от мира сего, жившего, казалось, где-то высоко над землей и спустившегося на нее только для того, чтобы снять с нее страдания и бедствия». А газета «Народная воля», пытаясь осмыслить жизненный путь Лизогуба, уже без всяких оговорок приводит слова евангелиста Луки: «Если кто приходит ко мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником».
Конечно, приход к революционерам такой гармоничной, идеальной личности, как Лизогуб, не случаен. Высокие нравственные и этические требования, предъявляемые молодежью после «нечаевщины» к борцам за свободу, способствовали появлению на политической арене блестящей плеяды героев «Земли и воли» и ее преемницы «Народной воли». Не в том ли секрет, что чем ожесточеннее была схватка с царизмом, тем меньше к революции примазывалось различных проходимцев, рассчитывавших в случае победы на личный успех и карьеру, и тем громче заявляли о себе натуры искренние, благородные и бескорыстные?
Остановил свой восхищенный взгляд на Лизогубе и Лев Толстой. Безоговорочно осуждая революционеров за скатывание к террору, он в то же время все чаще и чаще обращал взор в их сторону — именно там, в этом запретном для него мире конспиративных квартир и таинственных сходок, он встретил до удивления родные и близкие души. То, к чему он тщетно стремился всю жизнь, они делали с великой простотой и достоинством, поражавшими воображение. Порывали со своим классом, отказывались от состояний, а когда приходило время умирать, то умирали так, как будто уходили в бессмертие. Именно в этих людях, чувствовал Толстой, нашла наиболее полное выражение главная тема его творчества — невозможность для героя жить по-старому, иногда робкая, иногда отчаянная попытка уйти в новый мир, где каждый при желании может быть самим собой, где нет ненужных глупых условностей, связывающих человека по рукам и ногам, и где человек человеку друг, брат и товарищ. Каждый из этих молодых людей носил в душе своей частицу его Левина, его Нехлюдова, его Безухова…
Лизогуб был одним из них — неправдоподобно прекрасное дитя человеческое, нравственное чудо даже для такой, столь богатой подвижниками эпохи. Судьба его необычайно трогала и волновала Толстого. Читая домашним вслух только что написанное «Божеское и человеческое», он, который порой молча, без слез, переживал смерть родных, всякий раз начинал плакать, когда доходил до предсмертных часов Светлогуба (Лизогуба). В этом юноше, предельно близком Толстому по духу, воплотилась его давняя мечта об идеальном человеке, на которого он всю жизнь мысленно равнялся. Не имей Толстой семьи, не будь он связан великим писательским даром, возможно, он бы и повторил судьбу Лизогуба. Вернее, не Лизогуба, а Светлогуба, уже просветленного его философией, в полной мере осознавшего всю бессмыслицу и тщету насилия. И все же как много общего в характерах великого писателя и реального Лизогуба. Я позволю себе это домыслить, сравнивая их облик. Не говоря уже о том, что они с детства принадлежали к одному кругу, что до какого-то момента их волновали одни и те же вопросы, им обоим в равной степени были присущи и обостренная совестливость, и аналитический склад ума, требующий и ищущий во всем математическую ясность, и доводимая порой до абсурда приверженность идее. Я был потрясен, когда впервые увидел почерки еще не старого Толстого и Дмитрия Лизогуба. Сходство поразительное!
«Богат и славен Кочубей. Его поля необозримы; там табуны его коней пасутся вольны, нехранимы…» Почти то же самое можно сказать и о старинном дворянском роде Лизогубов. Родоначальником его был казак из местечка Глемязова Кондрат, ставший впоследствии каневским полковником. Вслед за отцом в состав казацкой старшины выдвинулись и два его сына. Особенно удачлив был младший, Яков, возглавивший казаков во время последнего штурма Азова. Генерал Гордон в своем дневнике высоко отозвался о его военном таланте. Доволен остался новым наказным гетманом и сам царь. В письме к патриарху, в котором сообщалось о взятии Азова, Петр отметил и Лизогуба.
Верно служил русскому царю и сын Якова — Ефим, как и отец, ставший черниговским полковником. Вместе со своими казаками он ходил под Орешек, лихо громил шведских генералов. За это ему были пожалованы имения в Седневской и Городницкой сотнях.
У Ефима было три сына: Андрей, Яков и Семен. Это уже были настоящие паны, превращавшие своих казаков в крепостных крестьян, беззастенчиво грабившие их. Ловко вел свои дела старший — Андрей. Он скупал где только можно казацкие земли. Не брезговал он и торговлей. Огромные гурты скота, принадлежавшие ему, двигались по пыльным шляхам на Данциг, где их поджидали оборотистые иноземные купцы.
Второй сын Ефима — Яков — еще юношей участвовал в битве под Полтавой. Судьба то возносила его на самый верх казацкой иерархии, то низвергала до положения заложника русской царицы. Впрочем, эти взлеты и падения не мешали ему расширять свои владения. Сохранилась челобитная царице Анне Иоанновне от казаков Глуховской сотни, жаловавшихся на Якова Лизогуба-младшего за то, что он отнимает у них казацкие вольности, а самих превращает в крепостных.
Третий сын Ефима — Семен — ничем особенно не отличился. Если, разумеется, не считать, что одна из его внучек стала бабушкой Николая Васильевича Гоголя.
Предки Дмитрия Лизогуба по материнской линии носили громкую и звучную фамилию Дунин-Борковских. Это был старинный дворянский род, восходивший, по преданию, чуть ли не к двенадцатому веку. Сохранилась легенда, что родоначальником его был некто Вильгельм Дунин, женатый на дочери датского короля Эрика.
Прошли века, и вдруг, одна за другой, две ветви этой знатной фамилии объявились на украинских просторах. Здесь они снова разбогатели.
К середине девятнадцатого века семейству Лизогубов принадлежали десятки деревень и хуторов, обширные поля и пастбища, разбросанные чуть ли не по всей Украине. Вначале славу и богатство черниговским полковникам добывали своими острыми клинками тысячи лихих хлопцев, а затем почти полтораста лет гнули спину на барщине их потомки, превращенные в крепостных крестьян. Множилось богатство Лизогубов и расчетливыми брачными связями со Скоропадскими, Гудовичами, Дунин-Борковскими и другими украинскими магнатами. Не было на Украине такой знатной фамилии, с которой бы не были в родстве или свойстве Лизогубы. Немало земель им пожаловали и русские цари.
И так было до того самого дня, пока вдруг один из них — «бедный, милый Митя», как назвал его художник Л. М. Жемчужников, не решил вернуть все эти богатства, нажитые нечестным и неправедным путем, их единственному законному хозяину — народу…
Когда родился Лизогуб? Вопрос далеко не праздный. Судя по таким авторитетным источникам, как первое и второе издание Большой Советской Энциклопедии, историческая энциклопедия, энциклопедия Брокгауза и Ефрона, — в 1850 году. То же самое утверждает, правда со знаком вопроса, биобиблиографический словарь деятелей революционного движения в России. «Хроника социалистического движения в России», представляющая собой официальный отчет департамента полиции, считает, что в момент казни Лизогубу было 33 года. Меньше всего отпущено Лизогубу в обвинительном акте по делу 28-ми, перепечатанном газетами, — всего 20 лет. Изредка встречаются и другие даты рождения: 1845, 1848, 1849…
К сожалению, и по сегодняшний день этот разнобой продолжает кочевать из одного авторитетного издания в другое.
А теперь попробуем разобраться, откуда это пошло. Наиболее часто встречающаяся дата «1850 год» впервые появилась в посмертном очерке о Лизогубе, напечатанном в газете «Народная воля». Естественно, в то время революционеры анкет не заполняли, больше полагались на память. И она слегка подвела авторов очерка. Возможно, в этом повинен и сам Лизогуб, не придававший значения таким мелочам. На вопросы о возрасте, я думаю, он округлял его то в большую, то в меньшую сторону. Неточности же в полицейских и судебных материалах объяснялись тем, что почти все судившиеся по делу 28-ми, включая Лизогуба, решительно отказались участвовать в этом гнусном, состряпанном властями процессе. И многие на вопрос о возрасте отвечали следующее: пишите сколько угодно.
Чтобы навсегда покончить с этой неразберихой, познакомим читателей с выпиской из метрического свидетельства:
«…дано это свидетельство в том, что в метрической книге, хранящейся в консисторском архиве, Черниговского уезда, местечка Седнева Рожество-Богородичской церкви за тысяча восемьсот сорок девятый год под № 17 значится так: Июля 29 числа от помещика, коллежского секретаря Андрея Иванова сына Лизогуба и жены его Надежды Дмитриевой дочери, оба православного вероисповедания, родился сын Дмитрий, окрещен 11 августа…»
Итак, Дмитрий Лизогуб родился 29 июля 1849 года в местечке Седнев…
Давно удалых и нахрапистых казацких полковников сменили их внуки и правнуки — губернские и уездные предводители дворянства, полковники и генералы, люди степенные и образованные. Уже дед Дмитрия Лизогуба по материнской линии — его полный тезка — Дмитрий Андреевич Дунин-Борковский на удивление всем перевел в стихах комедию Мольера «Школа мужей». Дед же по отцу, Иван Яковлевич Лизогуб, переводами не занимался, считал за лучшее предводительствовать черниговским дворянством.
Но еще интереснее было восьмое поколение Лизогубов — родители маленького Мити, их братья и сестры. Это были добрые и просвещенные люди.
По наследству Седнев достался Илье Ивановичу Лизогубу, бывшему полковнику кавалергардского полка, участнику Бородинского сражения и битвы под Лейпцигом. Женат он был на дочери фельдмаршала и московского главнокомандующего графа Гудовича — Елизавете Ивановне. Своих детей у них не было, и поэтому в Седневе почти круглый год жил с семьей его брат Андрей Иванович Лизогуб. Это в сущности была одна большая и дружная семья. Дети Андрея Ивановича и Надежды Дмитриевны росли, окруженные всеобщей любовью и заботой. По праздникам в Седневе было необыкновенно весело и шумно. Отовсюду съезжались родные и близкие.