Слетавшие с губ целительницы слова были жестоки, но ее пальцы как бы незвначай вдруг тыльной стороной погладили щеку храмовника — ласково и успокаивающе. Сэр Бьорн внимательно вгляделся в подрагивавшие отблесками пламени прозрачные глаза эльфийки — и внезапно ощутил всем своим очистившимся от древнего проклятия разумом что-то новое и доселе никогда ему не ведомое. Теплое и всеобъемлющее, оно опустилось, словно мягкое облако, мгновенно и невесомо проникая в истерзанное естество, даря чувство странного и — будто бы тревожного покоя.
Для отступницы не осталось незамеченным выражение изменившегося лица капитана. Долгую минуту она выдерживала взгляд главного над теми, кто многие столетия безжалостно преследовал таких, как она. Потом склонилась, обвивая крепкими руками шею подавшегося к ней рыцаря.
— Сначала мне просто было любопытно… видеть вас, таких грозных, вблизи, — спустя долгое время разорвав поцелуй, эльфийка вытащила костяной гребень, и тяжелые пряди ее длинных волос упали на грудь капитана. — На храмовников приятно смотреть, когда вы не нападаете. Доспех всегда в большем порядке, чем у обычных стражников, алые мантии, белые плащи… оружие от лучших кузнецов. Отличная выучка — я понимаю в этом толк, — она провела пальцем по губам сэра Бьорна, разглаживая его светлые усы. — Но ты, солдат… Тебя трудно не заметить даже среди твоих бесстрашных воинов. Тот последний раз, когда ты одним ударом сбил в снег огромного оборотня… а потом туда же отправил храмовника, который был виновен в драке между ними… Я — дочь старосты деревни, в которой уже долгое время мирно сосуществуют люди и эльфы. Так было не всегда, и я знаю цену этого мира, и усилия, что требуются для его поддержания. И потому не могу не восхищаться тобой и тем, что и как ты делаешь, солдат.
Последнее рослая эльфийка проговорила уже шепотом, прикрыв глаза, и собираясь вновь приникнуть к губам храмовника. Но тот, повинуясь какому-то неведомому ранее порыву удержал ее.
— Не знаю, что ты навоображала себе, лесная женщина, но ты ошибаешься, — он вновь приподнялся на локте, выдерживая ее вопрошающий взгляд. — Командовать этими людьми — моя работа, которую приходится делать, как привык. Но я не рыцарь без страха и упрека. Я убивал и пытал магов — иногда совсем юных. Только за то, что они родились магами, — он запнулся, не понимая выражения глаз целительницы, которая, как уже делалось понятным, в отличие от большинства женщин, умела открывать свои чувства только когда это было нужно ей. — Я нарушал заветы Церкви, использовал свое положение в особых целях… Иногда даже для того, чтобы против воли принуждать подчиненных мне молодых магинь к противной Создателю связи. И… проклятье! Ты поторопилась составить суждение обо мне, не зная, с кем имеешь дело.
Он умолк, ожидая завершения вот-вот грозившего сделаться невыносимым разговора. Однако, молодая эльфийка вновь удивила его. Вместо гадливости и гнева на ее лице вновь появилась усмешка.
— Нет, солдат. Похоже, это ты так и не понял, с кем ты имеешь дело. Кому, как по-твоему ты только что сделался обязанным жизнью? — она толкнула рыцаря обратно на постель из шкур. — Я — дочь одного из самых сильных магов Тедаса. Мой отец — эльф, — смог подчинить себе людей, и, к тому же, не самых слабых магов. А во мне течет его кровь, — не стирая с лица усмешки, она тряхнула головой, и длинные темные волосы рассыпались по ее плечам. — Неужели ты думаешь, что я не знаю, кто такие рыцари Церкви? Еще сопливой девчонкой я держала на цепи и убивала храмовников, которые приходили, чтобы убивать меня. Последнему перерезала горло при попытке побега. Ну, как? Ты хочешь говорить еще?
В очередной раз подавив удивление, сэр Бьорн ответил на ее улыбку и отрицательно качнул головой. Эльфийская целительница понимающе кивнула, выпрямляясь и распуская завязки одеяния на груди. И действительно — больше не говорила уже ничего.
Глава 67
Бесснежный, уже по-весеннему теплый день медленно полз к своей середине. Охрана Денерима, та, что была на стенах, и та, что несла караул у поднятых сейчас городских ворот, маялась от вынужденного безделья. Последняя седьмица зимы обернулась для обитателей холодного Ферелдена внезапным теплом. Леса и поля еще держались, укрытые подмокшим снежным покровом, но дороги уже раскисли, препятствуя не только повозкам, а и конникам без сложностей и надломов передвигаться между поселениями. Вот почему за день через ворота самого большого города и порта страны прошло едва ли с полсотни человек и эльфов, большинство из которых были работниками окрестных ферм, бредущих из дому, либо возвращавшихся в дома по своим мелким делам. Работы для стражей ворот не было, и те терпеливо дожидались полудня, чтобы уйти, наконец, в тепло казармы и сменить кисшие в холодной снежной каше сапоги.
Однако, скучавшим и подмерзавшим на еще не теплом морском ветру стражам не суждено было окончить непривычно спокойное дежурство в скуке. Солнце уже входило в зенит, мешая дальнему обзору, и поэтому нижним стражам не сразу довелось разглядеть показавшийся на дороге у темневшей далекой кромки леса малый отряд всадников.
Впрочем, особого повода для беспокойства не было — несмотря на убранство и доспех конников, со стен даже издали можно было разглядеть на их щитах высокую башню на красном холме — герб Редклиффа. Во главе отряда крупкой рысью скакал уже переваливший за середину жизни седобородый человек с очень усталым лицом — эрл Эамон Геррин, родной дядя погибшего под Остагаром короля, был хорошо известен в столице. Рядом с эрлом ехал высокий статный рыцарь. Доспех Тейринов, бывший, по-видимому, совсем недавно начищенным до блеска, потускнел в походе, но смотрелся сделанным точно по мерке. Каждый, кто вольно или невольно задерживал взгляд на не скрытом забралом лице, на миг-другой замирал, а затем порывался взглянуть еще. Несмотря на безродность, сходство бастарда Алистера с его убитым братом-королем было несомненным.
По знаку охраны ворот всадники придержали лошадей. Уже предупрежденный капитан стражи успел вовремя, чтобы обменяться приветствиями с эрлом Эамоном.
По-видимому, ближайший родственник усопшего короля чрезвычайно торопился в столицу, потому что почти не взял с собой охраны. Эамона и его молодого спутника в королевском доспехе сопровождали только шестеро воинов — по трое с каждой стороны. Еще двое рослых всадников в закрытых шлемах, что ростом и статью не могли быть никем иным, кроме как наемниками-кунари, и слуга-эльф, лошадь которого была нагружена двумя тюками — больше сопровождающих у эрла не было.
— Мне жаль омрачать твой приезд, благородный Геррин, но у меня приказ, — капитан явно не желал говорить того, что говорил. — По указанию регента все Серые Стражи, которые есть в стране, должны быть арестованы, — он скользнул взглядом по сопровождающим высокого гостя воинам. — Ты, не в обиду будет сказано, известен как давний друг Стражей. Но благородство твое не может быть подвержено сомнению. Мне будет достаточно твоего слова, что среди твоих спутников нет Серых Стражей. В противном случае… прости меня, благородный Эамон, я вынужден буду арестовать всю твою охрану.
Наемники-кунари медленно посмотрели друг на друга и почти единовременно положили руки на рукояти мечей. Эамон предупреждающе поднял руку.
— Погоди, добрый капитан. Даю тебе мое слово — среди моей охраны Серых Стражей нет. Теперь освободи путь. Я тороплюсь.
Некоторое время главный стражник, по-видимому, обдумывал уклончивую клятву эрла Геррина. Потом, так ни в чем и не уверившись, все же убрался в сторону, давая дорогу отряду.
— Вы можете проехать. Я сошлюсь на твои слова перед эрлом Денерима.
Эамон прикрыл глаза в знак согласия и тронул поводья. Отряд, уже не спеша, въехал в ворота и застучал копытами по выложенной камнем мостовой, разбрызгивая коричневое крошево мокрого снега.
— Не нравится это мне, — вполголоса проговорил эрл Геррин, обращаясь к своему молодому спутнику. Тот, несмотря на долгий путь и видимую усталость, сидел в седле уверенно и прямо, спокойно выдерживая взгляды горожан и давая им вдоволь насмотреться на свое лицо. — Слишком легко они нас впустили.
— Тейрн Логейн был готов к тому, что мы объявимся в городе, — прогудело из-под наличника державшегося по правую руку наемника-кунари. — Мы постарались проехать по пригородам Денерима как можно шумнее. Слишком многие видели твое появление, благородный Геррин. Поэтому он не мог отдать приказ о том, чтобы убить нас скрытно. А значит, попытается иначе.
— Я тоже думаю, что у охраны был приказ нас впустить, — сглотнув, будто проталкивал в глотку нежеванное яблоко средних размеров, пробормотал главный участник действа. На наконец-то объявившегося достославного бастарда самого Мэрика, о котором всю зиму в столице ходили самые разнообразные слухи, горожане всех мастей уже открыто пялились с разных сторон, пока еще негромко переговариваясь. Некоторые, из тех, кто не был занят, шли за ехавшим шагом отрядом, не спуская глаз с фигуры последнего из Тейринов и пытаясь подслушать обрывки разговора. — И что Логейн еще проявит себя.
— У него не осталось времени, — эрл Эамон кивнул в сторону угадывавшегося за стенами и крышами домов замка, давнего места сборов ферелденской знати. — Собрание Земель назначено на завтра на утро. А это значит, что за неимением лучшего, наибольшие усилия он приложит именно там. Я больше, чем уверен, что Логейн намерен убедить лордов принять его сторону и добиться нашей казни. И наверняка у него для этого в кармане немало козырей. Помоги нам Создатель!
— Басалит-ан, — неожиданно раздалось с другой стороны и из-за их спин. Говоривший с Эамоном кунари оглянулся на соплеменника и, помедлив, приотстал, давая возможность тому приблизиться.
— Тез а? — осторожно переспросил он подъехавшего с другой стороны сородича. — Что-то случилось?
Эрл Эамон и сопровождавший его бок о бок королевский бастард уехали вперед. Кунари заняли свое место позади нанимателей. Некоторое время они ехали молча. Потом заговоривший первым наемник поднял наличник шлема, обращая к своему, по-видимому, более молодому собеседнику точно вытесанное из камня, серое лицо.