Волей того же провинциата директором обсерватории был определен Мартин Почобут, облеченный доверием ордена. Совет академии присвоил ему звание профессора.
В обсерватории все оставалось примерно таким же, что и три с лишним года назад, перед его отъездом. Академическое начальство, видно, не очень-то проявляло щедрости на улучшения. Да и само помещение, несмотря на довольно импозантную парадную часть, не было еще завершено. Все требовало наведения порядка. Наладить программу наблюдений. И прежде всего осуществить то, ради чего здесь все было когда-то затеяно: определение географических координат по Литовскому краю. Обозначить точно свой научный адрес на земном шаре.
Молодой бакалавр наук, назначенный ему в помощники, оказался как нельзя кстати. Окончивший академию-университет с отличием. И весьма осведомленный в астрономии, — можно передать ему часть лекций. Аккуратный в обращении с приборами и инструментами, — может ассистировать при наблюдениях. Серьезный не по годам, исполнительный, опускающий взор в разговоре со старшими — признак хорошего иезуитского воспитания. Андрей Стрецкий — член Святого общества Иисуса.
Представляя Почобуту конспект своих первых лекций, он красочно изложил систему Птолемея. И тщательно обошел все явления, которые могли бы вызвать у слушателей ненужные вопросы. Вполне осмотрительный молодой человек. Но и Почобут согласно кивнул, просматривая конспект, не предложил что-либо изменить в этом смысле. Оба соблюдали друг перед другом «правила игры». Остальное — совесть каждого, и каждый хранил ее про себя.
В одном из шкафов в большом зале обнаружили они в темной глубине любопытную игрушку. Какой-то искусный мастер соорудил систему деревянных шариков, бегающих при вращении рукояти по проволочным кругам, — возле одного центрального шарика, самого большого. Да ведь это же Солнце с планетами! Вот и знак на большом шарике: черная точка внутри круга. Астрономический символ Солнца. А вот шарик, на котором кружок с крестиком, — Земля. Шарик такой же маленький, как и остальные планеты. И бегает он при вращении рукояти наряду с ними, по своей орбите. Земля обращается вокруг Солнца.
Внимательно осмотрели они игрушку. Пробовали приводить в движение. Модель Коперниковой системы мира. По всему — сделанная уже достаточно давно. Кому же она понадобилась, если на лекциях демонстрировать такую игрушку, конечно, не могли? Слишком было бы явным, демонстративным нарушением папских, орденских установлений. Заманчивое зрелище еретической системы. Но слово о ней все же пробивалось время от времени в академических стенах. Можно вспомнить. Еще в прошлом столетии, в самый разгар крестового похода против Коперника, профессора Андрюс Миляускас и Освальд Кригер, читавшие математику и физику, касаясь вопросов мироздания, говорили не только о великом Птолемее, но упоминали и о том, что есть и другая система, предложенная польским астрономом Николаем Коперником. Может быть, говорили о ней с осторожностью, как об одной из гипотез, но говорили. И писали в своих учебниках. А учебники издавала сама академия. «Типография Академии Общества Иисуса» — обозначалось на заглавном листе.
Чей-то недосмотр? Нет, при всех строгостях и запретах орден вынужден был здесь, в отдаленном Литовском крае, глядеть иногда сквозь пальцы на вольности некоторых профессоров. Выдающиеся профессора. Авторитет академии. Как же иначе удержать в своих руках дело высшего образования юношества? Ведь можно и растерять свое стадо. Гибкость по необходимости. А уж каждый профессор поступал «по совести каждого».
Пусть модель-игрушку и не показывали публично на лекциях. Но в своем-то тесном кругу преподавателей, ассистентов позволяли себе иногда ею забавляться. Знание для немногих.
И вот уже в недавнее время. Профессор Жебровский, создатель академической обсерватории. Он предлагал некоторым своим ученикам задачу: как объяснить по той или иной системе мира смену дня и ночи, времен года… и по системе Коперника тоже. Не отдавал ей предпочтения, но и не умалчивал о ней. Он тоже был членом ордена. А вот все же… Осмеливался преступить. Потому ли, что имел очень большой вес в академии? Или сознавал уже свой близкий конец из-за тяжелого недуга? Только ли потому…
А после него модель эта оказалась и вовсе упрятанной под запор.
Стрецкий бросил испытующий взгляд на Почобута. Тот сказал:
— Надо обтереть пыль… И поставьте обратно.
Помощник с готовностью задвинул модель вновь подальше в глубину шкафа. Каждый остался при своих мыслях.
Скорее, скорее от всего этого в башню для наблюдений!
Итак, первейшая задача. Определение своего «научного адреса».
Долгота. Он избрал для этой цели способ «по спутникам Юпитера». Может быть, в честь Галилея, который открыл эти спутники и открыл способ определения по ним долготы. Тогда его тщетно пыталось выведать правительство Нидерландов, теперь же, спустя сотню лет, им пользуются астрономы всего мира.
Четыре спутника, четыре пятнышка, ведущие свой хоровод вокруг огромной янтарно-желтой планеты — венценосного Юпитера. Каждый из спутников периодически попадает в конус его тени. Затмение спутника. Звездные часы, по которым наблюдатели разных стран сверяют свои наземные часы. И высчитывают затем по разности времени географические долготы. Жозеф Лаланд составил на эти затмения подробное календарное расписание и поместил его в своем капитальном труде «Астрономия», ставшем настольной книгой для многих ученых. И Почобут намечает по ней сроки своего наблюдения.
Выставив зрительную трубу в распахнутое окно наблюдательной башни, сидит он ясной октябрьской ночью, холодной ночью, ожидая момента затмения спутника. Октябрь — лучший месяц для наблюдения желтой планеты.
Рядом с табуретом, на котором он сидит, высится узкий шкаф красного дерева, резной работы, с колонками по углам, а в шкафу длинный маятник с медной тарелкой на конце, мерно покачивающийся. Высокой точности часы лондонского мастера Эликота, полученные обсерваторией в дар еще при профессоре Жебровском. Дорогой, тщательно оберегаемый механизм. С его помощью Почобут фиксирует время затмения спутника — момент, когда тот вступает в конус тени Юпитера, и момент, когда выходит из тени. Не только по стрелке часов, но и по слуху, когда уже нельзя ни на миг оторваться от окуляра. Тик-так… — громко щелкает маятник. Тик-так… — ловит на слух Почобут каждую драгоценную секунду. Способ фиксации времени, называемый аудиовизуальный: слышу и вижу. Чем точнее уловлен момент, тем вернее будет расчет долготы.
Те же таблицы Лаланда дают ему возможность сравнения. От Парижа, от Гринвича… И вот результат: город Вильно лежит на восточной долготе в 25 градусов 17 минут.
Одна часть географического адреса найдена. Надо найти вторую. Кстати, можно доставить себе удовольствие разыграть эту процедуру на новеньком инструменте. В Париже по налаженным иезуитским связям был заказан угломерный инструмент — секстант. Двое профессоров, приехавших читать физику в Вильно, привезли с собой оттуда тщательно упакованный груз. Труба ахроматического телескопа, соединенная с дуговой шкалой, по которой удобно отсчитывать угол зрения на тот или иной небесный объект. Все выполнено известным мастером Каниве.
Небесным объектом была намечена сейчас Полярная звезда. Ярко сверкающая там, в хвосте Малой Медведицы, в некотором отдалении от других звездных россыпей. Всегда отчетливо различимая, особенно в ясную зимнюю ночь. Первейшая путеводная точка в небе для всех скитальцев по белу свету. Найти Полярную — значит уже не заблудиться. Звезда надежды! Такой она была сейчас и для него, Мартина Почобута, в решении поставленной задачи.
Полярная почти совпадает с воображаемым полюсом мира на небесной сфере. На нее удобно наводить телескоп, как на полюс, — с допустимой погрешностью. А высота полюса над горизонтом и дает по шкале секстанта как раз искомый угол «фи» — широту того пункта, откуда ведется наблюдение. Вторая часть всякого географического адреса.
В студеную январскую ночь, когда даже раскаленная жаровня, поставленная в башне, едва согревает руки, наводит и наводит он дуло секстанта на Полярную. Стараясь повысить каждый раз точность прицела и выводя затем среднематематическое значение «фи» из серии угловых показаний. Ближе, возможно ближе к истинному.
Он получает: наиболее вероятный угол «фи» равен 54 градусам 41 минуте 2 секундам северной широты.
Столица Литовского края — город Вильно обрел наконец свой точный географический адрес. Отправная точка для всех измерений литовской земли. Происходит и встречное обогащение между небом и Землей. Звезды дают возможность измерять на Земле. А меридиан, проведенный через точку найденной долготы, дает возможность определить положение небесных светил — их координаты. Так обсерватория в Вильно, найдя свое «место под Солнцем», получила право занять и свое место в ряду других известных, признанных обсерваторий. Гринвичская, Парижская, Петербургская… и теперь еще Виленская.
…Немного позднее проделал он и другой опыт, весьма существенный для Литовского края. Во Франции ввели новую меру длины — фут. А в Литве издавна принят за единицу литовский локоть. Две страны, все больше развивающие друг с другом торговые, культурные связи, — а кто знает вполне достоверно, в каком соотношении находятся локоть и фут?
Мастер Каниве изготовил в Париже одну из первых копий образцового фута для отсылки в Вильно. В городской ратуше Вильно под надзором магистрата хранится железная полоса — эталон литовского локтя. Почобут и Стрецкий провели их строгое сравнение друг с другом на опытном столе. Дважды проверяли. И оба раза получили один и тот же результат: литовский локоть совершенно равен двум парижским футам.
«Число и мера — первый мост от народа к народу», — говорили еще пифагорейцы.
…Король Станислав-Август Понятовский пожаловал Мартину Почобуту звание «королевский астроном» — и признание его заслуг. Академическая обсерватория в Вильно получила наименование «королевская».