— Глупые, ничтожные сссмертные, — гигантское тело черной пиявки колыхалось в ладони от подступившего к краю круга лица Стража. Алистер до боли в пальцах тискал меч, со злым бессилием понимая бесполезность своего оружия в битве с бесплотным порождением Тени. — Вы не предусссмотрели… Крови двух ссслабых магов не оссстановить… Мы, демоны, сссоздали эту магию, и мы зссснаем ее зсссаконы! Теперь ваша защита пала. Кровь сссмертного, у которого нет сссвязи с Тенью не причинит вреда такому, как я. Она даже не обожжет! Оссстановить высссшего демона Тени ссспособна лишь кровь молодого дракона. Но в этой часссти мира сссмертных нет молодых драконов! Готовьссся. Ссскоро ты будешь принадлежать мне — телом и душой…
Он стремительно скользнул вперед. Алистер вскинул перед собой меч, однако, не успел сделать ни единого бесполезного взмаха. Последний круг, прокапанный его собственной кровью, при соприкосновении с плотью демона, полыхнул свирепой красной вспышкой. Черная пиявка без единого звука рассыпалась в прах.
— Что это было?
Забыв об усталости, Йован вскочил на ноги, ошарашенно разглядывая разносимую порывами ветра кучку грязного черного праха. Лишившиеся своего предводителя твари, хотя и не думали никуда деваться, но все же кидаться на защитный круг уже не пытались.
— Поразительно, — Нерия спрятала кинжал и подобрала свой посох. — Впервые вижу такое… чтобы высший демон сдох так от одного только прикосновения к кругу на крови человека, у которого даже нет связи с Тенью. Должно быть, он был сильно искажен, и сам не знал природы своего искажения.
Она взмахнула посохом. Вновь взвившийся в воздух рой камней обрушился на головы тварей. Утратившим чувство безумного голода, искаженным зверям Бресилиана этого оказалось достаточно. Большинство из них бросились обратно в чащу. Лишь некоторые отбежали недалеко, то ли еще надеясь на теплое мясо гостей, то ли дожидаясь, когда можно будет поживиться холодным, разбросанных по поляне мёртвых туш своих сородичей.
— Хвала Создателю!
Йован, все еще сотрясаясь, обнял себя за плечи. Нерия нерешительно поставила свой посох на жухлую траву.
— Я могу позвать еще раз, — неуверенно произнесла она. — Но…
— Не надо звать!
Люди и эльфийка стремительно обернулись. С дальнего конца поляны, знакомыми скачущими прыжками к ним приближались огромные согнутые волки. Добравшись до границы третьего круга, звери остановились. Передний, рыжий, с проседью, самец, на насколько мгновений замер, затем, к удивлению пришельцев, оперся на задние лапы и с усилием распрямился в человеческий рост. Его сопровождающие последовали этому примеру.
— Не надо, — рыкающе повторил рыжий, и прочие оборотни зарычали и заскулили, выражая согласие с его словами. — Мы… уже… здесь. Мы… торрропились, как могли. Мы не ожидали… — он шагнул к кругу и поочередно оглядел каждое из обращенных к нему лиц. — Но мы хотим… мы готовы… мы будем говорить. Кто из вас будет говорить со мной?
Глава 54
Говорить, однако, не пришлось. Пришлось много слушать. С трудом подтянув под себя скрещенные ноги, Алистер сидел на собственном брошенном наземь плаще, чувствуя слева жилистый бок все еще подрагивавшего от пережитого напряжения Йована, а справа — тепло от тела молодой магини. Отстраненно, на задворках разума, ему думалось, что даже для искаженного, колдовского леса, картина, которую являли собой двое людей и эльфийка, сидевшие лицом к лицу напротив стаи огромных, странно изломанных волков, представляли собой довольно диковинное зрелище. Эти мысли, однако, копошились размыто и вскользь. Все прочее существо королевского бастарда занимало раздражение, поселившееся в его настроениях давно, и проявлявшее себя в нем все увереннее. Явившийся на зов магии могучий рыжий волчий самец говорил, Алистер слушал, и существо его все сильнее поддавалось пагубному чувству досады, перетекавшей в настоящую злобу.
Бегун, как звали рыжего, громко и торопливо рычал, стремясь поскорее вывалить на гостей то, что давно уже накопилось у всего его племени, однако, только теперь получило возможность быть донесенным до кого-либо. Говорил он, обращаясь ко всем, однако, взор горевших со страшной морды зверя человеческих глаз с мольбой был обращен только на Алистера и именно на него. Все прочие оборотни тоже смотрели на Алистера, из последних сил гасившего недовольство под маской ровного внимания. К тому, что Стражи вызывали трепет и почтение у всех разумных тварей Тедаса привыкнуть было можно. Но потребность быть за главного в сложных ситуациях и то, что люди, звери и сами обстоятельства подталкивали его к тому, чтобы много думать и принимать решения, от которых зависели многие судьбы, приводили Алистера в ярость, которая понемногу начинала пугать его самого. И, одновременно, молодой Страж с изумлением и ужасом чувствовал, что эти новые, несвойственные ему чувства, что-то меняли в нем, словно разрушая выстроенную когда-то и неизвестным ему кем-то стену, открывая путь для чего-то нового. Чего — пока понять он не мог. Эти внутренние перемены по-настоящему пугали Алистера, и лишь долг держал его на месте, заставляя внимательно и, по возможности, спокойно выслушивать самого необычного собеседника из всех, что до сих пор посылала ему судьба.
— … мы очень простить нас… просим, — на удивление чисто выговаривая человеческие слова, точно никогда не прекращал пользоваться речью, говорил, тем временем, Бегун. — Но не умели мы по-другому. Кто нас слушает? Никто нас не слушает. Никто совсем. А слушать надо. Ну, надо слушать. Отчаялись мы все. Нет сил терпеть. Доколе? Ну, доколе терпеть нам муки эти. И мы-то ладно. А волчата, детки наши? Ведь ни за что они страдают, ни за что. Скулят и мучаются, бедолаги. Ты пробовал проклятие, Страж Серый? Ведь жжет оно, страшней, чем серые туманы леса этого, что исторгает из себя древесная грибница в час летнего стояния светила по ночи в зените, так сильно они жгут. И нет конца и края. И только смерть освободит. А жизнь на что похожа? Ведь люди мы, хотя и родились зверями! И все лишь по злобной воле одного!
Алистер вздохнул — неслышно и тоскливо.
— Вы… хотите сказать, что начали нападения, чтобы привлечь внимание? Ну, разве… так можно?
Бегун двинул ушами, дергая мордой в сторону нервно оглаживавшей косу Нерии.
— Пытались по-другому. Мы к эльфам подходили. Но страшен вид наш. Стрелы только приносили мы в шкуре нашей — только толк такой и был. Боялись нас охотники ушастые. А может, он им приказал. Не ведаем. Но нас не слушали они. Всегда стреляли раньше.
Теперь вздохнула и эльфийка.
— И потому вы начали нападать, — больше сам для себя пробормотал Йован.
— Начали, — морда оборотня дернулась сверху вниз, демонстрируя согласие. — Мы думали — проклятие заставит их говорить. Напали и послали гонцов. Но снова стрелы принесли. Вот все, чего добились.
— Погоди, погоди, — Алистер поднял обе руки, чувствуя, что вот-вот — и его гнев и раздражение найдут выход наружу. — Ты рассказываешь путано. Давай по порядку. Вы — не волки. Вы — люди. Это то, что я понял. Расскажи, как вы стали такими.
Морды повернулись к нему. Горящие желтые глаза замигали. Пасти ощеривались, и вновь смыкались, пряча страшенные клыки.
— Мы расскажем, конечно, — Бегун подскочил, но вновь сел, вытягивая перед собой лапы. — Послушай, Страж. Это обида. Или месть. Месть, да, это правильно. Много поколений назад — мы не можем посчитать, сколько, — мы жили тут, в лесу. На окраине. Не мы — предки жили. И долийцы жили тоже. Да. Так было. Но потом. Что-то случилось. Страшное. Мы не знаем — что. Мы. А предки тоже не знали. Но рассказывали. Эльфы, дескать, особо к ним не ходили, да и они к эльфам. Дела не было. Но, бывало, все же пересекались, да. Как без этого. А то раз нашли наши в лесу двух эльфов. Сами мы не видели — предки рассказали потомкам, а те — нам. Нашли. Одного недобитого, а с ним девчонку, — речь оборотня, до того торопливая, но плавная, делалась все более отрывистой. — И будто бы вышло плохое. Недобитый-то умер, а девчонка была не в себе. Кто и что сотворил с ними — не ведали предки. Вовсе не ведали, откуда им. Много ли кто там ходит, за лесом. Порадовались, что эльфам досталось, а не нашим, да на случай всяк охотников во все стороны разослали — пришлых найти, да проследить, чтоб до нашей деревни не добрались. А то и вовсе… прибить, чтобы не натворили чего еще. Да только их не нашли. А еще какое-то время спустя прибежал он.
Оборотень умолк. Алистер поднял брови.
— Досказывай, — потребовал он, переглянувшись с Нерией. — Кто он?
— Он, эльф магийский… маг эльфийский, — поправился Бегун. Зубы его клацнули и сидевший ближе всех к волкам сын Мэрика невольно вздрогнул. — Дети то были его. Брат и сестра. В горе великом к предкам не говорил, а все вопрошал у девчонки, кто совершить такое мог. Но разум ее уж покинул. Не могла сказать она. Предки ж рядом были. Решил он, что дело это было их рук.
— Так это он вас обратил?
— Да, Страж, — желтые глаза мигнули. Остальные волки поддержали вожака горестным, но сдержанным ворчанием. — Ушел он. Детей забрал. А после уж вернулся. Уж как вернулся он, его сразу не признали. Явился волком белым, да великим. Серед деревни он возник, и ни единой собаки не потревожил. Стоял и ждал, покуда предки соберутся. А после объявил он о своем проклятии. За эльфов поругание, детьми что ему приходятся, он проклял всех, кто человеком был средь предков наших, в нашей же деревне. Ни старика, ни сосунка не пожалел. Как только волю объявил, так кинулся в толпу на предков. Покусы его страшные с ума людей сводили, да в зверя перевертывали. Бросались на друзей своих и родичей, и их же в волка обращали. А разум как вернулся — так все очнулись уж волками. Такими, как теперь. Пытались предки ловить Белого Волка, эльфа клятого. Кричали издали о невиновности своей. Да только он не слушал.
Алистер с усилием опустил брови. Даже раздражение уступило место великому удивлению.
— И с тех пор множество поколений вы живете волками? — Он потер висок, потом сдвинул шапку, с силой проводя руками по отросшим волосам. — О, Создатель. Но это же… и в самом деле… несправедливо! Но… зачем вы трогали эльфов? Как могут они вам помочь? Тот, кто проклял вас, должно быть, давно уже умер.