Кроме того, как уже говорилось, главная героиня пишет стихи, о чем узнает случайно встреченный столичный писатель. Стихи публикуют в московской прессе, и Оля переживает недолгий период славы и искушения «медными трубами».
Из пересказа фабулы видно, что произведение во многом воспроизводит сюжетные схемы и проблематику школьной повести тех лет[763], сосредоточенной на процессе социализации юного героя в отношениях со сверстниками, учителями и родителями, где тяга к тайнам и приключениям сопряжена с проблемами социальной ответственности перед коллективом и моральным выбором.
Особенностью текста В. Киселева является то, что протагонистом здесь становится девочка, от лица которой последовательно ведется повествование. Именно характер Оли и ее взгляд на жизнь оказались в центре внимания критиков, которые откликнулись на выход книги в свет. Авторов рецензий также чрезвычайно возбуждает вопрос о выборе автором жанровой номинации: почему Киселев называет свое произведение не повестью, а именно романом, заслуживает ли рецензируемый текст такого «повышения в звании».
Автор, самой, пожалуй, развернутой критической рецензии на книгу «Девочка и птицелет» Валентин Семенов в статье «Странные дети», опубликованной в журнале «Детская литература» в 1967 году, замечает, что в хорошей детской литературе происходят процессы, параллельные тем, что идут (или чуть раньше шли) во взрослой: на первый план выходит сложный, противоречивый, думающий «странный герой», достойный романа. «Девочка и птицелет», по мнению критика, «это роман о характере нашего современника тринадцати лет, о сложном процессе его становления, в котором он наряду с открытием и познанием мира открывает для себя человека и человека в себе»[764]. Автор другой статьи в том же журнале Владимир Гусев считает, что у Киселева героиня все же недостаточна умна и сложна по сравнению с реальной девочкой-умницей, для которой некоторые размышления Оли выглядят слишком инфантильными, простодушными и детскими, а ответы автора на поставленные им сложные вопросы — слишком стереотипными[765].
Но это единственный критический отзыв; в основном же авторы немногочисленных статей в газетах («Известия» и «Литературная газета») и журналах («Детская литература», «Советская педагогика») роман хвалят, рассматривая его как текст о молодом современнике, который живет в новый период советской истории, когда на первый план выходит «не только служение великому делу коммунизма», но и «гуманистические ценности», потому как «нет подлинной идейности без нравственности, подлинной революционности без человечности»[766]. Критики вписывают роман в контекст оттепельной молодежной исповедальной прозы с ее пафосом искренности и бунта[767]. В. Семенов подчеркнуто отмечает принадлежность героини Киселева к поколению, выросшему после 1956 года.
Это дети другого времени: они искреннее, умнее, не выносят фальши, задают взрослые вопросы, <…> они чутки к фальши, к мертвой словесной абстракции. Они жаждут дел[768].
Главная тема практически всех статей — «дети и взрослый мир» (так называется статья Н. Дубова[769]; «они и мы» (название статьи И. Шамоты[770]). Критики читают роман В. Киселева прежде всего как роман о взрослых, которых «экзаменует» новое, свободное поколение. Критик И. Шамота предполагает, что роман адресован взрослым: «чтобы они посмотрели на отношения с детьми, осознали ответственность»[771]. С точки зрения В. Семенова, взрослые не выдерживают экзамена:
Чем дальше читаешь роман, тем явственнее ощущаешь несоответствие этого удивительного мира фантазии, грез, необычных ярких эмоций, тонкой интуитивной зоркости — тому, что взрослый мир предлагает Оле[772].
Взрослые ищут детские ответы на взрослые вопросы Оли, считает В. Семенов, а В. Гусев полагает, что то же делает и сам автор романа:
Киселев ставит серьезные вопросы, а потом начинает играть, считая своего читателя умом незрелым <…> всюду виден взрослый дяденька-автор с доброй улыбкой[773].
Критика вычитывает в романе Киселева претензии, которые можно предъявить современному обществу и конкретным группам мира взрослых: родителям, педагогам (Н. Фотеева), редакторам (Н. Дубов) и писателям, в том числе самому Киселеву (В. Гусев).
Для современной Киселеву критики «Девочка и птицелет» — роман о диалоге или, скорей, конфликте поколений. Взгляд внутренне свободного подростка послесталинского поколения воспринимается критиками как своего рода «остраняющий» прием, позволяющий выявить фальшь многих привычных практик взрослого мира, социума.
К числу критических интерпретаций мы можем отнести и экранизацию романа, если обратим внимание на изменения и сдвиги акцентов, которые сделаны сценаристом Александром Хмеликом и режиссером фильма «Переходный возраст» Ричардом Викторовым в сравнении с текстом В. Киселева.
Главная героиня, во многом благодаря игре Лены Прокловой, выглядит в фильме менее инфантильной и более чувственной, чем в книге (как мечтал в своей статье упомянутый выше критик Владимир Гусев), но главным объектом внимания в фильме остаются отношения подростков и взрослых. Однако интерпретационная рамка здесь другая, чем та, которую предлагала литературная критика.
Действие фильма перенесено из Киева в Волгоград, и одними из «героев» становятся город и только что построенный мемориал на Мамаевом кургане. Даже занятия своего тайного химического кружка ребята проводят в послевоенных развалинах, в бункере. В роли писателя, обратившего внимание на Олины стихи, выступает Сергей Смирнов, прославившийся книгой «Брестская крепость»; тема смерти, которая в романе была связана с преступлением и детективной историей, здесь тоже оказывается «военизированной»: умирает не отец, а мама Коли — героиня и жертва войны (на ее глазах расстреляли отца, после чего она стала фронтовой санитаркой). В проблеме поколений на первое место выходит военная тема — она становится клеем, который накрепко связывает старшее и младшее поколение. В документальных кадрах первомайской демонстрации (которая выглядит явной цитатой из фильма М. Хуциева «Застава Ильича») монтируются кадры прохода колонн ветеранов и школьников, среди которых Оля с друзьями. Конфликт поколений или, вернее, сложности отношения Оли со взрослыми — матерью, настоящим отцом и папой (отчимом), напротив, затушеваны и редуцированы. Фильм «Переходный возраст» акцентирует тему преемственности поколений, встроенности опыта «странных детей» в прошлое страны. Мы можем видеть начало процесса превращения памяти о войне (после двадцатой годовщины Победы) в важнейшую составляющую коллективной памяти и национальной идеи[774].
Конечно, фильм, в отличие от критических статей, не убирает из центра внимания мир подростка-девочки и ее друзей, но и здесь травматические и сложные моменты приглушаются. Роман В. Киселева начинается с драматической сцены конфликта Оли с матерью и отчимом; мотивы смерти и утраты являются важными и в финале романа.
Между тем в начале фильма счастливые и веселые подростки бегут по солнечному пригорку, и титры возникают на стоп-кадрах этого счастливого полета в будущее. В финале — после того, как Олин голос, читающий стихи, звучит на фоне Вечного огня и высеченных в камне солдатских лиц, мы опять видим подростков, бегущих вперед, взявшись за руки, по широкому берегу могучей реки.
Таким образом, можно сделать вывод, что на излете оттепели роман В. Киселева интерпретировался прежде всего как произведение о межпоколенческом диалоге, о подростках, выросших в послесталинское время, как особой части советского социума.
Что открывается в этом романе, написанном пятьдесят лет назад, взгляду сегодняшнего читателя и исследователя, если присоединиться к влиятельной в современной научной парадигме процедуре re-reading: пере-чтения, интерпретации знакомых текстов с нового ракурса, в какой-то иной перспективе?
Пере-чтение романа могло бы продолжать и развивать в новом ключе заданную современной Киселеву критикой проблему «мы и они» как тему принудительной социализации.
В романе Киселева изображена хорошая семья и нормальная школа, и это позволяет увидеть, что обучение социальному и идеологическому конформизму является не эксцессом, а фоновой практикой советской жизни и в эпоху оттепели. И какой бы «странной» ни была девочка Оля, она тоже принуждена осваивать эти поведенческие стратегии и тактики. Стихи Оля пишет об одном, а школьные сочинения — о другом, да еще и переписывает нужные фразы из газеты «Комсомольская правда». Взрослый мир обучает «жить по лжи», и проблема здесь не в плохих родителях или консервативных учителях (учителя в романе практически все хорошие), а в самих механизмах социального устройства, которые «перемалывают» идеалистические и максималистские отроческие мечты.
Роман показывал процесс нормальной социализации как драму и потому создавал широкие возможности для самоидентификации, что можно видеть из отзывов-воспоминаний читательниц на livelib.ru.
Эта книга до сих пор остается одной из моих любимых. Может быть, потому, что я прочла ее в возрасте, совпадающем с возрастом главных героев. Возможно, поэтому многое в моем сложном периоде взросления было не так трагично.