Лекс должен был задать несколько формальных вопросов, вбить их в систему и вызвать инженера, чтобы тот снял с нее хеликс. Это Данил в теории знал. Попадая в «Плутон», ты лишался всего, даже имени.
– Начнем, – несколько вопросительно сказал Данил, но непонятно было, к кому конкретно он обращался.
– Типа, – кивнул Лекс. – Погоди, только хеликс снимем.
И он нажал на какую-то кнопку.
В комнату вошел мужик в красном комбинезоне. Он подошел к 13148 и приказал ей встать.
– Ты, если кровь не выносишь, отвернись, – сказал Лекс Данилу и отпил из банки, как будто они в стриптиз-баре.
И Данил даже не успел подумать, при чем тут кровь, хотя вида ее действительно не выносил. Мужик подцепил железным крючком хеликс девушки и со словами: «Терпим, не орем» – дернул со всей силы. Девушка закричала, Данил зажмурился, а когда открыл глаза, увидел на ее ухе рваную рану, из которой вниз по скуле и шее текла алая кровь.
– Зачем так-то? – вскричал Данил и протянул девушке салфетку; он вдруг понял, что никогда не задумывался о том, как снимают хеликс, просто потому что никому никогда не приходилось его снимать.
– А как? – равнодушно пожал плечами Лекс. – Ты ведь знаешь, наверное, что хеликс снимают только с мертвых и осужденных, так что технология тут несовершенная. Живи честно – и все твое останется при тебе. Да, мисс?
– Что вы от меня хотите? – со злобой спросила 13148, прижимая салфетку к уху ладонью. Сквозь пальцы в салфетке медленно набухала кровь. – И где мой сын?
– Сын твой пока в приемнике, – спокойно ответил Лекс. – И ты, если будешь вести себя хорошо, вернешься к нему с деньгами.
– Что от меня требуется? – спросила она тихо.
– Ничего. – Лекс театрально развел руками. – Будешь просто сидеть тут, пить таблеточки и отвечать на наши вопросы.
– Как долго?
– Какое-то время.
Она кивнула. Данил рассматривал ее: в холодном свете ее бледность еще ярче контрастировала с кровью – черное на голубом. На ней было какое-то платье – разрезы и вырезы, совершенно не подходящий образ ни для этого места, ни для того, где он ее нашел. Он догадался, что это одежда из общей коробки, в судоприемниках стояли такие – что-то вроде секонд-хендов, куда свозили ненужную одежду, чтобы осужденные могли хоть во что-то переодеваться, пока дело рассматривают. Она дрожала.
– Вам холодно? – спросил он неожиданно для себя.
Лекс посмотрел на него с неприязнью.
– Если холодно, – сказал Лекс, – мы можем дать плед, но я уверен, нам всем хочется поскорее закончить с этими формальностями, так что давай я тебя немного поспрашиваю, и ты пойдешь спать – в палате есть одеяло.
– Ничего, – кивнула она Данилу. – Все нормально. Давайте закончим быстрее.
Но он все равно снял и дал ей свою толстовку, и она неуверенно надела ее, стараясь не задеть горловиной ухо.
– Всем будешь давать, не напасешься. – Лекс сплюнул на пол и неодобрительно покачал головой.
Данил махнул рукой:
– Начинай давай.
Лекс начал, вдруг перейдя на «вы», – зачитывал по планшету протокол.
– Итак. Сколько вам лет?
– Тридцать один.
– Откуда вы родом?
– Отсюда.
– Что еще за «отсюда»?
– Из Москвы.
– Давно работаете на террористическую организацию?
– Что?
– Повторить?
– Я не работала на террористическую организацию.
– Брось. Ты здесь, потому что работала.
– Не работала.
Лекс посмотрел на Данила, криво усмехнувшись:
– Врет как дышит.
Секунда – и его кулак прилетел в скулу женщины – ту, которая еще не была в крови.
Данил вскочил с места, но сразу осекся. Он и правда не выносил крови. Как сказал Лекс, не нужно было приходить. 13148 тихо плакала, закрыв лицо обеими руками – одна в разводах подсохшей крови.
– Так что, – продолжал Лекс, ткнув Данила в плечо, чтобы тот сел. – Будешь отвечать нормально?
– Я не знаю, о чем вы, – тихо сказала она. – Я уже говорила все это вашим.
– Это не наши. За что тебя взяли?
– За пост.
– За пост, – довольно кивнул Лекс. – Ну, значит, ты террористка, которая писала посты, что я могу сказать.
– Вам виднее.
– Прояснилось.
Лекс аккуратно заполнял протокол на планшете.
– И о чем был твой пост?
– Я написала, что вы разрушаете все, к чему прикасаетесь.
– Кто это «вы»?
– Такие, как вы.
Она посмотрела на Данила, и ему захотелось скрыться под плинтусом.
– Интересное дело, – сказал Лекс и глотнул из банки. – Интересное дело, бро? – обратился он уже к Данилу. – Мы тут наукой занимаемся, а она говорит нам гадости.
Данил пожал плечами. Он не знал, как реагировать, на допросе он был впервые и всегда считал, что это формальность, что настоящие допросы проводят еще до суда, когда предъявляют повестку, а тут что-то совершенно необязательное и необременительное, так, пара вопросов…
– Ты знаешь, что… – Лекс подался вперед и сжал руку женщины. – … я ведь тебе и еще пару статей пришить смогу, раз такое дело.
– Погоди. – Данил дернул Лекса за руку, чтобы тот отцепился. – Погоди, я услышать хочу, кого она обвиняет.
– Говори, – разрешил Лекс, отстраняясь.
– Я имела в виду правительство, – сказала 13148. – Тех, у кого власть.
– И что же мы… Что они разрушают?
– Все. Я читала, как жили раньше. Была свобода.
– Но ведь мы свободны! – горячо сказал Данил. – Мы сами выбираем, как жить. И если живешь честно…
– Если живешь честно – остаешься свободным и с хеликсом, – поддакнул Лекс.
– Я не выбирала, как жить, – тихо сказала 13148, закрыв ладонями лицо. – И вы не выбирали.
– Я выбирал, – запротестовал Данил. – Я выбрал быть курьером, выбрал хорошо зарабатывать, выбрал…
– Да тебе даже бабу алгоритмы выбрали, – заржал Лекс и снова отпил из банки.
– Алгоритмы тут ни при чем, – вздохнула 13148. – Вы думаете, что свободны, но это совсем не так. Вы ничего не знаете ни о мире, ни о свободе. А я бы хотела знать.
– Много будешь знать, скоро состаришься, – отрезал Лекс и протянул ей планшет. – Вот тут на экране пальцем подпиши, – указал пальцем Лекс. – Там, где «С моих слов записано верно». И еще. – Он листнул пальцем экран. – Вот тут согласие на медицинское вмешательство.
13148 замешкалась, на секунду зависла:
– Можно мне хоть прочитать?
– Да нечего тут читать, – злобно бросил Лекс. – Не парься, резать тебя не будут. Это формальность.
Она посмотрела на Данила, и тот кивнул.
– Это всегда было так, – вдруг горячо заговорила она, обращаясь больше к Данилу, чем к ним обоим. – Нас с детства учат, что кругом враги, мы хотим, чтобы было больше денег, хотим быть счастливыми, не прикладывая усилий, чтобы нам дали все, что мы хотим. Мы хотим всего, но никто не хочет ничего делать, кроме как хотеть. И никто не свободен. Никто никому не верит, никто никому не нужен, все друг друга обманывают. И все боятся.
– Кончай, блядь! – ударил Лекс кулаком по столу. – Тут тебе не трибуна для высказываний. Подписывай, и все.
Она опустила глаза, подписала и без сил откинулась на спинку стула. Белые волосы россыпью упали вниз.
«А вдруг, – подумал Данил, – есть еще какие-нибудь способы жить, кроме тех, которые я знаю, а я никогда не думал о том, чтобы стать кем-то другим?» Эта мысль была новой, но не совсем. В его снах в последнее время тоже постоянно звучали навязчивые слова: ты заложник, ты жертва, все вокруг – иллюзия. Но он просыпался, ощупывал себя – и все еще был собой: руки, ноги, голова. Выходил в город, и город тоже оставался таким же, каким был и всегда – огромным, ярким, богатым. У Данила дух захватывало от масштаба, когда он забирался на колесо обозрения. Ежегодное посещение колеса обозрения входило в профилактику счастья – простые, в общем, действия, привыкаешь к этому, как к диспансеризации. Колесо обозрения, караоке-гимн, экскурсия в судоприемник, посещение сада земных наслаждений – там психологи проводят диагностику, назначают бесплатные процедуры: кому массаж, кому бассейн, кому камеди-клаб. Словом, все на местах, но что-то его волновало, даже думал пойти к психологу внеурочно, до ежегодной проверки, но не успел. Грубый голос Лекса выгнал Данила из собственных мыслей.
– Подписала? – спросил Лекс, забирая планшет. – Океюшки. Вставай, вали.
– Хотите воды? – спросил Данил, протягивая ей бутылку.
Не глядя на него, она молча взяла ее и прошла к двери.
– Отведи ее в палату шестьсот один, – сказал Лекс Данилу. – А то что-то ты остался, а хуи пинаешь.
Данил отстранился, чтобы пропустить 13148 вперед, и пошел за ней следом, управляя: направо, налево, снова направо, на лифте вверх. Она так и шла в его толстовке, которая была ей практически до колен, а из-под толстовки длинная юбка. Из-под пятницы суббота, как говорили раньше. Потом вошла в палату – даже не обернулась. Он так и стоял в дверях. К 13148 подошли две медсестры, сняли с нее всю одежду – он успел рассмотреть ее тощие бедра и торчащие лопатки – и набросили халат, она как будто не обратила на это никакого внимания. «На санобработку», – спокойно велела одна из сестер. «Кофта моя», – растерянно сказал Данил, чтобы оправдать свое присутствие, и она протянула ему толстовку. Он взял и отступил за порог, дверь захлопнулась, оставив его снаружи.
В офисе было пустынно. Он сел на диван в коридоре и как-то легко уснул, откинув голову к стене.
Снилось, что он Ланселот и спасает 13148 из плена, снилась свадьба – гуляния, пиво, какие-то козы в бантиках, в довершение всего он увидел их брачную ночь, и может поклясться – ощутил, как входит в нее – жаркое липкое чувство, сменяющееся разочарованием, потому что лицо ее в этот момент выражало только бесконечное отвращение. Еще снился голос, все тот же, настойчивый, строгий – Анаис или нет? Похоже, она. Голос твердил: «Ты жертва. Ты узник. Ты должен выбраться. Нет никакой формулы счастья. Все это ложь. Города нет. Город – это обман. Твое счастье – эрзац. Посмотри наконец правде в глаза». И снова 13148, похожая на виденную им в Париже Марианну в горящем платье, и он пытается ее тушить, заливает водой, а она говорит: «А лисички взяли спички, море синее зажгли…»