Первый и последний раз в жизни Саша испытал невозможное – достигнув в этот момент биджны вместо жикуды, глубочайшее, острейшее отвращение. Только интенсивные тренировки помогли ему подавить тошноту.
- Что вы там такое творите?! – надсадно заорал Адамов. – Что вы себе позволяете?! Вы мне все упражнение провалили!
- Еще? – нежно шепнул Саша Бобику в ухо. Та вяло соскользнула с его бедер, чуть не упала, в последний момент выпрямилась на непослушных ногах и, сгорбившись, поволокла себя к стулу, где чернел холмик ее одежды. Адамов орал что-то грозное. У самого стула Бобик обернулась, и из-под брежневских бровей саданула Сашу почти умирающим, но несломленным взглядом – она уже пришла в себя, чувства ее остались при ней, в глазах ее все та же стояла неутоленная жажда убийства.
Но все равно – Саша победил.
После этого инцидента Сашу стали бойкотировать абсолютно все – кроме Адамова. Тот, наоборот, стал посвящать ему еще больше внимания, а однажды даже сказал:
- Ты правильно сделал, что пришел к нам, Ендоба, здесь тебя ждет блестящее будущее, ты даже не представляешь какое.
Помощники Адамова тоже стали косо посматривать в его сторону – они явно опасались конкуренции с Сашиной стороны. Вообще-то они с основной массой не смешивались, держались особняком – то ли брезговали, то ли протокол был такой, то ли еще какие причины тайные…Они появлялись ненадолго и вскорости исчезали, о чем-то предварительно с Адамовым договорясь. Иногда уединялись с ним и подолгу в его кабинете засиживались, заставляя остальных томиться обязательным ожиданием.
Нельзя сказать, что они тоже объявили бойкот Ендобе, но поглядывали нехорошо, хотя снаружи были вежливы и в присутствии Адамова даже пару раз улыбнулись Саше, на что тот тоже осклабливался – и с готовностью. Потом, видимо, после обстоятельного разговора с Адамовым, несколько помягчели и даже стали вступать в беседы – надо думать, Адамов не только вздрючил их за неприятие своего любимчика, но и объяснил, что ревновать к нему нечего и что ему уготована совершенно иная от ихней роль.
Главное – они его не трогали, жили параллельно, не замечая.
Потом произошел инцидент с долларами.
Однажды, во время общего занятия, Саша обнаружил, что вопреки обыкновению, Гурман приволок с собой тугую пачку долларовых бумажек, общим числом сто двадцать три штуки. Не то чтобы он специально искал – просто доллары в чужих карманах с некоторых пор светили ему как прожекторы. Саша вспоминал потом, что он даже удивился, откуда это Гурман набрал в России столько мелких купюр.
Он бы еще даймами приволок, - подумал он.
Еще Сашу удивило то, что Гурман постоянно вокруг него трется, хотя в обычное время демонстративно старался держаться от него на другом конце залы. Потом его что-то отвлекло, а полчаса спустя, когда он снова просканировал помещение (это происходило у него непроизвольно, как оглядеться), он обнаружил, что долларов у Гурмана нет. Гурман вел себя странно, вертелся как на иголках, с испугом поглядывал по сторонам.
К тому времени, как занятия закончились, Саша совершенно выбросил этот инцидент из головы, тем более что в тот день ему сильно досаждала Бобик своей ненавистью.
- Вот уж кому точно пора в психушку, - подумал тогда Саша.
Он и не подозревал, насколько верная мысль его посетила.
Как всегда, он вышел последним, чтобы (а) не смешиваться с остальными и (б) при удаче переброситься с Адамовым парой слов – к тому времени он сильно к нему привык и даже, можно сказать, привязался (голубых просят с торжествующими улыбками не спешить и вообще по возможности убраться куда-нибудь по известному адресу). Но Адамов куда-то делся. По обыкновению.
На выходе из подъезда Сашу Ендобу поджидал сюрприз. Угол Лебедя и Куницы почти в полном составе толпился у крыльца. Все угрюмо смотрели.
- Ого! – подумал Саша, вспомнил армейскую молодость и подобрался.
- Александр Всеволодович! – позвал его Гурман, стоявший в центре и даже как бы во главе делегации. – Гасспадин Ендоба!
Саша вежливо поморщился.
- Я к вам обращаюсь, гассспадин Ендоба!
Глаза гурмановы были злы, кулаки сжаты, где-то на периферии под знакомой меховой шапочкой маячило лицо Бобика.
- Я вас слушаю, - любезно ответил Саша, понимая, что влип в какую-то гнусность.
Гурман подержал паузу. Похоже, она была не специальной, просто следующие слова застряли у него в глотке.
- Так я слушаю вас, - тоном усталого психоаналитика повторил Саша.
Гурман солидно откашлялся и, наконец, заговорил:
- У меня. Сегодня. В кармане, - провозгласил он и в подтверждение похлопал себя по левому лацкану пальто. – Вот в этом самом кармане. Было. Сто. Тридцать. Два. Нет. Три! Доллара. Я… Я, вы знаете, товарищи, я человек небогатый, и для меня эти деньги… Словом, их у меня украли.
- Сочувствую, - ледяным тоном, отбивающим всякую мысль о сочувствии, посочувствовал Саша. К сожалению, у себя самого он фиксировать доллары не умел – обычное дело для всех отбирателей Ордена Пути-Пучи. Но ему и не надо было себя обшаривать, он и так все уже понял.
- Мы проверили всех, - прокурорским тоном продолжил Гурман (это была явная ложь), - и ни у кого указанных долларов не оказалось. Остались вы, Александр Всеволодович. Мы, конечно, все очень вас уважаем, но позвольте вас обыскать. Вам, так я думаю, проще всех было…
- Очинтересно, - сказал Саша и вежливо осведомился. - Ну, а если вы у меня доллары обнаружите, то как докажете, что они ваши?
- А у меня они все были в долларовых бумажках! – с наскоком сообщил Гурман.
- Так, - улыбнулся Саша. – Понятно. А если мы найдем долларовые бумажки, но я заявлю, что деньги мои и что это какое-то очень странное, если не сказать подозрительное, совпадение? Тогда что?
- Очень, очень подозрительное! – гаркнул кто-то из-за гурмановой спины.
- Так-то оно так, это как раз понятно, - согласно кивнул Саша. – Но все-таки, как вы, Сергей Степанович, докажете в этом случае, что деньги именно ваши?
Гурман разнервничался и начал угрожающе махать указательным пальцем.
- Ничего у вас не выйдет! – возопил он. – У меня все номера записаны!
- Ой, как интересно, - развеселился Саша, - Это прямо какой-то рояль в кустах. Это что же, случайно у вас получилось?
- А хоть бы и случайно, тебе-то что?
Тут Гурман осекся и растерянно оглянулся на остальных. Ситуация грозила обернуться против него самого.
- Ну… не случайно, конечно, - продолжил он тоном ниже. – Просто я человек небогатый, коплю, сколько могу… Номера записываю. Для меня доллар, это… И вот… Словом, записал я все номера. Для надежности. И-хо-те-лось-бы-про-ве-рить!
Саша огорченно вздохнул.
- Ну, тогда что ж. Тогда обыск имеет смысл. Только, если вы позволите, я произведу его сам. На ваших глазах, конечно. Не так унизительно, согласитесь.
Согласились. Молча. Глядя нехорошо.
- Так, - сказал Саша. – Смотрим. Сначала пальто. Правый карман.
Он похлопал по карману, сунул в него руку.
- Ключи. Бумажка какая-то. Зажигалка. Ох, черт, сигарет забыл подкупить. Извините. Дальше все. Пусто. Демонстрирую.
Вытащил наружу карман.
- Теперь левый. Вообще пусто. Смотрим, смотрим! Теперь… внутренний… Ого!
Саша порылся в левом нагрудном кармане, засунул руку поглубже…
- Вот они. Доллары. Много и по долларовой бумажке. Они?
- Они! – истерически крикнул Гурман, еще даже и долларов не увидев. – Ох, сволочь! Вот ведь зараза! А я думал, кто это у меня…
- Дальше что? – перебил его Саша, бросая доллары под ноги Гурману. – Морду бить?
- Э, нет! – торжествующе прохрипел Гурман, собирая со снега деньги. – Морду зачем же? Мы тебя, зараза…
- В милицию?
- И не надейся, гадина ты такой! Мы тебя под суд Пути-Пучи, к Адамову отведем! Там ты поймешь, козел, что это такое нарушать Главное правило Угла! Вот там-то тебя ущучат!
Действительно было такое правило. И главным почему-то звалось. Саша еще посмеивался над ним.
- Как у уголовников, - говорил он. – Вор у вора дубинку не укради. Опустят - это самое меньшее.
В Углу Лебедя и Куницы, конечно, не опускали и вообще никакого насилия, разве только что на занятиях, но там это учеба. Провинившегося, как было сообщено Саше в самом начале его путипучеристской карьеры, просто выгоняли, в качестве высшей меры предварительно пропустив через процедуру всеобщего отбирания. Председатель Угла (в данном случае Адамов) в этой аллее шпицрутенов был последним – утверждали, что он отбирал у наказанного дар отбирания.
Табу-то оно, конечно, было табу, но какое-то несерьезное. Некоторым, например, тому же Гурману, все сходило с рук, воспринималось как невинная шалость, ну разве что пальчиком иногда погрозит Адамов – мол, ай-ай-ай, как нехорошо, а ведь совсем взрослый мальчик. Никто никогда в Ордене не объяснял Саше, какое отбирание у своих есть элементарная шалость, а какое – смертный грех. Он должен был сам догадываться. И он догадывался, что отнимание денег у своих вряд ли добром закончится. Что и происходило.
С шумом, суетой, схватив железно под обе руки, награждая частыми и мелкими, но злобными и болезненными тычками, сопроводили Сашу к Адамову в кабинет. По нескольким тычкам, просто мучительно болезненным, Саша опознал Бобика.
Адамов как будто бы знал – очень фальшиво удивился вторжению.
- Что это такое за безобразие?
- Вот, извольте, на месте преступления, можно сказать, - одышливо заторопился Гурман. – Ворует, как выясняется, у своих. Сто тридцать два… нет! Сто двадцать три доллара. Я копил, а он у меня украл!
- Ё-о-о-о! – хором вздохнула в подтверждение вся честная компания.
Адамов внимательно осмотрел Гурмана.