— Затриан, опомнись! — Нерия разлепила побелевшие губы. Рук она, впрочем, не опускала, из последних сил сдерживая себя от того, чтобы бросить полыхавший синим огнем посох, что оттягивал на себя часть защитной магии жезла. — Ты говоришь ужасные вещи. Ты проклял невинных, и от твоего проклятия страдают не только люди, но теперь даже эльфы. К чему это? В чем они виноваты перед тобой? Сними это проклятие, слышишь! Или мы снимем его сами!
— Никому из вас его не снять, — Затриан усмехнулся, бросив взгляд на с ненавистью глядевших на него волков и шагнул ближе к Алистеру. — Кроме тебя, Страж. Но и ты не захочешь этого делать, когда узнаешь природу этой магии до конца.
— Говори, — почти простонал Йован, вскидывая лицо и прокусывая губу. — Но предупреждаю — если будешь нам мешать, я остановлю тебя, клянусь Создателем!
— Если бы я захотел вам помешать, даже совместно вы бы ничего мне не сделали, — эльф улыбнулся молодыми губами, суживая глаза и встречаясь с таким же настороженным взглядом Алистера. — Вы трое… как и те глупые собаки — слишком слабы передо мной. Но, пожалуй, только чтобы показать, как вы, шемы, трусливы и мелки… Я позволю вам попробовать разрушить структуру моей магии.
Он еще раз посмотрел вниз.
— Этот жезл достался мне от предшественника, одного из последних мастеров магии Арлатана, — Затриан поймал обращенный на него взгляд эльфийки. — Да, эта вещь… одна из немногих оставшихся теперь вещей, что в полной силе скрывает мощь эльфийских королей. Сила мага, завладевшего этим жезлом, увеличивается многократно. Ни один шем не коснется жезла невозбранно. И лишь шем, что родился от добровольного союза эльфийской девы и человека может снять то проклятие, что по моей воле держит жезл. Когда-то я считал, что проклятие мое — до конца времен…
Он поник головой. Йован переступил ногами по истрескавшимся плитам. Больше всего ему хотелось разорвать мучительный контакт с древним эльфийским артефактом, и ударить Затриана заклятием крови в обращенную к нему спину. Алистера одолевали те же желания и нетерпение, поступить так же, но — мечом. Меж тем, эльф, похоже, множество столетий делившийся лишь сам с собой о туманившей его разум беде, говорил едва слышно, обращаясь к Тейрину и, при том, ни к кому в отдельности.
— Когда я прибежал, сын был уже мертв, — тихо рассказывал Затриан, и странно было смотреть на его красивое молодое лицо, даже глаза которого не выдавали числа прожитых им столетий. — Совсем еще дети… Дочь… дочь была беременна. От шемлена! Одного из тех, кто надругался над ней. Одного из этих мерзких ублюдков! Я… она не перенесла позора. Она убила себя. Себя и этого выродка внутри… И я решил. Искупить эту кровь, эту боль сможет лишь такой же выродок, но — от добровольной связи. Никогда, думалось мне, такому не бывать! Никогда эльфийская дева не ляжет с вонючим шемленом и не будет зачинать от него по своей воле. Но я недооценил. Недооценил подлости проклятых людей. Как мог знать я, что придет время, и дочери моего народа с радостью будут стелиться под… под наших врагов?
— Времена меняются, Затриан, — лицо Нерии кривилось, и голос ее дрожал. По замерзшим щекам бежали слезы. — Когда-нибудь настанет и такое время, что эльфы и люди будут жить в мире и согласии. В нашей деревне мы уже живем так, а люди по доброй воле принимают моего отца, эльфа, за главного над собой. К чему избегать мужчину, который отличен лишь формой ушей? Что может помешать такой, как я, полюбить Йована, который добр и честен, или благородного и смелого Алистера?
Некоторое время Затриан, обернувшись, смотрел на Нерию в упор. Лицо его брезгливо кривилось.
— Времена и вправду меняются, — спустя очень долгое молчание, проронил, наконец, он. — Но есть вещи, которые остаются неизменными. Это подлость и трусость шемленов. Хочешь увидеть истинное лицо человека? — эльфийский маг с нехорошей усмешкой обратился к Алистеру. По взмаху его руки, синий огонь, столько мучивший рыцаря и его спутников, погас, оставив только синеватое свечение вокруг жезла. — Защиты больше нет. Ты можешь снять мое проклятие, ублюдок от шлюхи и порочного шема!
Боль утихла. Мыслить сразу сделалось легче и яснее. Алистер покрепче стиснул руки на жезле. Оскорбления эльфом неведомых родителей он снес молча. В отличие от мага, он не искал ссоры, понимая, что для нее сейчас было не время. Однако что-то в словах Затриана по-прежнему не давало ему покоя.
— Досказывай об этом своем проклятии, — сдвинув брови, потребовал он. — Ты ведь не просто так позволяешь мне его снять. Что случится потом?
Усмешка Затриана сделалась еще неприятнее. В который раз уже Алистер с недоумением задавался вопросом, как при первой встрече он мог обмануться спокойствием и уверенностью его лица.
— Потом эти звери, — он небрежно кивнул на ходящих вдоль полосы тумана волков, — облиняют и примут другую форму. Проклятие с них будет снято. Но оно никуда не денется. Весь его груз будет нести тот, кто его снимет. Ты, шемлен.
Алистер спал с лица. Нерия и Йован порывисто переглянулись.
— Если ты сейчас тронешь мою магию, они из стаи сделаются кучкой голых дрожащих шемов, — Затриан брезгливо передернул лицом. — Они сами не знают, чего хотят. Рожденные волками, они не понимают, что такое — быть двуногим. Сейчас это то, чего они жаждут более всего на свете. Но познав, к чему именно стремятся, когда им придется всему учиться заново, когда у них ничего нет для жизни человеком — они взвоют куда более, чем воют теперь своими звериными глотками. И они возненавидят тебя. Того, кто вырвет их из их скотского мира. Того, кто сделает их несчастными. А ты до конца своей жалкой жизни будешь бегать по этому лесу в шкуре белого волка. Они будут ненавидеть тебя. Ты будешь один, шемлен. В волчьем теле, без человечьей речи, без своего племени, которое отвергнет тебя и тебя же начнет травить. И этого будет уже не снять. Никому. Даже мне. Ну, так что, — он поднял бонкую бровь, скрещивая руки на груди. — Ты все еще намерен вытащить этот жезл? Нет? Где же твои благородство и смелость, Страж? Или они у шемленов кончаются там, где начинается страх?
— Ты прав в своих обиде и боли, эльф, — справившись со своим лицом, и понимая, что если хоть на миг он задумается, то в первый же миг найдет с полсотни доводов, чтобы не делать того, что собирался, глядя в глаза Затриана, медленно проговорил Алистер. Лицо и голос его были мрачными, щеки и лоб — цвели малиновыми пятнами. Однако, сам облик королевского бастарда был спокоен. — Но в слепой жажде мести ты не прав. Ты не прав в твоем мнении о всех людях. И ты не прав в твоих мыслях обо мне.
Крепкие жилы на руках рыцаря напряглись. Мигом позже выдернутый из воды жезл полетел под ноги Затриану.
Стукнувшись о камень приподнятой здесь плиты, жезл звякнул в последний раз и погас. Зато тело продолжавшего стоять по колено в воде Алистера словно изнутри озарилось тем же синеватым свечением.
Страж закричал, хватаясь за грудь и живот, и сгибаясь в три погибели. Мигом позже он рухнул на колени, подняв тучу брызг. Йован поймал за кисть ринувшуюся к нему Нерию и силой удержал на месте. Не переставая кричать, Алистер ткнулся лбом в камень и, корчась, заскреб пальцами по своей коже, словно пытаясь соскрести с нее что-то, невидимое глазу.
— Прекрати это! — Нерия вырвала руку, нацеливая на Затриана свой посох. — Или я убью тебя! Слышишь!
— Я не могу, — с застывшим лицом наблюдая за тем, как ломает тело пришлого шемлена, одними губами ответил эльфийский маг. — Это был его выбор. Он его сделал.
Однако чем дальше, тем корчи Алистера становились все легче. Через некоторое время Страж умолк, и теперь только тяжело и быстро дышал, по-прежнему лежа в воде и упираясь в камень лбом. Наконец он открыл глаза и, содрогаясь, то ли от холода, то ли от пережитого, опираясь руками в камень, с усилием приподнялся.
— Не может быть…
Затриан вскинул обе руки. Они стремительно покрывались морщинами. Кожа высыхала и скукоживалась, цвела пятнами и словно всасывалась в его кости. Через миг эльфийский маг упал на бок, подтягивая ноги к животу. Еще несколько мгновений назад бывшие молодыми и крепкими, быстро истончавшиеся ноги не держали его. Но в ввалившихся глазах не было страха — только искреннее, всепоглощающее недоумение. Собравшись с последними силами, он просипел в лица склонившихся над ним Нерии и Йована с ужасом и гадливостью взиравших на его превращение.
— Я не… понимаю… силы проклятия хватило бы… на армию огров. Магия не могла свалить с ног… разве что… дракона…
Голос эльфа утих. Остатки его плоти стремительно обращались прахом. Нерия переглянулась сначала с Йованом, потом с Алистером, который, придерживая живот, подхромал поближе.
— Кто-то из вас, магов, понял, почему он умер..? — все еще хриплым от недавнего крика голосом, осведомился сын Мэрика, кивая на останки и пытаясь стряхнуть со щеки замерзшие на ней капли воды. — Я уж приготовился… ну, как он и сказал. Сделаться волком и…
— Что-то у него пошло не так, — Йован поморщился, сверху вниз глядя на постепенно уносимый ветром прах. — Ты снял проклятие, Страж. А оно держало нить его жизни. Оттого он умер так быстро, и так… страшно. Но я готов поспорить на что угодно — этот Затриан был уверен, что обратит тебя в зверя, а сам и дальше будет…
— Алистер, — Нерия, бросив свой посох, в волнении стиснула обе руки сына Мэрика в своих ладонях. — Это было так… так… Это был по-настоящему королевский поступок! Я… мне жаль, что вышло именно так, с Затрианом и этими людьми. Но…
— Эй!
Оборотни, о которых забыли, никуда не исчезли. Разомкнувшие руки Алистер и Нерия в легком изумлении оглядывали столпившихся у начала ступеней жмущихся друг к другу абсолютно голых восьмерых мужчин и двух женщин, которые то тискали себя за плечи руками, то в восторге оглядывали эти самые руки, ноги, и лица друг друга, трогая волосы и выгибаясь, чтобы рассмотреть те части тела, что были недоступны их взору.
— Эй! — крупный, рыжий с проседью мужчина, чей возраст уже перешагнул за середину жизни, обнимая себя за плечи, поставил ногу на первую ступень, растирая немеющую на морозе кожу. — Прославленные маги, и ты, наш спаситель, Серый Страж! Может, у кого-то из вас найдется… излишек одежды… Или, хотя бы, помогите развести нам костер?