубен, погремушка, колокольчик; струнные инструменты, как, например, «поющий лук» у лебелинских татар и некоторых алтайцев; гонг, ракушка (особенно на Цейлоне, в Южной Азии и Китае), трещотка (Австралия) и т. д.) мы имеем дело с инструментом, который помогает тем или иным способом установить контакт с «миром духов» (боги, духи, демоны, души предков, умерших, мистических животных). Как подчеркивает Элиаде, этот контакт со сверхчувственным миром обязательно предполагает предварительную концентрацию, которую облегчает шаману или магу его церемониальный наряд и ускоряет ритуальная музыка.

Чтобы войти в транс, члены «Религии Танцующих Духов», большого мистического объединения в Северной Америке, которое возникло еще в начале XIX в. и представляло собой, по существу, коллективный шаманизм,[329] для переживания мистического света долго смотрели на небо и непрерывно трясли руками. В результате они входили в транс и восходили на Небо. Другой практикой «Религии Танцующих Духов» были танцы в кругу костра. Танцы продолжались четыре или пять дней подряд, причем даже без аккомпанемента бубна.

Как мы уже отмечали выше, в архаической практике активно использовались психоактивные вещества. Особенно характерно их использование для Мексики и Южной Америки. Например, индейцы яки, живущие в Северной Мексике, в ритуальных целях курят цветы желтого дрока (Genista canadensis), содержащие цитизин, а индейцы уичоли даже совершают специальные «паломничества» за пейотом (см. выше). Индейцы тараумара, живущие в Чиуауа, иногда добавляют в ферментированный кукурузный напиток tesguino дурман безвредный (Datura inoxia). А масатеки, чинантеки, сапотеки и миштеки (мексиканские индейцы, живущие на территории федерального округа Оахака) в своей религиозной практике употребляют священные грибы (см. выше). В качестве психоделиков используются тропические растения. В лесах Верхней Амазонки распространено употребление лианы Banisteriopsis (банистериопсис каапи). Эту же лиану используют хиваро, живущие в Эквадоре, шипибо-конибо, кампа, ширанауа и кашинауа, живущие на востоке Перу, а также индейцы сиони, населяющие восточную часть Колумбии. Эдуардо Кальдерон, знаменитый перуанский художник и шаман, употреблял психоделический кактус Сан-Педро.[330] Этот кактус известен перуанским шаманам уже как минимум три тысячи лет.

Очевидное переимпринтирующее воздействие наблюдается в практике шаманского посвящения. Центральная тема посвящения в шаманы представляет собой все ту же трехчастную структуру:

1. Отделение. Часто кандидат находится в изоляции в мире духов («в духовном измерении» до трех и более лет), в этом мире местом изоляции может быть ветка ели, где кандидат оставляется для дозревания, отдельный дом или яйцо в гнезде на ветвях мирового древа. В физическом мире кандидат во время «болезни-призвания» может убежать в лес, где он будет бродить в одиночестве несколько дней.

2. Мистическая смерть. Расчленение тела неофита. В физическом измерении кандидат выглядит мертвым, находится в бессознательном состоянии, в своеобразном летаргическом сне. В это время в мире духов тело неофита раздирается, как правило, духами болезней, которые в дальнейшем научат исцелению от тех недугов, причиной которых они являются.

3. Воскресение. Обновление плоти, замена старых органов новыми, мистическими. В некоторых случаях, например у австралийских аборигенов, на этой стадии в тело неофита помещаются особые магические кристаллы. А иногда, например в Южной Америке, в тело помещается магическая сила, не имеющая определенной зримой формы,[331] в результате чего посвящаемый получает от духов различные магические способности.

Как мы уже отмечали выше, для того чтобы мозг был наиболее податлив для перепрограммирования, необходимо отделение от привычной среды обитания, а также шок и стресс. В архаическом инициационном посвящении, осознанно или нет, использовались все необходимые для переимпринтирования техники. Например, неофит помещался в уединенном, пустынном месте, которое должно было символизировать потусторонний мир; на кандидата накладывались запреты, которые делали его наиболее схожим с покойником (умерший не может есть некоторые блюда, не может пользоваться пальцами и т. п.); применялось вымазывание лица и тела пеплом или некоторыми известковыми веществами для того, чтобы достичь бледности призраков; надевались погребальные маски; происходило символическое погребение в храме или в доме фетишей; производились испытания: бичевание, приближение стоп к огню с целью нанесения ожогов, подвешивание в воздухе и даже отрезание пальцев.[332] «Смерть», а проще говоря, состояние, в котором отключаются биовыживательные программы, может быть достигнута разными способами: крайнее утомление, пытки, пост, побои и т. д. Чтобы стать шаманом, молодой хиваро, найдя учителя и заплатив ему, ведет крайне аскетический образ жизни: целыми днями не притрагивается к пище, пьет наркотические напитки, в особенности табачный сок. Когда же наконец дух Пасука появляется перед кандидатом в облике воина, мастер начинает бить неофита, пока тот не упадет на землю без сознания. Таким образом достигается у хиваро ритуальная смерть.[333] Карибские шаманы во время посвящения также доводят себя до отключения обычного режима мозга: все время курят сигары, жуют листья табака и пьют табачный сок, а также изнуряют себя ночными танцами.[334]

О том, что в процессе инициации важную роль играет именно мозг, свидетельствуют следующие данные.

Например, у эскимосов посвящение включало передачу наставником «блеска», «озарения» («ангакок», «кауманек») ученику, который ощущался последним как таинственный свет в самой сердцевине мозга.[335] Из наблюдений Расмуссена мы знаем, что, получая свое «озарение», некий шаман Ауа чувствовал в своем теле и мозгу небесный свет, как бы исходящий из всего его существа; он стал незаметен для людей, однако виден всем духам Земли, неба и моря. «Мой первый дух-помощник был моим тезкой, маленьким ауа. Когда он прибыл ко мне. это было так, как будто вдруг улетела крыша дома, и я почувствовал такую силу видения, что видел через стены, землю и далеко в небе;[336] это как раз мой маленький ауа принес мне этот внутренний свет, летая надо мной, когда я пел».[337]

А у тамангов из Непала и практикующих шаманизм, который существовал еще до появления индуизма и буддизма, а потом впитал в себя их элементы, шаманы-бомбо умеют активизировать духовный свет, локализованный между глазами, причем это является необходимым условием магических полетов.[338]

Интересно также отметить процесс трансформации сознания во время посвящения у ибанов, которые голодают, спят возле могилы или поднимаются на горную вершину, где дух данной местности может наделить их магической силой. Когда же являются духи, они вскрывают неофиту голову, «извлекают оттуда мозги, промывают их и помещают обратно, чтобы дать ему ясный ум, способный проникать в тайны злых духов и в сложности болезней».[339]

Основное свойство шамана – способность перемещаться в мир духов, в божественный мир. Духи же не являются представителями обычной человеческой реальности. Поэтому шаману, чтобы поддерживать отношения с духами и покойниками, самому надо стать в некотором смысле мертвым. Именно в момент «смерти» в этом мире шаман оживает для того мира. Поэтому каждый шаманский сеанс содержит в себе отключение программ земного животного. Начиная с момента посвящения, шаман учится преодолевать обычное человеческое состояние, то есть образ жизни непосвященного, и становиться подобным «духам», то есть мертвецом для мира живых. С шаманом происходит перемена онтологического характера. В противном случае, то есть если бы шаман не стал «духом», не прошел трансформации через «смерть-воскресение», он не смог бы преодолевать все испытания, которым подвергается во время транса (например, переход через непрерывно открывающееся и закрывающееся пространство или по узкому, как волос, мосту; вход в запретные места, охраняемые мифическими стражами, такими как адская собака, и т. д.).[340]

Стоит особо подчеркнуть, что шаманский транс всегда имел место в определенных границах соответствующей традиции. Для любого шамана было необходимым знание топографии Верхнего и Нижнего миров, которые кодировались в терминах и образах мифологии племени. Шаман не отправлялся в иные измерения просто наобум. Но самое, пожалуй, главное – поиск сакрального хотя и мог осуществляться человеком, но избрание всегда осуществлялось Свыше. Шаманизм, независимо от типа отбора шамана (будь то наследственная передача, призвание, назначение родом или личное решение), всегда являлся даром богов или духов; по существу, наследственный шаманизм представляет собой внешнюю форму избрания кандидата сакральными силами. Именно божества обучают будущего шамана через сны и видения (даже в случае наследственной передачи). Старый шаман может передать знание, обучить технике, но лишь сами духи и божества принимают и утверждают кандидата в шаманы. Серьезное обучение, когда кандидат осваивает генеалогию и традиции рода, мифологию, шаманскую лексику, начинается только после первого экстатического переживания. Решающее значение всегда имеет именно со-общение с духами, божествами, сакральными силами.

Поэтому отметим, что любые воздействия на мозг, включая и психоделики, являются лишь частью целого ритуала, в котором осуществляется осознанная настройка мозга на новую «волну», на особую программу (парадигму, мировосприятие). Без особых ритуалов, то есть программирования и перепрограммирования (импринтирования, настройки), эффект воздействия на мозг оказывается непредсказуемым. К слову сказать, именно поэтому между религиозным использованием психоделиков и их употреблением ради «кайфа» нет ничего общего. Как отмечает Невилл Друри, с древнейших времен человек отправлялся в сакральные психоделические путешествия не для того, чтобы «сбежать» в мир «фантазий», но чтобы «увидеть» и «познать» тайны бытия, скрытые от непосвященного взгляда. И, заметим, каждое такое путешествие, как считали шаманы, было «санкционировано» Свыше.

Йога и мозг

Говоря о воздействии на центральную нервную систему с целью достижения глубоких мистических переживаний, нельзя, конечно, не отметить классическую йогу, или, иначе, восьмеричную йогу Патанджали. Несмотря на отсутствие научных знаний в области нейрофизиологии, йоги открыли множество психофизиологических фактов. Как пишет Б. Л. Смирнов, академик АН ТССР, врач с полувековым опытом: «Древние риши были исключительно тонкими наблюдателями, с высокоразвитой способностью к кинестетическим восприятиям (то есть восприятиям сигналов, идущих от глубоких слоев тела, от внутренностей и пр.) и могли не только оценить эти восприятия, но и практически их приспособить для своих целей. Тексты йоги поражают физиологичностью своих предписаний. Ступени «асана» и «пранаяма» можно рассматривать как йогическую физкультуру…»[341]

О пранаяме Смирнов пишет: «Слово пранаяма буквально значит “задержка дыхания”, или “обуздание дыхания”».[342] Но пранаяма не просто тренировка в дыхательных движениях (как тренируются в дыхании певцы, физкультурники); пранаяма есть нечто гораздо большее, это есть тренировка и управление жизненно важными кортико-висцеральными[343] функциями организма, тренировка и управление нервными токами, идущими от коры, как органа высшей нервной деятельности, ко всем внутренним органам и прежде всего – к сердечно-сосудистому аппарату».[344]

Пратьяхару, или – буквально в переводе с санскрита – «оттягивание», «отвлечение» (чувств от их предметов), Смирнов назвал третьей физиологической ступенью йоги Патанджали. Способность к сознательному сосредоточению – одна из высших способностей центральной нервной системы (ЦНС). Умение создавать всепоглощающую доминанту, подчиняющую все другие центры возбуждения, позволяет достичь колоссального контроля над психикой (что в конечном итоге ведет к глубочайшим мистическим переживаниям).[345]

В четвертой главе «Йога-сутры» мы находим интересное свидетельство употребления йогами во всей видимости психоделических веществ: «[Совершенные способности, обретаемые] благодаря лекарственным снадобьям – эликсиру жизни и прочим, – [могут быть обретены] в местах пребывания асуров».[346]

По древнеиндийской мифологической традиции, человек, оказавшийся в мире асуров, выпив приготовленный прекрасными девушками-асури эликсир, обретал бессмертие и вечную молодость.[347]

Перепрограммирование, трансформация тела и теургия

Ритуал трансформации сознания и тела характерен не только для шаманизма и классической йоги. Осуществленный Иисусом Христом переход из смерти в жизнь открывает его ученикам мистериальный путь обретения нового, нетленного тела и сакрального бытия. Вот подлинная суть религиозного процесса смерти и возрождения (воскресения).[348] Через инициацию происходит кардинальная перестройка всего бытия неофита, и духовная, и телесная, и ментальная (метанойя). Вместе с радикальной перестройкой тела и ума (то есть аппаратного и программного обеспечения, следуя метафорам Уилсона), возникает и новый сакральный мир. Рождение свыше, вхождение в священный коллектив, в число избранных, святых – вот результат смерти для профанного мира. «Прижизненная» инициация – необходимое звено в трансцендировании в Сакральное, в переходе от «ветхой твари» к «новой». При этом меняется не только психологический статус посвящаемого (как мы отмечали выше), но и онтологический (на всех стадиях). Новое бытие подразумевает то, что рамки прежних воспринимающих способностей («априорные перцепции») и прежняя категориальная «сетка» разрушаются, уступая место трансцендентному восприятию и уму. Радикально меняется и тело. Вместо посюстороннего тела в результате трансформации (порой в результате ряда трансформаций) появляется «мистическое тело».

Например, согласно даосским преданиям, при обретении бессмертия меняется даже внешность человека: у него заостряются или перемещаются на макушку уши, как у эльфов в кельтском фольклоре, становятся квадратными или двойными зрачки, тело покрывается чешуей, шерстью или перьями. Кроме того, он приобретает ряд сверхъестественных способностей (от левитации до умения одновременно пребывать в нескольких местах и становиться невидимым). Плюс ко всему, он становится долговечным, «как Небо и Земля».[349]

Сверхъестественными способностями обладало и тело воскресшего Иисуса Христа. Надо сказать, что оставленное в новозаветных Евангелиях повествование о последних днях жизни Иисуса Христа, Его страданиях, смерти и воскресении практически полностью воспроизводит архаический трансформационный ритуал (мучительная инициация, «шаманское» посвящение). Вначале Иисус отделяется от привычной социальной среды (период взятия под стражу), затем – издевательства и унижения со стороны солдат, мучительная смерть на кресте (вспомним, например, дерево Иггдрасиль – мировое древо, гигантский ясень, на вершине которого сидит мудрый орел (!) – и висящего на древе Одина, пронзенного копьем). После смерти Иисус спускается в Ад (мотив Нижнего мира) и возносится на Небо (мотив путешествия в Верхний мир), после чего предстает перед Своими учениками в новом, преображенном теле, обладающем существенными преимуществами перед обычными телами (способность проходить сквозь стены, левитация и т. д.).

Собственно, тело – это способ пребывания в определенном мире.[350] Изменяется настройка сознания – изменяется тело – изменяется мир. Поэтому обретение «мистического тела» – это вместе с тем и способ обретения «мистического измерения».

Особое внимание уделялось телу и в буддизме. Как говорит Будда в одном из тантрических текстов: «Здесь (в этом теле) – Ганг и Джамна… Здесь Праяга и Бенарес, здесь Солнце и Луна. Здесь священные места, центры почитания богини Сати – я не встретил ни одного места паломничества или блаженства, сравнимых с моим телом».[351]

Будда, достигший пробуждения под фикусом (!) (будущее Древо Пробуждения), посетил свой родной город Капилавасту и совершил чудо. На глазах у своих родственников он взлетел на воздух, расчленил там свое тело на части, при этом конечности и голова упали на землю, после этого он снова соединил части своего тела, как раньше.[352] Нетрудно в этом предании увидеть вполне характерные шаманские элементы (инициатический ритуал расчленения и восхождение на небо).

По воззрениям Махаяны, Будда обладает тремя телами:[353] Дхармакайя – «Дхармовое тело»; Татхата, абсолютная реальность как она есть на самом деле, лежащая вне всех двойственных оппозиций и понятий, изначально пробужденное сознание; Самбхогакайя – «Тело Всеблаженства». Это тело «открывается взору» бодхисаттв, йогинов и святых; в нем Будда наставляет и обучает их; Нирманакайя – «Магически созданное Тело». Это телесный облик, в котором Будда появляется в мире во имя блага страдающих живых существ. Тем не менее это не есть физическое тело. Таким образом, Будда, находясь в разных телах, все же остается Буддой. Он способен на любые проявления, «отражения» в разных измерениях, и вместе с тем сущность его остается прежней.

Глава 3. ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ

Человеку, «схваченному» пространством-временем, будничная реальность порой становится невыносимой. Тогда он начинает искать выход… Квинтэссенция таких явлений культуры и контркультуры, как романтизм, декадентствующий символизм, экзистенциализм, рок-музыка, движение детей цветов 60-х гг., – неудовлетворенность человеческим бытием, боль и страдание мира живых существ.

Визионерские опыты альтернативных реальностей, психопрактики Востока, буддизм, индуизм, неоплатонизм, манихейство, психоделические эксперименты, трансперсональная психология и т. д. – все это разные (а порой не такие уж и разные) ответы на крик о помощи, на жажду Сакрального, на ностальгию по вечной Родине, тоску по «золотому веку».

Человек стремится не столько к вечности, к сохранению и преумножению того существования, что он имеет сейчас, сколько жаждет вырваться из такой вечности, из этой свидригайловской бани, закоптелой и с пауками по всем углам.[354] И несущественно, как мы назовем эту баню – сансарой, миром под властью «князя мира сего», плодом пленения света мраком или «тошнотой», «Dasein». Принципиально здесь то, что человеку тесно в этом мире, в этой неправде и неполноценности (то есть в мире отсутствия целостности, холистичности, «плеромы»). Оттого и раздается вопль: «Гласу души внемлю я, что взывает из тела своего: Кто извлечет меня из тела моего, кто вынет меня из плоти моей? Утесняема и томима я в мире сем, в мире, который весь – ночь, ковами исполнен весь, узами завязан весь, печатями запечатан весь – узами без числа, печатями без конца…»[355]

Люди стремились вырваться из «телесных оков» разными способами. Например, повсеместно распространенный и поощряемый государственными системами (прямо или косвенно) алкоголь является известным практически всем средством воздействия на мозг. С помощью этого «легкого» наркотика человек может «расслабиться», освободиться от частых стрессов, связанных прежде всего с борьбой за выживание. Однако действие алкоголя, как это отмечают многие нейрологи, хоть и влечет за собой «отключение» ряда биопрограмм, но при этом действует на сознание как некое омрачение. Принимая алкоголь в больших количествах, мы попадаем на низшие уровни сознания – сон и ступор.

Конечно, алкоголь в разумных количествах в некотором смысле даже способствует раскрытию человеческого потенциала. Вспомним хотя бы вдохновенные слова о вине китайского поэта Ли Бо или иранского поэта, астронома и математика Омара Хайяма. В отношении алкоголя Омар Хайям сформулировал золотое правило:

Вино запрещено, но есть четыре «но»:

Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьет вино.

При соблюдении сих четырех условий

Всем здравомыслящим вино разрешено.[356]

Вместе с тем если алкоголь в неразумных количествах большинством нейрологов, физиологов, религиозных деятелей и т. д. признается «ограничителем» сознания, то психоделики среди многих выдающихся ученых, мыслителей и представителей творческой интеллигенции, напротив, считаются «открывающими глаза на мир» (Джон Лилли, Олдос Хаксли, Станислав Гроф и др.). В кругах западной интеллектуальной элиты о психоделиках высказываются мнения от порой прямо восторженных до осторожно взвешенных. В настоящее время раздается все больше голосов ученых, призывающих пересмотреть решение о запрете использования психоделических препаратов в научных целях, в особенности это касается ЛСД-терапии.[357] Истеблишмент, конечно, не может разделить такой позиции. Как уже говорилось выше, государственные структуры заботятся об удержании человека в рамках основных биовыживательных программ. Употребление алкоголя, который не выводит за рамки принятой реальности (но и не слишком сужает сознание, как, например, опиаты), позволительно, но все, что выходит за эти границы, признается противозаконным, маргинальным и контркультурным. Массовая активизация контркультурных, психоделических и трансцендирующих движений возможна лишь в переходные, кризисные эпохи (такие, как поздняя античность, период после Первой и Второй мировых войн), то есть в то время, когда разрушается старая метапрограмма, контролирующая биовыживание, и еще не сформирована новая метапрограмма, способная контролировать человеческие массы.

Как мы увидели выше, любые психопрактики, по существу, практики психосоматические. Взаимодействие ПСИХИКИ-СОМЫ (души-тела) – инструмент трансформации сознания. И поскольку главной составляющей человеческого тела является головной мозг, то оказывается, что ЦНС (центральная нервная система) является неотъемлемым участником любой техники изменения сознания. Мистики разных времен, независимо от того, как они относились к своему физическому телу (предпочитая аскезу и отречение от тела или занимаясь осознанным преображением тела в йогических и алхимических трансформациях), работали над перенастройкой своей нервной системы. Парадокс заключался в том, что кажущееся пренебрежение телом, «угашение плоти» превращалось в мощное воздействие на мозг и его программирование (пост, ночные бдения, вериги и т. д.), а мозг, как это уже отмечалось ранее, – главная составляющая тела и нервная система в целом тоже сома. Вместе с тем внимание к телу в других случаях (йога Патанджали, тибетская и даосская йога и т. д.) было также и отречением от посюстороннего тела. Но и в этом случае мы имеем дело с воздействием на ЦНС.

Проще говоря, во всех случаях целью было такое воздействие на ЦНС, которое отключало мирские биовыживательные программы и позволяло получить религиозный, то есть трансцендентный, опыт. Часто случалось так, что, получив такой опыт, люди переосмысляли свое физическое существование и изменяли к нему отношение. Они понимали, что мир не так уж плох (и более того, он прекрасен), если посмотреть на него с другой стороны, из другого измерения, в другом состоянии сознания. Ведь нирвана и сансара, как это говорится в «Мула мадхьямике карике», лежит в одних границах, а лучше сказать – в одном безграничном. Архаические народы, имевшие эффективные инструменты для осознанного воздействия на мозг, обладали техникой направленных измененных состояний сознания. Переживания шамана в измененном состоянии сознания – это необыкновенная и невыразимая радость и благоговение перед прекрасными трансцендентными мирами, открывающимися ему. Архаические техники экстаза, позволяющие выйти за пределы точки на плоскости двухмерной реальности (точки, которую мы называем «Я»), подняться над скукой и давящей пустотой профанной реальности, органически влились в такие религии, как, например, буддизм и христианство. Однако, видимо, любая религия со временем склонна вступать в союз с биовыживательным истеблишментом, что в итоге приводит к ее омертвлению и формализации. Явление неоархаики в XX в. – это своеобразный transcensus, выход за пределы ригидных, омертвелых схем. Научно-техническая революция нашего столетия не охладила интереса к мистицизму. Об это свидетельствуют как массовые паломничества в Индию, Непал, Китай, Мексику и Африку, так и большой спрос на нетрадиционную медицину (тибетская медицина, акупунктура, знахарство и т. д.). Середина XX в. знаменательна также возникновением в США. очень популярного в широких массах движения «Нью Эйдж». Полевые исследования антропологов древних культур Юго-Восточной Азии, Африки и Центральной Америки, их ритуалов, космогонических концепций, целительских практик и взаимоотношений с природой изменили общепринятые представления о древности. Как писал в своих работах Клод Леви-Стросс, западное сознание вынуждено отказаться от мировоззрения, основывающегося на односторонне трактуемой идее прогресса, когда различные одновременно существующие состояния человеческого общества рассматриваются как разные стадии или шаги единого процесса развития. Так называемые «примитивные общества» не являются ни первобытными, ни «детскими». Конечно, в некотором смысле мы можем назвать религиозные переживания архаики «детскими». Но именно в том смысле, в каком об этом говорилось в эпосе киче. В данном смысле уместны слова Иисуса Христа: «истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:3). Поэтому и получают в сказках Иваны-дураки и Емели свое Царство; они подобно шаманам используют своих «животных Силы» (конек-горбунок, щука и т. д.), которые добывают для них разные сокровища («предметы Силы») в «Нижнем» и «Верхнем» мирах, и как высшую награду обретают своих жен, символизирующих Премудрость.

И когда в результате специфических воздействий на ЦНС открываются глаза человека, хищнический мир земной жизни, в котором «скифский» стиль – основа существования, вдруг трансформируется в царственный танец, космическую игру Абсолютной реальности, В других случаях человек может интерпретировать свой мистический опыт как встречу и единение с Богом. Независимо от того, как он истолкует свои переживания. В любом случае главное – это трансцендирование в Сакральное. После получения такого личного опыта человек начинает вести более этичную, более осмысленную и более яркую жизнь. А поскольку прежние биопрограммы теряют свою прежнюю мощь или вовсе «стираются», то человек перестает противопоставлять свои религиозные взгляды религиозным взглядам других людей (ранее, побуждаемый первыми четырьмя контурами-импринтами, человек играл в грубую и разрушительную игру «Мой Бог лучше твоего бога»); иными словами он становится более адогматичным. В целом же можно сказать, что люди, мозг которых освободился от диктата «ограничивающих» сознание программ, обретают холистическое (целостное), холотропическое[358] видение мира и отказываются от прежних эгоцентрических и хилотропических[359] установок.

Таким образом, мы увидели, что мозг играет весьма существенную роль в религиозном опыте. Мозг – это средство для обеспечения выживания в мире земной жизни. На генетическом уровне мозг запрограммирован на включение четырех основных биопрограмм, призванных обеспечить продолжение физического существования. Мозг фильтрует гипотетическую «плерому» и производит настройку сознания на специфическую реальность. Но если мозг подвергается специфическому воздействию, старые программы отключаются или вовсе стираются и сознание открывается для совершенно нового мира. Воздействие некоторых психоактивных веществ и других «выключателей» первых четырех биопрограмм вызывает ощущение расширения сознания, выхода за границы ущербной обычной реальности, а также приводит к пониманию неизреченности своего опыта, то есть к осознанию невозможности адекватного выражения психоделического опыта на чувственно-рациональном уровне.

Одна из главных задач мистика состоит в сознательном контролировании мозга: в умении разблокировать активность правого полушария головного мозга (практически не действующего у обычного человека), в способности освободиться от знаково-речевого, моделирующего диктата левого полушария и, возможно, даже в выходе сознания «за пределы» мозга.

Мы увидели, что на самом деле современная наука не только не опровергает, но практически становится на сторону религии и даже признает превосходство мистического миросозерцания. Как пишет Ньюберг в своей книге «Почему Бог не уйдет: наука о мозге и биология веры»: «Тот, кто имеет мистический опыт, обладает чувством реальности более глубоким и более ясным, чем наше. Следовательно, это чувство реальности может быть и более точным, чем наше научное чувство реальности».

Таким образом, мы можем сказать, что мозг может выступать как в роли тюремщика человеческого сознания, так и в роли стартовой площадки для перехода в иное бытие. Безусловно, состояние сознания тесно связано с состоянием мозга, в противном случае воздействие на мозг наркотиков, психоделиков и т. д. не было бы таким существенным. Травмы, опухоли и инфекции мозга могут изменить поведение человека до неузнаваемости. А контузия мозга или кислородная недостаточность может привести к потере сознания. Вместе с тем в результате удачной нейрохирургической операции состояние человека может заметно улучшиться.

Но правомочен ли из этого вывод, что мозг – творец психэ? Ведь в случае, если мы повредим какие-нибудь части компьютера и он начнет работать со сбоями или вовсе «вырубится», мы же не будем утверждать, что сам он и является оператором, то есть пользователем ПК.

Но во всяком случае, пока психэ связана с телом, воздействие на тело влечет и изменения в сознании. Поэтому выводы в манере Декарта о независимости мышления от тела кажутся, по крайней мере, поспешными. Однако же и «претензии» мозга на роль последней инстанции в религиозном опыте, как мы показали, столь же несостоятельны.

И тут мы можем снова обратиться к гению Артура Шопенгауэра, согласно концепции которого, изложенной в его основном труде «Мир как воля и представление», познание, выраженное в качестве пространственно-временного феномена в виде мозга, который не способен к познанию реальности вещи в себе именно потому, что он был порожден волей (явлением которой является тело, первичное по отношению к мозгу) в процессе эволюции для исполнения ее мотивов, то есть сохранения, продления и воспроизведения жизни тела. Поэтому законная сфера деятельности познания – мир феноменов, распростертых этой же познавательной способностью во времени и пространстве и подчиненных закону причинности. Но в этом же познании таится и удивительная способность, противоречащая целям воли/тела: способность к абстракции, к философскому мышлению и, наконец, к самопознанию, ведущему человека от феноменов к вещи в себе через «пелену майи» – иллюзорную множественность и внеположность феноменов – к постижению принципа «Tat twam asi» («Это живущее есть ты») и обретению освобождения от страданий того циклического существования, которое было названо древними индийцами «сансарой». Таким образом, познание, отрывающееся от целей воли (можно сказать, породившей его природы), оказывается фактором, освобождающим от власти природы и вводящим в мир духа.

Заключение