Святилище, что искала Игре, обычно называлось Кругом богов и Большим кругом – в противоположность Малому кругу, расположенному к северу от Эбрака. Находилось оно в малообитаемой местности между последней областью Лиандарса и Тиринией, отделенное от них обоих стеною глухих лесов. Дороги обходили это место далеко стороной, правда, по словам Гвейра, кое-какие тропы туда все же вели. Не будучи следопытом, привычным к лесной жизни, Рольван даже не надеялся бы отыскать эти тропы или найти в лесу сбежавших от него друзей. Но кроме него в ту же сторону шел целый отряд, так что ему оставалось лишь догнать этот отряд и ехать следом, стараясь не попасться на глаза и быть готовым при случае вмешаться в схватку, заодно заслужив себе благодарность и прощение.
Успокоив себя такими рассуждениями, он повеселел и пустил коня в рысь, не забывая поглядывать вперед, не покажутся ли там возглавляемые монахом дружинники. Он миновал две большие развилки, без колебаний выбирая самое южное направление; он колебался при виде узких тропок, уводящих в лес или в глубь лугов: Гвейр и Игре могли выбрать любую из них, что, скорее всего, и сделали, но найти их там можно было бы только чудом. В том же, что дружинники станут держаться дорог, насколько возможно, Рольван не сомневался. Не сомневался и в том, что, встретив на пути укрепленную деревню, они решат расспросить жителей, потому и сам тоже не обошел ту деревню стороной. Предположение оказалось верным: воины проезжали здесь совсем недавно, они даже остановились в корчме выпить пива и яростно поспорили собой, прежде чем решить поехать дальше. О чем именно был их спор, догадаться не представляло труда: до заката оставалось всего несколько часов.
После деревни Рольван поехал быстрее, но всадников ему удалось догнать только к наступлению ночи. Дорога в том месте сходила к реке, неспешно катившей свои широкие воды с юго-востока к западу, с пространными травянистыми берегами. Остановившись на вершине невысокого холма, Рольван увидел привязанный у ближнего берега паром и отряд, как раз подъезжавший к домику перевозчика. Солнце уже село, над темной, блестящей лентой воды высыпали первые звезды, но силуэты дружинников были отчетливо видны с вершины издалека. Вот они спешились у столба с привязанным фонарем, перекинулись парой слов с вышедшим навстречу перевозчиком, но вместо того, чтобы воспользоваться переправой, спешно привязали коней и скрылись в его доме. Немного погодя стало ясно, что до утра они наружу не выйдут. Теснота наверняка показалась им меньшим неудобством, чем ночевка под открытым небом в окружении демонов. Едва ли там найдется место, чтобы им всем лечь, подумал Рольван с усмешкой, – разве что друг на друга, а хозяина дома и вовсе придется выгнать на улицу.
Сам он впервые за все время остался после захода солнца один, без защиты стен или колдовского круга Игре, но, на удивление, почти не боялся. До сих пор ему удавалось избежать встречи с призраками, которые так пугали всех вокруг. Может быть, именно поэтому возможность так и не найти Гвейра и его сестру или, найдя, оказаться ими отвергнутым беспокоила его гораздо больше.
Побродив вокруг, он выбрал место для ночлега в стороне от дороги, под прикрытием древнего раскидистого вяза, чьи широкие ветви заслонили от реки привязанного Монаха и послужили сенью для самого Рольвана, устроившегося на земле так, чтобы видеть все, что делалось на берегу. Он завернулся в плащ и чувствовал себя в прохладном воздухе довольно неуютно, так что почти не надеялся заснуть. Но сон пришел сразу, смутный и недобрый, захватил его в ледяные объятия. В этом сне было одиночество, долгие бесплодные поиски и гаснущий блеск волчьих глаз. Проснулся Рольван с женским именем на устах, но сразу же забыл об этом, увидев дружинников, заводящих на паром лошадей.
К тому времени, как вернулся перевозчик, Рольван успел позавтракать хлебом с сыром и сушеной рыбой и проехаться, давая разминку застоявшемуся за ночь Монаху. Дождавшись парома и оказавшись наконец на той стороне, он через час уже нагнал ехавший неспешным аллюром отряд и дальше следовал за ним. Местность здесь была холмистой, дорога изгибалась, взбегала на склоны и терялась в зеленеющих низинах. Ветер дул с моря; иногда, при сильных его порывах, чудились даже соленые запахи побережья. Всадники производили достаточно шума, чтобы можно было следить за ними издали, не опасаясь попасться на глаза – занятие несложное, но однообразное, позволявшее без конца перебирать в памяти все последние события, поворачивая их так и этак, как будто бы эти бесконечные разглядывания могли хоть что-то изменить.
На ночь дружинники остановились в одной из придорожных деревень. Рольван проехал мимо таверны, куда они свернули, но зайти не решился. Выбрав наугад зажиточный дом на краю деревни, за мелкую монету получил разрешение заночевать на сеновале под амбарной крышей. Сытный ужин и чаша кислого вина ему достались в придачу от хозяйской доброты.
Среди ночи прямо над его головой затеяли перебранку коты. Они орали друг на друга и выли ненавидяще, но все не решались перейти от слов к делу, пока Рольван почти уже не собрался залезть на крышу и самолично объяснить им, кто здесь настоящий мужчина – пусть-ка попробуют оспорить. Потом вопящий клубок прокатился над ним и свалился на землю и он смог наконец заснуть, но всего через два часа был разбужен пронзительным петушиным воплем. Когда встало солнце, он уже снова ехал на расстоянии полета стрелы за спинами ничего не подозревавшего отряда.
К полудню обжитые места остались в стороне. Дружинники свернули с дороги и углубились в лес. Дорогу им указывал монах. Он ехал впереди с таким уверенным видом, как будто для служителя Мира посещение древних святилищ – самое обычное дело.
Рольван спешился и вел коня в поводу, следя, чтобы под ногой или под копытом не хрустнула ветка или лошадиное фырканье ненароком не выдало его присутствие. Умница Монах не ржал без причины и вообще вел себя очень скромно, словно понимал – резвость лучше попридержать для боя. Впрочем, беспокоился Рольван зря, дружинники совершенно не опасались преследования. Непозволительное легкомыслие для людей, вздумавших охотиться на дрейвов!
Он криво усмехнулся, вспомнив, как сам во главе такого же шумного и бестолкового отряда шел через лес по дрейвским следам и как жестоко он в тот раз поплатился за свою беспечность. Теперь он надеялся от всей души, что Гвейр и его сестра сумеют избежать встречи со своей незадачливой погоней. Если же нет, ему, Рольвану представится возможность для разнообразия сразиться на другой стороне. Не о таком ли равновесии толковала когда-то рыжеволосая Верховная дрейвка? И еще – если он сумеет оказаться полезным, если защитит ее от мечей убийц, не станет ли эта самая дрейвка к нему хоть немного дружелюбнее?
Поднявшийся ветер принес тучи и влажные запахи, обещая непогоду. Ветви трещали и гнулись под резкими порывами, небо потемнело – увлеченный своими мыслями Рольван не сразу понял, что это означает наступление не грозы, а вечера.
Всадники остановились, их голоса зазвучали громче. Привязав коня поодаль, Рольван подкрался ближе – послушать.
– Будь я проклят, если пойду дальше, – заявлял чей-то раздраженный бас. – Уже темно. Этот ублюдок ведет нас в самое демонское логово!
– А я думал, ты не веришь в демонов, Райкол, – отозвался ему спокойный и насмешливый голос.
– Господин Райкол! – рявкнул басистый.
– Будешь господином, когда научишься вежливости.
Слова эти были встречены дружным хохотом. Осторожно выглянув из-за широкого ствола, Рольван увидел на расстоянии не больше двадцати шагов, как воин в потертом кожаном панцире, с очень загорелым мясистым лицом, угрожающе надвигается на пожилого монаха. Тот ничуть не казался напуганным.
– Оставь лучше свою ненависть для дрейвов, – посоветовал он. – Вскоре ты их встретишь, это я обещаю.
– В песий зад твои обещания! – взвыл Райкол и бросился бы на монаха, если бы другой всадник не преградил ему путь.
– Хватит! – прикрикнул он. – Райкол прав. Мы не поедем, не зная дороги, в темноте. Ты клялся, что мы будем у Круга до вечера. Где он?
Монах пожал плечами.
– Видимо, я ошибся. Давно тут не бывал.
– А что ты вообще здесь делал, святой брат? – поинтересовался кто-то из дружинников.
– Вот именно! – подхватил другой.
Рольван тоже хотел бы услышать ответ, но тот, кто вмешался в ссору монаха с Райколом, повелительно махнул рукой, и голоса смолкли.
– Сколько еще до места? – спросил он.
– Немного… должно быть, – с небольшой заминкой ответил монах.
– То есть ты заблудился?
– Нет!
– Хочешь, чтобы мы тебе поверили?! – зарычал Райкол.
– Тихо, – оборвал его командир. – Достаточно. Мы разобьем лагерь и продолжим поиски утром.
– Если ночью нас не сожрут демоны, – тихо, но ясно добавил кто-то за его спиной.
Монах отреагировал сразу:
– А вы молитесь. Молитесь, а не пиво сосите, пьяницы. Грехи ваши заставляют вас бояться демонов.
– А пошел бы ты, святой брат, – ответил ему все тот же голос.
А другой засмеялся и уточнил:
– В песий зад!
Теперь смеялись почти все, кроме самого монаха и командира. Райкол наклонился, вытащил притороченную у седла флягу и смачно приложился к ее горлышку. Другие уже спешивались и принимались за разбивку лагеря.
Рольван, пригибаясь, вернулся обратно к своему коню. Он видел достаточно и знал, как должен поступить. Появиться в самый нужный момент, вступить в бой, заслужить признание и благодарность – хорошо представлять себе все это, но на самом деле врагов второе больше и одолеть их будет непросто. Лучше сделать по-другому. Для этого он уйдет подальше в лес и хорошенько отдохнет до полуночи. Потом вернется. Там, в разрушенной крепости, Гвейр и Игре преподали ему урок, которым Рольван собирался теперь воспользоваться. Ночь и темнота – вот союзники, к чьей помощи он сегодня прибегнет.
Просыпаться тогда, когда задумал – одно из умений, которые он сохранил с детства, с тех времен, когда вместе с Одо и Эгвином сбегал из постели в свои развратные ночные вылазки. Эти в