тификациях по их берегам. Сазонов резко прервал посла и самым серьезным образом заявил ему и присутствовавшему при разговоре Бьюкенену, что если Франция и Великобритания не примут требований России, то он немедленно подаст царю прошение об отставке, чтобы Николай II избрал на его место кого-нибудь, кто сумел бы добиться подобных обещаний. Едва скрытая между строк угроза заключалась в том, что, в отличие от Сазонова, иной министр вполне мог оказаться менее привержен «согласным» военным усилиям, но склонен к сепаратному миру с Центральными державами[537].
Англичане также не проявили особого энтузиазма в отношении предложений России, предпочитая отложить их окончательное согласование до тех пор, пока Германия не будет разбита. Своим заявлением от 6 марта Грей постарался сгладить этот момент, отметив, что «не сделал никаких возражений против [сказанного] г. Сазоновым сэру Дж. Бьюкенену». В обращении подчеркивалось, что и Британия понесла немало жертв во время Дарданелльской операции, несмотря на свою незаинтересованность в проливах, вопрос о которых предполагалось разрешить в согласии с пожеланиями России. В любом случае Британия призывала Россию всемерно содействовать союзной операции против Турции[538]. Добавив к этому, что Грей склоняется к нейтрализации района проливов, Бенкендорф вместе с тем несколько укрепил веру Сазонова в конечный успех его требований: Великобритания с Францией и сами имели серьезные разногласия в отношении остальной части Османской империи, и Грей предпочитал до поры отложить подобные вопросы[539].
Несмотря на настойчивые требования Сазонова как можно скорее разрешить поставленный вопрос, французское правительство продолжало затягивать время[540]. 8 марта Палеолог уведомил российское правительство о том, что оно может рассчитывать на поддержку Франции, отметив, впрочем, что этот и многие другие вопросы, касающиеся интересов союзников в Османской империи, будут детально проработаны в окончательном мирном договоре по завершении войны[541]. Также и французский министр иностранных дел настаивал на том, что данный вопрос следует не выносить в отдельное соглашение, но включить в «общее урегулирование последствий войны» – проще говоря, отложить вопрос на некоторое время, поскольку французы пока не готовы обсудить общие условия подобного договора[542]. И вместе с тем британский посол во Франции сэр Фрэнсис Берти сообщил Грею 10 марта, что, как ему стало известно, Делькассе настроен уже не столь категорично в отношении русских требований, как то было еще несколько дней назад. Он будто бы примирился с тем, что Россия приобретет не только земли, которые потребовала в ноябре, но и Константинополь, равно как не намерен слишком противиться русским фортификациям в районе проливов. Британский посол с уверенностью заявил, что Извольский угрожал министру, хотя независимые источники этого никоим образом не подтверждают. Делькассе действительно выразил серьезную обеспокоенность тем, что обструкция со стороны Британии и Франции может «вынудить Россию пойти на соглашение с Германией, к чему германский император стремится всеми доступными ему средствами»[543]. Даже более того: 10 марта Извольский сообщил Сазонову, что, как он понимает, Делькассе наконец признает полный контроль России над проливами и Константинополем[544].
Теперь к скорым дальнейшим шагам были готовы и англичане: 10 марта Грей сообщил Бенкендорфу, что британский кабинет активно изучает требования России и в течение недели должен выработать окончательное решение. При этом, как отметил министр, и он и кабинет понимали, что Россия желает безопасности своих интересов в проливах и потому не удовлетворится обладанием лишь одной их стороной. Недельное промедление он объяснил тем, что, в то время как Россия предъявила союзникам полностью проработанный ряд требований, британские пожелания в Османской империи столь же полно пока определены не были, и по ним в настоящий момент ведется оживленное обсуждение[545]. И действительно, в тот же день прошло заседание Военного совета при участии лидеров консервативной оппозиции, в результате которого было решено принять требования России в полном объеме, оговорив лишь, что Великобритания и Франция также ожидают согласия России с их пожеланиями в Османской империи, когда таковые будут подготовлены[546]. Грей незамедлительно телеграфировал Бьюкенену об этом решении, а на следующий день сообщил инструкции по передаче российскому правительству данного соглашения в виде меморандума[547].
А 12 марта и само правительство его величества официально дало историческое обещание позволить России овладеть всем, к чему она стремилась, как то было определено меморандумом Сазонова от 4 марта. Отложив пока собственный список пожеланий в Турции, Лондон ясно дал понять, что рассчитывает на беспрепятственное торговое судоходство в проливах и порто-франко в Константинополе для транзита товаров между территориями за пределами Российской империи. Британское правительство также уведомило Россию о желании включить нейтральную зону в Персии, по условиям двухстороннего соглашения 1907 года отмежевывающую зону британского влияния от российского, в свою, британскую зону[548]. Поскольку Сазонов уже ранее заявлял о готовности согласиться с экономическими требованиями Великобритании, никаких возражений против них, равно как и против еще не установленных притязаний в Османской империи, он не выдвинул. Что касается персидской нейтральной зоны, министр воздерживался от окончательного согласия, желая прояснить ряд вопросов, вроде большей свободы действий для России в собственной зоне, или некоторых уточнений по границе между российской зоной и нейтральной, прежде чем последняя будет передана англичанам. Позже в тот же день Сазонов с Бьюкененом были на приеме государя в Царском Селе – Николай II также выразил свое согласие и с благодарностью принял британские условия. Когда же разговор зашел о Персии, царь уклонился от обсуждения подробностей, и Сазонов напомнил послу, что таковые им еще предстоит урегулировать сообща[549].
Тем временем французы принимали заметные усилия к тому, чтобы как можно дольше избегать аналогичного заявления о судьбе Константинополя и проливов. Делькассе пускался на самые разнообразные стратегические уловки, чтобы отдалить окончательное согласие, немало тем удивляя Россию, ожидавшую большей сговорчивости от своего давнего союзника. Вместо этого Делькассе, напротив, все больше затягивал время, предлагая министрам иностранных дел союзников встретиться в Париже и обсудить вопрос о разделе Османской империи в целом. Эту идею он впервые предложил еще во время своих январских встреч с Извольским. Принимая во внимание масштаб проблем, а также подобную встречу министров финансов держав Антанты, прошедшую с относительным успехом, Извольский призывал Сазонова ехать в Париж, чтобы детально все обсудить с союзными визави, избегая тем самым каких-либо трений, которые могли бы возникнуть вследствие недоразумений[550]. Посол вернулся к этой идее в начале марта, когда обсуждение проливов и Константинополя становилось все более напряженным. Вторя Бенкендорфу, он ясно дал понять Сазонову, что они – Делькассе и Грей – полагают, что переговоры пойдут куда легче, если Сазонов прибудет в Париж[551]. А после того как Сазонов представил 4 марта окончательный меморандум, Извольский, понимая, что недостаточно осведомлен о текущей позиции российского правительства, вновь настоятельно советовал ему быть в Париже для прямых переговоров с министрами[552]. В тот же день Делькассе выразил Извольскому «живейшее желание лично обсудить <…> все эти вопросы» с Сазоновым, «сожале[я], что парламентская сессия не позволяет ему съездить в Петроград»[553].
Сазонов ответил отказом. 5 марта он сообщил Бьюкенену, что не может позволить себе столь продолжительной отлучки из Петрограда, опасаясь – и уведомив о том Николая II, – «что в его отсутствие военные власти употребят свое влияние в достижение того, с чем бы он мог быть не согласен»[554]. Но предложения о парижской встрече продолжились, и 8 марта министр подтвердил свой отказ покидать столицу до окончания войны[555]. Принимая во внимание, что и Делькассе опасался, что германофильские голоса внутри российского правительства могут заглушить сильную партию Сазонова и его соратников, расположенных к Антанте, французский министр должен был понимать, что Сазонову следует оставаться на Певческом мосту, и особенно в то время, когда ситуация на русских фронтах представлялась весьма шаткой. Выражая свое огорчение, Делькассе повторил, что не сомневается в пользе подобной встречи для всех сторон, поскольку «двух часов разговора с [российским] министром иностранных дел <…> достаточно, чтобы достигнуть согласия по любому вопросу, для решения коего потребуются недели переговоров по телеграфу»[556]. Как видно, в первые мартовские дни Делькассе удавалось пользоваться увлеченностью Извольского идеей отложить решения о четких действиях до приезда Сазонова.