В первой из двух комнат, где нам предстояло работать, стояли четыре письменных стола, шкаф и несколько открытых книжных полок. Прежде всего я привел в порядок свое рабочее место, соскоблив со стены вырезанные из журналов фотографии актрис и манекенщиц и тщательно вытряхнув и вымыв ящики теперь уже моего письменного стола. Разложив затем по местам бумаги и книги, я пошел осматривать свои владения.
В соседней комнате стоял вытяжной шкаф, лабораторный стол и верстак, к которому приткнулся маленький письменный столик. На столике лежали книги: «Справочник физика-экспериментатора», «Спутник радиолюбителя» и пухлый третий том «Справочника химика». Специфический подбор литературы говорил о том, что маленький столик принадлежит Ивану Андреевичу — человеку, который своими большими руками может сделать все: собрать электронную схему, починить наручные часы фирмы «Омега» и ликвидировать возникшую в лаборатории аварию водопровода. Из одного справочника выглядывал кончик плотного листка бумаги. Почти машинально открыв книгу, я обнаружил между ее страницами цветную женскую фотографию. Лицо на фотографии было знакомым, и я решил, что это Анна Петровна — жена Ивана Андреевича, тоже работавшая в этой лаборатории. На лабораторном столе располагалась установка, на которой, по-видимому, и производились те неведомые мне пока исследования, которые я должен завершить.
Я вернулся в первую комнату и подошел к книжным полкам. Когда я увидел обилие литературы по различным областям физической химии, мне стало не по себе: ведь мое химическое образование завершилось около тридцати лет назад после успешной сдачи экзамена на первом курсе университета…
Среди стоящих на полке книг я нашел отчет о двухлетних исследованиях лаборатории, благополучно защищенный в прошлом году на ученом совете. Когда я открыл переплетенную в синий дерматин рукопись, то понял, что лучшего пособия для первоначального ознакомления с новой для меня тематикой не найти. Но, увы, не понимая сути явлений, я только и мог уяснить, что мой предшественник изучал зависимость электрохимической активности образцов пористых тел от величины радиуса пор. Поэтому на следующий день, когда в лаборатории появились мои новые сотрудники, я им прямо сказал, что для вхождения в курс дела мне нужен достаточно продолжительный срок.
— А мы что в это время будем делать? — вскинул голову Иван Андреевич.
— То же, что и раньше, — сказал я.
Иван Андреевич дернул плечом и отвернулся к окну. Его мефистофельский профиль выражал презрительное безразличие к происходящим вокруг событиям.
— Вот вы, например, чем сейчас занимаетесь? — обратился я к сидевшей рядом с Иваном Андреевичем женщине, фотографию которой я видел у него.
— Измеряем на специальной установке дзета-потенциалы различных пористых образцов, в том числе и горных пород.
— Зачем?
— Чтобы узнать, как зависит дзета-потенциал от размера пор в образце.
Вчера я уже успел прочитать в одной из книг, что подобной зависимости быть не должно, поэтому, не боясь последствий, смело возразил:
— Но ведь формула Гельмгольца — Смолуховского такой зависимости не дает?
Моя собеседница пожала плечами:
— Формула не дает, а зависимость есть… Вот хоть Анну Петровну спросите, — продолжала она, с вызовом посмотрев на женщину, сидящую у двери, — она у нас известный теоретик…
Это было для меня полной неожиданностью: оказывается, в справочнике Ивана Андреевича спрятан портрет вовсе не жены, а его соседки, которая с плохо скрываемым обожанием то и дело взглядывала на надменный мефистофельский профиль.
Пропустив ехидное замечание мимо ушей, в разговор вступила Анна Петровна:
— Дзета-потенциал действительно, вопреки теории, зависит от радиуса пор. На этой зависимости вся промысловая геофизика построена: чем больше радиус, тем больше потенциал. Вот Иван Андреевич с Галей и пытаются опытным путем установить такую зависимость для различных типов горных пород и для различных пористых материалов. Пористость и проницаемость образцов определяет Зиночка, а они работают на установке, которую Иван Андреевич два года назад сделал…
— А какая задача стоит перед вами? — спросил я.
— Я вообще-то должна их результаты перенести в промысловую геофизику, в «скважину» так сказать, но пока ни у меня, ни у них ничего не получается… — смущенно улыбнулась Анна Петровна.
— Все это не так просто… — снова дернул плечом Иван Андреевич.
Опять, уже в который раз в своей жизни, я засел за учебники, пытаясь разобраться в сложных вопросах незнакомой мне науки. Только через несколько недель мне стало более или менее ясно, что нам необходимо делать дальше.
— Надо найти теоретическую зависимость дзета-потенциала от радиуса пор, — заявил я, когда мы опять собрались в комнате все вместе.
— Это невозможно, — сказала Анна Петровна.
— Почему?
— Уравнение распределения потенциала в тонком капилляре нелинейно и практически не имеет решения.
— Тогда попробуем найти его приближенное решение… Без теории нам все равно не обойтись.
Сначала мы попробовали найти решение с помощью ручных вычислений по одному из методов последовательных приближений. После того как в результате двухнедельного каторжного труда мы получили пять точек на одной из двенадцати кривых, я понял, что необходимо искать другой путь.
— Может быть, ЭВМ? — нерешительно спросил я Анну Петровну, когда она начала расчерчивать новые листы для записи промежуточных результатов.
— А вы умеете программировать?
— Нет.
— И я не умею.
— Так давайте попросим кого-нибудь… У вас никаких знакомых нет? — спросил я, соображая, как найти своих однокурсников, связанных с ЭВМ.
— Мой брат — главный программист Вычислительного центра Академии наук, — вдруг сказала Анна Петровна. — Я попробую что-нибудь сделать…
Академический ВЦ располагался на первом этаже старинного петербургского здания. Мы вошли в длинный коридор, по стенам которого тянулись черные клеенчатые двери. На одной из дверей вырезанными из пенопласта буквами было написано: «Машинный зал № 1. БЭСМ-6». По коридору сновали люди со сложенными в пухлые гармошки листами белой бумаги с дырками по краям.
Брат Анны Петровны оказался симпатичным моложавым человеком, которому было всегда некогда и которого все сотрудники ВЦ называли почему-то Симом. Его никогда не было на месте, а если вдруг он и оказывался случайно за своим столом, то разговаривать с ним все равно было практически невозможно: сменявшие друг друга бесконечные посетители обращались к нему с не терпящими отлагательства вопросами. С большим трудом, урывками, нам удалось объяснить Симу, что мы от него хотим.
— Это очень просто, — сказал Сим, переписывая себе в блокнот наше дифференциальное уравнение. — Я думаю, что к вечеру я вам это сосчитаю…
На следующий день Анна Петровна привезла в лабораторию длинную распечатку, на которой после нескольких десятков строк, написанных на каком-то непонятном языке, аккуратными столбиками были напечатаны результаты расчетов и даже нарисованы все двенадцать графиков решения нашего уравнения. Когда я, взглянув в конец распечатки, увидел напечатанную машиной фразу: «Время решения — 52 секунды», я показал эту цифру Анне Петровне:
— Попробуйте сосчитать, во сколько раз БЭСМ-6 работает быстрее, чем мы…
Графики были теперь перед глазами, и я стал теперь искать приближенное выражение для функции-решения нашего уравнения. Вид формулы сомнений не вызывал, но значения содержащихся в ней численных коэффициентов нужно было опять определять с помощью длинных и сложных расчетов.
Опять мы пошли на поклон к Симу. В этот раз задача была посложнее, но тем не менее через несколько дней он, используя стандартную программу метода наименьших квадратов, проделал на машине все необходимые вычисления.
Теперь нужно было идти к Ивану Андреевичу и к Гале, чтобы получить у них экспериментальные данные для проверки правильности новой формулы.
Когда я вошел в комнату, где обычно проводились все наши эксперименты, я увидел, что Иван Андреевич с помощницей колдуют над какой-то небольшой, собранной на верстаке установкой. Иван Андреевич держал в своих толстых пальцах невидимую проволочку, рассматривая ее в увеличительное стекло, а Галя осторожно наливала в маленький стаканчик бесцветную жидкость. Мне показалось, что при моем появлении Галя слегка покраснела, а Иван Андреевич еще больше насупил и без того сдвинутые к переносице брови. Любопытство взяло верх, и, после того как необходимые данные были получены, я спросил:
— А что это вы делаете, если не секрет?
Галя покраснела еще больше, а Иван Андреевич твердо, даже с некоторым вызовом заявил:
— Почему же секрет? Мы хотим измерить абсолютный электродный потенциал.
Электрохимии я почти не знал, но со времен университета смутно помнил, что сделать это принципиально невозможно. Так же, как и проблема вечного двигателя, «проблема абсолютного скачка потенциала» уже давно стала кладбищем многих честолюбивых замыслов и надежд. Поэтому, ни слова не говоря, я взял с полки первый попавшийся учебник электрохимии, нашел нужную страницу и громким голосом начал читать: «Экспериментально можно определить лишь сумму электродных потенциалов, но не потенциал каждого электрода в отдельности…»
— Да знаю я, — дернул плечом Иван Андреевич.
— Я же говорила тебе, что это бессмысленная работа… — повернулась к нему Галя.
— Помолчи, — сказал он ей строго. — А вы, — обратился он ко мне, — напрасно верите всему тому, что написано в учебнике.
— Так во всех же учебниках одно и то же! — взмолился я.
— Все равно не поверю, что такую задачу нельзя решить экспериментально, — упрямо сказал Иван Андреевич.
Можно было понять, что Ивану Андреевичу, привыкшему с помощью своих талантливых рук решать самые заковыристые экспериментальные задачи, трудно было согласиться с наличием теоретического запрета на постановку физического опыта. Долго еще, когда я в шутку спрашивал его, как обстоят дела с определением абсолютного потенциала, он только махал рукой: времени нет этим заниматься, а то бы…