Только с применением телескопа, появлением точных часов-хронометров, изданием астрономических справочников-календарей определение географических координат стало входить в практику обсерваторий. Гринвичская на Британских островах, Парижская во Франции, обсерватория Петербургской академии наук, что на Васильевском острове… Известнейшие в Европе. И все равно каждый раз такое определение воспринимается как дело особой, государственной важности. Русский царь Петр Первый, познав азбуку практической астрономии, проведя сам ряд наблюдений в обсерватории Копенгагена, предпринял в России широчайший план астрономо-геодезических работ. Снаряженные им экспедиции должны были наложить сеть географических координат по всей огромной полосе от Балтийского моря до Камчатки. Рассказ об этом Почобут слышал еще от профессора Жебровского.
А вот совсем недавно… Правительство Англии назначило крупную премию золотом тому, кто найдет наиболее удобный, верный способ определять долготу на море. И как раз накануне приезда Почобута в Марсель было объявлено, что часть премии присуждена выдающемуся математику и физику, бывшему профессору Петербургской академии наук Леонарду Эйлеру, — за его теорию движения Луны, на основе которой был разработан новый способ «по лунным расстояниям».
Пезена открывает ему, чем же теперь располагает практическая астрономия. Арсенал накопленных средств.
Определение долготы. В звездном небе, среди всех этих движений, обращений, восходов и заходов, ловят, как говорят, «физический момент», который можно с достаточной точностью наблюдать и фиксировать. Затмение Луны, прохождение Луны и звезд через небесный меридиан, покрытие какой-либо звезды Луной, затмение Солнца… — все может служить, лучше или хуже, таким моментом. Астрономы стараются его не пропустить. Нацеливают трубы со всех обсерваторий, из разных точек Земли. Но из разных точек Земли наблюдатели будут видеть этот момент в разное время. Одни раньше, другие позже. Те, что находятся восточнее, — раньше. Те, что западнее, — позже. На столько-то часов, минут, секунд. Эта разница во времени и дает нужный отсчет долготы. От одного пункта наблюдения до другого. Каждый час разницы — пятнадцать градусов долготы.
Считают, скажем, от Гринвича, как от одной из старейших обсерваторий. Точка ее принята за нуль — начало всех долгот земного шара. В одну сторону от Гринвича — долготы восточные. В другую сторону — долготы западные. Иногда считают и от какого-нибудь соседнего пункта, если долгота его уже известна. Астрономы держат общий строй. Публикуют в журналах, в календарях данные своих наблюдений. Можно сравнивать время: кто в какой час видел тот или иной «физический момент». Иногда сообщают друг другу и в письмах. Астрономия, практическая астрономия, она ведь наука круговая, артельная.
Вывести долготу по времени не так уж трудно. Куда труднее провести само наблюдение выбранного момента. Поймать его, точно зафиксировать — начало, полная стадия, конец. Учесть все сопутствующие явления и внести на них поправки. Пезена демонстрировал, какие тут тонкости.
Определение широты. Здесь уже прослеживание какой-нибудь заметной, незаходящей звезды. Геометрические построения на небесной сфере. Угол, под которым звезда видна над горизонтом, когда проходит небесный меридиан в высшей точке, — верхняя кульминация. И угол, когда она проходит меридиан в низшей точке, — нижняя кульминация. Отсюда и выводится некий средний угол «фи», выражающий значение географической широты в градусах.
Угол «фи». За ним гонялись и гоняются астрономы, желая определить место своего наблюдения на сетке земных координат. Пробует и Мартин Почобут на широте Марсельской обсерватории, помня о том, как ему понадобится находить этот угол «фи» там у себя, на широте Вильно.
Успехи, успехи… Все шире круг его астрономических знаний. И все настойчивее его сомнения. Вопросы, которых уже не избежать.
Профессор говорит: «Вводим поправку на аберрацию света». А отчего она, эта аберрация, смещение в видимом положении звезды? От движения звезды? Или оттого, что движется Земля и вместе с Землей наблюдатель?
Профессор говорит: «Направление на небесный полюс совпадает с продолжением земной оси». Ось Земли? Стало быть, ось вращения. Значит, Земля все-таки вертится!
И Мартин Почобут вступает с этими вопросами в самый омут столкновения и страстей. Столкновение двух систем мироздания, двух взглядов науки, которые, увы, давно уже стали заботой не только науки.
Система Птолемея — и противоположная ей система Коперника. Тысячелетнее безраздельное господство одной. И клеймо проклятия на другой, едва успевшей появиться. Неподвижная Земля Птолемея в центре всего мироздания, как первый акт творения. И Земля Коперника, всего лишь такая же, как и другие планеты, обращающаяся вокруг Солнца и к тому же вращающаяся еще вокруг собственной оси. Геоцентрическая система мира, выражаясь научно, или гелиоцентрическая, опрокидывающая первую.
Первая — провозглашаемая со всех кафедр университетов и академий. Получившая благословение церкви как находящаяся в согласии с тем, что говорит Библия: «В начале сотворил Бог небо и землю… День один… И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды. И увидел Бог, что это хорошо. День четвертый».
Вторая же предана церковью анафеме. Ученый трактат Николая Коперника «О круговращении небесных тел» вот уже полтораста лет как внесен в индекс запрещенных книг. Хотя сам Клавдий Птолемей сделал в своем объемистом труде краткую оговорку о том, что может быть и другая точка зрения на устройство мира, так сказать от обратного, от движения Земли, — но он, Птолемей, убежден в своей системе. А кто же в пылу заклятий и запрещений захочет об этой оговорке напомнить? Птолемея спасают от Птолемея. Печальная участь Джордано Бруно, Галилео Галилея — достаточное предупреждение.
Позднее появилась еще одна система, предложенная датским астрономом Тихо де Браге. Система-уступка. Планеты обращаются вокруг Солнца, как по Копернику. Но Солнце вместе с ними обращается вокруг центра мироздания — Земли, по Библии и Птолемею. Новейшие открытия это опровергали, и по-прежнему оставались на противоположных полюсах две противоборствующие системы — геоцентрическая и гелеоцентрическая.
Между тем Иоганн Кеплер, укрывшись за стенами старой Праги от длинной руки Ватикана, установил на основе Коперникова учения эмпирические законы движения планет относительно Солнца. В том числе и движения Земли. Уже Ньютон на Британских островах, за оборонительным рвом Ла-Манша, обобщая выводы Коперника и Кеплера, установил великий закон всемирного тяготения — основу всей небесной механики. И Джеймс Брадлей открыл уже аберрацию света, исходя из представлений о подвижности Земли… Новые времена под крышами астрономии.
Что же делать перед наступающими вопросами, перед соблазнами запрещенного знания послушному сыну ордена Мартину Почобуту? Черные списки осужденных сочинений продолжают храниться в библиотеке его академии, пополняясь все новыми именами. На каждой такой книге стоит жирно выведенная надпись латынью: «Осторожно! Еретическое!» И коль возьмешь все-таки для прочтения, сам будешь в ответе перед богом и перед людьми. А «перед людьми» — значит прежде всего перед старшими своими по ордену.
«Не введи меня в искушение!» — остается только молить Почобуту в минуты своих сомнений.
Он пробовал осторожно открыться профессору. Эспри Пезена ответил уклончиво. Для практических расчетов не так уж важно знать, что вокруг чего вертится. Важно, что есть относительное движение небесных тел, оно вносит известные отклонения, которые надо учитывать. А бездна первопричин ничего не изменит, — профессор посмотрел на него ясным взглядом.
Было понятно: не доверяет. Не надо лишних вопросов. Каждый член ордена, замечающий у другого члена ордена проявление колебаний, недостаточной твердости, должен по неписаному, но известному правилу об этом донести. Профессор доволен его успехами, проявляет к нему внимание, посвящая в технику наблюдений и технику вычислений, но никогда не касается общих вопросов мироздания. Что он сам думает о них, ученику знать вовсе необязательно. Всегда между ними сохраняется какая-то черта, которую не следует переступать. Хорошо, что профессор хоть не запрещает ему брать любую книгу, любой журнал в библиотеке и разбираться там по собственному разумению.
Мартин Почобут был предоставлен самому себе в своих сомнениях.
А назавтра его ожидал уже новый звездный час, новая серия наблюдений, вычислений, когда всякие христианские муки остаются за порогом смотровой башни.
…Известно, Ньютон был очень набожный человек. Но ни разу не поступился тем, что считал научной истиной, в угоду церковным интересам.
«Счастливы те, кто вещей познать умели причину», — пел в своих гекзаметрах Вергилий.
Скоро третий год его занятиям в Марсельской обсерватории. Он уже ведет самостоятельные наблюдения, пользуясь уверенно все той же шестнадцатифутовой трубой и поражая часто профессора меткостью глаза и тем, что наблюдатели называют чувством момента.
Нелишне подумать и о том, что от Марселя не так уж далеко до столицы королевской Франции, а там, в Париже, при Военной школе состоит профессором математики и астрономии Жозеф Лаланд — звезда первой величины на горизонтах небесной науки. Неутомимый исследователь, автор известных астрономических сочинений, организатор совместных работ обсерваторий разных стран, издатель журнала «Вестник времени». В его программе наблюдений, которые он проводит с вышки своей Парижской обсерватории, всегда что-то важное для развития астрономии.
Как же не повидать Лаланда, если уж находишься здесь, во Франции? Он ведь тоже прошел ступени иезуитского воспитания и, надо надеяться, окажет посланцу Виленской академии благосклонный прием. Профессор Пезена одобрил это намерение, что же касается верности Лаланда орденским правилам, то… профессор лишь слегка усмехнулся.