Игре вытерла слезы и пошла к камням. Ее ладони снова кровоточили, но она вытащила нож и безжалостно нанесла себе новые порезы.
Гвейр тихо выругался.
– Зачем я это позволил?
Игре подняла руки и запела, разбрызгивая капли крови.
– Правильно позволил, – прошептал Рольван. – Она тебя спасет.
– Едва ли! Но так она хотя бы будет надеяться. Ты защитишь ее, Рольван? Я могу тебе доверять?
– Я буду защищать ее до тех пор, пока ты не вернешься, – сказал Рольван. – Обещаю.
Низкий голос дрейвки отдавался от камней и возвращался гулким эхом. Тревога, что была разлита в здешнем воздухе, усилилась, ее почти можно было коснуться рукой. Древние боги, подумал Рольван, и его прошиб холодный пот, боги дрейвов. Игре бросила им вызов, и сейчас они явятся наказать ее непокорность. Усиленное эхом пение било по ушам, и Рольван мог бы поклясться, что слышит больше одного голоса. Два, три, целый хор невидимых певцов слился с голосом Игре, зарокотал, как близкие громовые раскаты. Меж камней возникли и сделались ярче огненные линии – казалось, кто-то невидимый рисует концом пылающей ветви дверной проем. В прошлый раз он был заполнен клубящейся тьмой; теперь в нем плавали хлопья светлого, почти белого тумана. Игре оборвала пение.
– Гвейр! – она опустила руки и пошатнулась. – Быстрее!
Гвейр глубоко вздохнул и пошел к ней сквозь примятый вереск. Рольван, поколебавшись мгновение, последовал за ним. Игре казалась полумертвой от усталости.
– Иди прямо туда, – сказала она. – Быстрее.
– Прощай, сестренка. Я люблю тебя.
– Я люблю тебя больше всего на свете, – ответила Игре.
Гвейр ненадолго прижал ее к груди и решительно пошел к Вратам. Обернувшись в последний миг, кивнул Рольвану.
– Ты поклялся, – сказал он.
Шагнул в туман и исчез. Игре тихонько ахнула, но тут же подняла руки для нового колдовства. Рольван осторожно отступил назад.
Снова зазвучала тягучая дрейвская песня, снова полетели во все стороны темные капли крови. Голос Игре хрипел и срывался, она покачивалась, как тонкое деревце под порывами ветра. Рольван готовился в любой миг подхватить ее. Но лишь когда ночной мрак разрезала алая вспышка и Врата в иной мир исчезли, Игре наконец упала без чувств.
Рольван поднял ее на руки и понес к своему коню. Она была пугающе бледной и неподвижной, но дышала, редко и очень тихо. Взобраться в седло, не потревожив ее, оказалось не так-то просто, ловить вдобавок к этому еще двух лошадей – и вовсе невозможно. Оставалось надеяться, что тем хватит ума самим последовать за Монахом. Рольван пустил его в неспешный аллюр, стараясь устроить ее поудобнее в своих объятиях и одновременно пытаясь погасить собственную жадную потребность прижать ее крепче, ощутить ее тело своим. Овладеть и никогда больше не отпускать. Он чувствовал себя пьяным от ее близости и не знал, как долго еще сможет сдерживаться, прежде чем желание возьмет верх над рассудком.
Лесная чаща, покинутая ими совсем недавно, поредела и превратилась в прохладный тенистый лес, где дубы соседствовали с огромными буками и старыми, разлапистыми березами, а тропа, как ни странно, вывела прямиком к оставленным ими в спешке вещам. Размышлять и удивляться этим переменам Рольван не стал. Никакие чудеса этого и всех остальных миров не могли сравниться с чудом, что он держал на руках.
Ложе, которое они с Гвейром соорудили для нее, осталось нетронутым. Игре очнулась, когда Рольван уложил ее туда и принялся укутывать плащом. Увидела его лицо, вскрикнула и попыталась отпрянуть.
– Нет, – сказал Рольван, – не бойся. Я убью любого, кто захочет тебя обидеть, даже если это буду я сам. Спи, Игре. Ты в безопасности, клянусь.
Еще мгновение она недоверчиво смотрела на него, потом ее глаза закрылись и она снова провалилась в тот неестественный сон, каким расплачивалась всякий раз за сильное колдовство. Рольван тщательно укрыл ее, потом лег рядом и обнял – такую малость он мог себе позволить. Похоть никуда не делась, все еще рвала и терзала его, но эта битва была лишь частью большой войны, которую он не мог проиграть. Обстоятельства их первой встречи сделали невозможным доверие между ними; теперь это предстояло изменить, и Рольван знал, что не отступит, пока не добьется успеха.
Часть II Разными мирами
Глава одиннадцатая, настойчивая
Особенно же почитают источники, находящиеся в разных местах страны. Лианды называют их священными и могут убить того, кто приблизится к источнику непрошеным или без соблюдения обрядов. Принято у них, чтобы взыскующий права называться дрейвом и говорить от имени богов по завершении лет своего обучения приходил к такому источнику и оставался там один на месяцы или годы, питаясь и согреваясь только тем, что дает лес, до тех пор, пока боги не завладеют его душой и не наделят его колдовской силой.
«Правда ли, что ты меня любишь? – спрашивала она. – Сделаешь ли для меня такое, что никому не под силу? Пойдешь ли туда, куда остальные побоялись идти?» И он сказал: «Пойду».
Аска, старая нянька Игре и Гвейра, не была колдуньей – Игре заявила об этом весьма категорично, – что нисколько не помешало ей дожидаться у городских ворот с таким видом, как будто ей уже давно была назначена здесь встреча. С таким же невозмутимым видом она провела их полупустой по вечернему делу улицей к своему жилищу. Жилищем оказался небольшой флигель когда-то богатого, а ныне покосившегося дома под черепичной крышей, где обитало шумное семейство с детьми. Звонкий смех и голоса были слышны даже сквозь закрытые ставни. Во флигель вел отдельный вход; Аска, оглядываясь, провела туда своих гостей вместе с лошадьми, так, что их никто не увидел.
Оказавшись внутри, Рольван еще раз убедился: их ждали. У дальней от входа стены было приготовлено сено и овес для лошадей, от бронзового котелка над теплым еще очагом поднимался запах сдобренной мясом каши. Он попробовал сосчитать, сколько дней они не ели горячей пищи, но не смог.
Пока женщины обнимались и всхлипывали, шепотом повторяя имена Гвейра и Грата, он успел устроить и расседлать лошадей. С того дня, как Гвейр шагнул во Врата, Игре похудела еще сильнее, хотя это и казалось невозможным. Она совершенно утонула в мощных объятиях старухи. Ревниво оглянувшись, Рольван разглядел в пятне света от раскрытой двери только огненную вспышку волос.
– Ну, полно плакать, девонька, – сказала наконец Аска. – Не вернуть их, сама знаешь. О том теперь мысли, как самой не пропасть. Не шибко-то вы сегодня по пути береглись. Али не ведаешь, что всюду тебя ищут?
– О чем это ты? – спросил Рольван.
Их не представили друг другу, и до сих пор Аска не слишком-то им интересовалась, но теперь выпустила Игре и преисполнилась подозрений. Догадаться о ее мыслях было несложно.
– Это Рольван, – неохотно сказала Игре. – Он… гм. Он меня охраняет.
«Но не думай, что мне это нравится», – казалась, говорил весь ее вид. Рольван изобразил усмешку, на что она ответила сердитым взглядом, от которого он должен был бы получить ожог. Аска заметила их молчаливую перепалку и понимающе кивнула. Рольван поклонился.
– Друг наложил на меня обязательство, и я его выполняю, – сказал он.
С этим, во всяком случае, Игре поспорить не могла.
– Старайся лучше, парень, – посоветовала Аска. – А не то недолго тебе его выполнять.
– О чем ты говоришь?
Старуха буркнула что-то неразборчивое и стала хлопотать над ужином. Игре жестом удержала Рольвана от новых расспросов.
Он почти простил Аске ее недомолвки, когда устроился на охапке сена с миской ароматного варева и впервые за долгое время ощутил в желудке добротную, согревающую тяжесть, какой в жизни не добьешься сухим хлебом и вонючим сыром, составлявшими их рацион в последние дни. Старуха покрикивала, как будто Игре все еще была ребенком, которого надо заставлять есть. Под ее грозным присмотром дрейвка съела полную миску каши и выпила целую чашу кислого пива – больше, пожалуй, чем за всю последнюю неделю. Тогда, смилостивившись, Аска наконец рассказала свои новости.
Новости эти Рольвану следовало бы узнать много раньше. Алчные до чужих земель канарцы были отброшены обратно на побережье к выделенным им границам, и на северо-востоке до времени воцарился мир. Эрг этих мест вернулся и обнаружил деревни, разоренные демонами, изнывающий от страха народ и пропажу оставленной для охраны земель дружины. Ярость его не знала предела. Поиски виноватых привели его в мужской монастырь, где эрг имел долгую беседу с отцом-настоятелем.
Результаты этой беседы не заставили себя ждать. Внезапно обретший благочестие эрг преподнес в дар монастырю стоимость десяти коров серебром. При этом совершенно случайно оказалось, что пятерке монахов гораздо удобнее будет следовать своим обетам в гостеприимных стенах эргского дома, где они заодно своими молитвами защитят от демонов эргское семейство. Специально нанятые глашатаи посетили каждую деревню и каждую ферму в области. Их стараниями только глухой не слышал о награде, положенной всякому, кто принесет хоть какие-нибудь сведения о двух дрейвах или их пособнике, бывшем тидирском дружиннике. Подробные приметы преступников сообщались тут же. – Все припомнили, – ворчливо пожаловалась Аска. – И прежние Гвейровы грехи тоже, так что домой являться не вздумай, там вас ждут. Убирайся-ка ты подальше из этих мест, да поторопись. Езжайте в Тиринию, там вас искать не станут. А здесь опасно. И нечего тебе здесь больше делать, девонька, видят боги.
Игре сидела на постели Аски, поджав под себя ноги и задумчиво понурившись. При последних словах она вздрогнула и помотала головой.
– Боги? Нет, Аска, боги со мной больше не говорят. Я… мы с ними повздорили, и вот, – она махнула рукой. – Неважно. Я никуда отсюда не уеду, не сейчас. Я должна выяснить, как мне вернуть Гвейра.