ился на него с видом крайнего интереса. Юноша скривился:
– Нет, вы только гляньте!
– Что, по-вашему, он будет делать? – вопросил голый бородач.
Движение, которым он сопроводил свои слова, вызвало у Рольвана такую вспышку гнева, что от растерянности не осталось и следа.
– Отрежу тебе лишние части, например, – прорычал он, вытаскивая меч.
Под пронзительный визг карлика и хохот юноши бородач вскочил ногами на скамью и подобрался, как животное перед прыжком.
– Оп-ля! Та-та-та! – закричал он, словно бродячий жонглер, зазывающий зрителей перед представлением. – Давай-давай-давай!
Неизвестно, чем обернулось бы для Рольвана возможная схватка, если бы не подоспевший в последний момент окрик воина.
– Довольно! – взревел он, выбираясь вперед. Голос у него оказался поистине громовым. – Прекратите все!
Призрачный пес поднял голову и зарычал. Звук получился негромким, но пронизывающим, как ледяной ветер. Рольван невольно замер.
Примечательно, что почти никто из пирующих не обернулся на шум.
– Что такое? – недовольно переспросил бородач.
Воин не обратил на него внимания. Остановился перед Рольваном и протянул к нему руку ладонью вверх, как делают желающие мира. Теперь он говорил на языке Лиандарса, с хорошим столичным выговором:
– Прости нашу неучтивость, друг, мы нечасто видим здесь гостей, подобных тебе. Я Тейваз, но в твоем мире меня чаще зовут Каллахом. Назовись, и добро пожаловать в Лунасгард.
Рольван колебался, но Тейваз, или Каллах, продолжал дружелюбно протягивать к нему руку. Тогда он убрал меч в ножны и потянулся было навстречу, но тотчас уронил руку и забыл обо всем на свете.
– Игре, – только и смог выдохнуть он.
Она подошла незаметно, пройдя между креслом юноши и скамьей бородача, который при ее появлении уселся и вроде бы даже попытался прикрыть срамные места. Юноша приветствовал ее слегка насмешливым кивком, девушки-птицы молча заулыбались. Воин обернулся.
– Вот и ты, – сказал он. – Наш гость уже здесь.
Она не ответила, лишь смотрела испытующе, как на незнакомца. Это была Игре, почти такая же, какой Рольван оставил ее по ту сторону бесконечной лестницы, разве что платье из просто белого стало сияюще-белоснежным и ниспадало мягкими волнами, так что нельзя было определить, из какой оно ткани, да увеличились в размере и приобрели новый блеск украшения – шейный обруч и браслеты на руках, звенящие при каждом ее движении. И еще волосы – пышный ореол, украшенный высоким золотым венцом. Гладкая холеная кожа, такая пристала тидире, а не лесной бродяге. Руки – Рольван опустил глаза – ухоженные, как у столичных дам, с аккуратно подпиленными чистыми ногтями. Эти руки не знали ни оружия, ни тяжелой работы, ни разу не касались земли и не чистили очага. Как такое может быть?
– Игре? – неуверенно повторил он.
Она шевельнулась, и сходство из совершенного стало просто очень сильным.
– Нехневен, – сказала она.
– Ее богиня! – Рольван ошалевшим взглядом обвел зал и снова посмотрел ей в лицо: – Вы все – боги?!
Голый бородач подмигнул ему и скорчил рожу. Каллах учтиво поклонился:
– Самые обыкновенные.
Весь огромный зал, где мужи, похожие на тидиров, соседствовали с оборванцами, похожими на нищих, а благородные дамы с полуголыми чудачками, где каждый был занят своим и никому не было дела до происходящего вокруг, где яства ни напитки не кончались, хотя нигде не было видно слуг, которые бы их доставляли, был полон языческих богов. Рольван сбежал бы, если бы мог. Он даже оглянулся, но проем, через который он сюда попал, стал плотно закрытой дверью, неотличимой от множества других, точно таких же, на всей протяженности стен. И да – эти стены действительно время от времени принимались вращаться. Дверь, только что бывшая прямо за спиною Рольвана, под его взглядом передвинулась в сторону, а ее место заняла другая. И как теперь узнать, откуда он пришел?
– Тебе не нужно нас бояться, – мягко окликнул его Каллах, и Рольван снова обернулся к богам. – Ты пришел сюда по нашей воле и получишь помощь.
– Может быть, получишь, – уточнила Нехневен. – Если окажешься достоин.
А голый бородач за их спинами сложил рупором ладони и громко прошептал:
– Не слушай их!
Бежать было некуда, оставалось лишь принять бой и попытаться выйти из него живым. Рольван набрал воздуха в грудь, соображая, какими словами следует приветствовать древних богов во плоти. Ничему подобному его, разумеется, никто не учил, и никогда в жизни он не смог бы представить, что это возможно.
– Я никогда не молился никому из вас, – неловко проговорил он. – Я… всегда был вашим врагом.
Бородач одобрительно закивал, явно довольный, карлик издал возмущенный визг. Каллах сказал:
– И быть может, останешься им навсегда. Нам это известно, не сомневайся.
– Я жду, человек, – не сулящая ничего доброго улыбка богини до дрожи напомнила ему улыбку Игре в худшие ее дни. – Не ты ли мечтал сказать мне в лицо все, чего я, по-твоему, достойна? Давай же!
Рольвана бросило в жар от воспоминания.
– Я не…
– А я помню, помню! – обрадовался бородач. – Он называл тебя сукой, Нех, ты слыхала? А еще…
– Довольно, – оборвал его Каллах.
– Он оскорбил честь богини, – заметил юноша с рубином, и бородач тут же вставил, издевательски кривясь:
– О да, Нех, твою честь! Непорочная наша!
Нехневен стремительно обернулась к нему, точно, как сделала бы Игре:
– Заткнись, или я тебя убью!
– Я умру при конце миров, – безразлично произнес бородач и принялся внимательно рассматривать свои гениталии. – Но попробуй, Великая. В прошлый раз мне понравилось, а тебе?
Каллах вздохнул:
– Мы можем хотя бы сейчас удержаться от свары?
– Я говорил, не подумав, – сказал Рольван, о котором уже почти забыли. – Я был тогда очень зол, и… я прошу прощения.
Каллах поддержал его:
– Кроме того, он вступался за честь твоей Избранной, Нех. Ты должна это учитывать.
– Поэтому он и здесь, – огрызнулась богиня.
– Обычай гостеприимства одинаков для богов и людей, – продолжил Каллах. – Раздели с нами чашу вина, человек Рольван, и мы побеседуем о твоем деле.
Отведавший пищи и напитков в ином мире забудет сам себя и никогда не уже вернется назад – вспомнил Рольван. Учтиво поклонился и ответил:
– С радостью.
Великие воины прежних времен, герои песен и легенд почитали величайшей наградой оказаться когда-нибудь за столом богов. Об этом мечтали, ради этого без страха шли в бой и умирали в надежде удостоиться этой чести. Рольван ничего подобного не желал ни в коем случае, но именно он сидел теперь за гигантским столом, чья каменная поверхность больше всего напоминала серый камень стоячих камней и жертвенников в Лиандарсе и носила следы многих веков прикосновений и ударов, разлитого вина и жира от пищи, крови и свечного воска. Под ним была дубовая скамья со спинкой, правый его локоть касался локтя Каллаха, а слева – Рольван отодвинулся, насколько мог – устроился голый бородач. В ногах лежал призрачный пес. От его тела исходил холод, как от ледяной глыбы. Каллах то и дело клал перед ним большие куски мяса, которые тот съедал вместе с костями. Зубы у него были внушительные.
Прямо перед ними на блюде лежал целиком зажаренный вепрь, и ножи для отрезания мяса, и пшеничные лепешки, и яблоки. В руках у Рольвана был рог с терпким золотистым медом, торжественно поднесенный Каллахом. Вокруг были боги и богини, они пели и смеялись, спорили и играли. Им не было никакого дела ни до случайно затесавшегося среди них человека, ни даже друг до друга, кроме тех, кто собирался в компании вроде встретившей его и теперь сидевшей вокруг него тесной группой, на время позабыв раздоры и с удовольствием взявшись за еду.
В их облике и манерах не было ничего такого, что по-настоящему отличало бы их от людей – если только не считать божественным невероятный аппетит карлика, уничтожившего вместе с костями уже третьего подряд каплуна и поглотившего целую бочку меда. Или таланты бородача: откинувшись на спинку скамьи и сложив на круглом животе руки, он нарезал мясо и отправлял его в рот при помощи одного только взгляда и ножа с костяной рукоятью. Нож послушно отрезал кусок за куском, подцеплял их кончиком кривого лезвия и подносил ко рту бородача. Тот довольно щурился и громко жевал, по усам и бороде тек жир. Вот откуда-то из-под стола появился окованный серебром рог такой величины, что невозможно было догадаться, какому животному он принадлежал. Бородач разинул рот – желтые зубы заблестели от свечей, – и рог опрокинулся прямо к нему в глотку, но через мгновение уже снова был полон.
Заметив, что Рольван за ним наблюдает, бородач подмигнул.
– Неиссякаемый, – сообщил он, кивая на рог, – как мощь моих чресл. Отведаешь?
Боясь предположить, что именно ему предложено отведать, Рольван поспешно замотал головой:
– Нет, благодарю.
Голый бородач довольно захохотал:
– Испугался, ха! Отведай вина из моего рога, гость, а силу моих чресл изведаешь после!
– Не отказывайся, – негромко посоветовал Каллах. – Этим ты его обидишь.
Тогда Рольван протянул руку и взял рог, оказавшийся очень тяжелым. Вино в нем отдавало смолой, как только что разлитое из бочки, и было очень крепким, так что по всему телу как будто прокатился огненный шар.
– Как называют тебя там, откуда ты пришел? – спросил бородач.
По его необычной серьезности стало ясно, что происходит ритуал, поэтому Рольван ответил, хоть и не сомневался – боги знают о нем все, что только хотят знать:
– В Лиандарсе меня называют Рольваном Кронаном.
– А меня называют Хлюдином, и Вили, и Харвуи, и Самилданахом, и еще многими именами в трижды тридцати мирах, а в твоем зовут Лафадом. Ты пил из моего рога и назовешься моим другом. Я наполню силой твои чресла и скрашу весельем твою смерть. А что дашь мне ты?
Рольван оглянулся на Каллаха. Тот кивнул ободряюще.
– Свою благодарность, – с запинкой ответил Рольван. – И силу своего меча, если она тебе понадобится.