Вот, значит, о чём он хотел меня попросить. Вот что я должен сделать, чтобы заслужить прощение.
Страстогор не ждал от меня ответа. Соколы не вольны выбирать, за них всё уже выбрано много лет назад. Я не мог отказаться, не мог ответить, что согласен, потому что это прозвучало бы напыщенно и смешно. Страстогор не сводил глаз с сыновьей могилы, смотрел на домовину не моргая, а на соседнем холме высилась домовина его первой жены.
Я не стал ничего спрашивать. Не стал его утешать. Какие утешения заглушат боль потери? Никакие, лишь время и много, много хмельного. Я встал и тихо пошёл прочь. Приду сюда ещё не единожды. Лишь отойдя на самый край могильника, я мысленно шепнул Видогосту, что любил его и сожалею обо всём.
В городе за стеной продолжала шуметь ночь, и я знал, что встречу рассвет с бутылкой самой крепкой Арокосовой браги.
Глава 15Кружные пути
До этого дня Ниму довелось побывать лишь в деревнях и сёлах Княжеств да повидать издалека маленькие городки, рассыпанные на высоких холмах. Впрочем, чем ближе к Коростельцу, стольному граду Средимирного, тем выше и величественнее вырастали дома, тем ухоженнее и богаче становились дворы, и Ним неистово, остро жалел, что ему никак не удавалось раздобыть бумаги и карандашей. Почти у всех домов в предместьях Коростельца мерцали редкие цветные стёкла в оконцах верхних комнат, углы зданий украшала резьба, колодцы и те выглядели нарядными и чистыми, а уж какими яркими всполохами пламенели мальвы и георгины в садах, не стоит и говорить. Ним был совершенно очарован.
Тракт на подъезде к стольному по-прежнему оставался закрыт, и, оставив Энгле в Липоцвете, Ним, Велемир и Мейя озаботились поисками возницы, который отвезёт их другой дорогой. Возница нашёлся: Липоцвет, несмотря на бойню в трактире, постепенно наводняли торговцы, желающие сбыть товар в Коростельце, и каждый, у кого имелась телега и лошадь, стремился заработать извозом.
Целый день и целую ночь Ниму с друзьями пришлось трястись в повозке в компании рыбника, который вёз на торг несколько мешков сушёной рыбы, присыпанной хлопьями драгоценной соли. Велемир пояснил, что соль добывают в Солоноводном, и Ним едва удержался от смешка: неужели его до сих пор считают пустоголовым избалованным горожанином? К разочарованию Нима, торговец не был родом из Солоноводного и никак не мог помочь Ниму попасть в Солоград – он лишь скупал улов у рыбаков здесь же, в Средимирном, а за солью ездил пару раз в год на торг в Горичаг. Рыбины, нанизанные на нитки, проходившие через пустые глазницы, вываливались из мешков на дно телеги и глядели на мир, раскрыв беззубые рты. Ниму казалось, они безмолвно вопят от ужаса, и он старался поменьше смотреть на рыб, зато об их присутствии постоянно напоминало назойливое жужжание жирных зеленоватых мух, садившихся на иссушенные чешуйчатые бока. Рыбный запах, жужжание мух, скрип колёс и бормотание возницы до того утомили Нима, что в миг, когда на горизонте засияли башни Коростельца, он испытал если не подлинное счастье, то что-то очень на него похожее.
Если сёла Средимирного очаровали Нима, то Коростелец поистине заворожил. Город стоял прямо на равнине, гордо и открыто, не забирался на холмы, не жался к горам или лесам, а встречал всех – и друзей, и врагов – лицом к лицу, не таясь и не скрываясь.
Высоченные белые стены обнимали даже посад, как заботливая мать обнимает всех своих детей, и малых, и старших. Далеко за стенами, увязая в молочной мгле, виднелись шпили главных городских зданий – наверное, терема и святилищ.
Белые камни стен покрывала какая-то причудливая резьба, на башнях сияли цветные мозаики, а ворота и вовсе казались ажурными, как кружево, но совершенно точно были выкованы из прочнейшего металла и смогли бы выдержать неприятельский штурм.
Ним мог бы лучше разглядеть городские стены, если бы не неистовствующая толпа, осаждающая Коростелец. Перед городом всюду – на дороге, вдоль стен, у ворот, в поле – собрались повозки, гружёные телеги, обозы и всадники. Крики, ругань, кудахтанье кур, блеянье коз, которых привезли на торг, сливались в сплошной гомон, в месиво из людских и звериных голосов, густое, как наваристая похлёбка, и тягучее, как заправленная мёдом каша. В безветрии густел смрад: козий и куриный дух мешались с запахами пота, нечистот и гниющих овощей. Судя по вытоптанной траве, столпотворение у стен продолжалось не один день.
– Что тут творится? – нахмурился Велемир.
– Вот те раз, – пробормотал возница. – Ну-ка, давайте, слезайте все. Дальше сами за себя, я обещал свезти, так свёз. Больше нет моего дела, других поеду искать.
Ним и Велемир помогли рыбнику сгрузить на землю вонючие мешки с сушёной рыбой, спустили с телеги Мейю и остановились, не решаясь лезть в толпу. Велемир мрачно сдвинул брови и закусил губу.
– Вот и приехали. Похоже, не только Тракт закрыли, но и городские ворота тоже… Сидите где-нибудь тут. Я разыщу отца. Он должен быть здесь. Уезжал сюда торговать, а я – в другую сторону, так мы с вами и встретились, к несчастью.
– Я не буду сидеть! – вспыхнул Ним. – Для чего я сюда добирался? Мне нужно в город.
– Всем нужно, умник. Думаешь, просто так мужики чуть не на стену лезут? Сиди с Мейей. Попадёшь в передрягу, я тебя вытаскивать не стану. А я хотя бы местный и бывал в Коростельце не единожды, так что здешние порядки мне знакомы с детства. Да ладно тебе. Я скоро вернусь, если ничего путного не разузнаю.
Ним не успел возразить, как Велемир нырнул в гущу людских тел и скрылся из глаз. Ним пожал плечами, отвёл Мейю чуть в сторону и удручённо сел на землю. Он тихо злился, что из-за девчонки вынужден оставаться не у дел, но, с другой стороны, ярящийся люд его изрядно пугал.
Мейя с любопытством оглядывалась. Синие глаза из печальных сделались заинтересованными, и Ним слегка приободрился, что она вроде бы не собирается снова плакать и ему не придётся её утешать.
Те, кто устал от попыток взять городские ворота натиском, кто не собирался кричать и лезть в самую гущу, разместились на вытоптанном поле. Неподалёку от Нима с Мейей паслось стадо вислоухих бело-серых коз, с другой стороны собралась компания молодых парней с тонконогими юркими собаками, чьи хвосты закручивались над спинами тугими колечками. Одна из собак приподнялась на задние лапы и принялась танцевать, звонко тявкая, но её быстро и как-то стыдливо осадили. Мейя наклонилась к Ниму и прошептала:
– Смотри, вон те. У них собаки учёные.
– Да брось. Мало ли что зверю в голову взбрело.
Ним улыбнулся, чтобы не показывать, что и сам встревожен. У парней с собой были какие-то тюки, а на лицах застыла озабоченность. Впрочем, здесь каждый был или озабочен, или обозлён, но Мейя верно заметила: учёных зверей часто не встретишь, и если скоморохи задумали очередную бойню, то столпотворение у городских ворот – едва ли не лучшее место во всех Княжествах.
Велемир вернулся ещё более мрачным, чем уходил. По пятам за ним семенил козлёнок, пытаясь ухватить губами за кончик пояса.
– Княгиня закрыла город и главную дорогу к нему, – сообщил Велемир, присаживаясь к Ниму. – Не пускают никого. Ни торговцев, ни шутов, ни блудниц, ни гостей – вообще никого. Отец мой уже домой подался, разминулся я с ним, мужик знакомый сказал.
– Так чего все толпятся? Надеются, что пустят?
Велемир замахнулся на козлёнка, отпугивая. Козлёнок жалобно заблеял и отскочил в сторону. Тут же нашёлся и хозяин: подбежал, размахивая чудной плетёной шляпой и грохоча:
– Ну, не трожь животину! Свою заведи сначала, малец безбородый!
– Так забирай, чего распустил? – буркнул Велемир и кивнул на козлёнка.
Хозяин погнал козлёнка к своему стаду, и Велемир продолжил.:
– Надеются, ясное дело. К совести Пеплицы взывают, кто про детей голодных кричит, кто про товары портящиеся, кто просто бранится на чём свет стоит. Только не слышит их княгиня, она в своём тереме сидит, а терем у неё огромный да высокий, не видит, не слышит, что под стенами творится.
– И что, ей никто не докладывает? – спросила Мейя. – Я видела стрельцов на башнях, блеснули под солнцем доспехи, пусть и прячутся они.
Ним хмыкнул. Тихая-печальная, а глазастая, всё заметила, пока он резьбой и мозаикой любовался.
– Докладывают, разумеется. Может, не всё рассказывают, как оно на самом деле есть. Но мне другое думается. Не хочет княгиня, вот и не пустит никого. Она за свой город всех с потрохами съест, и того, кто Коростельцу чем угрожать вздумает, заживо разорвёт.
– Она думает, торговцы и блудницы опасны? – Ним повертел головой, надеясь хоть краем глаза посмотреть на местных девок. В Царствах он видел таких лишь два или три раза, и каждый раз отец быстро утаскивал его на другую сторону улицы.
– Не сами торговцы. То, что может прилипнуть к колёсам повозок и к копытам коней. По деревням гуляет Морь, и это самое страшное, что вообще может приключиться. Страшнее даже войны. Если Морь шагнёт за стены большого города, то выкосит, как могучий жнец, не меньше половины людей. Всех без разбора будет косить, и младенцев, и стариков, и мужей широкоплечих. А те, кто выживут, будут изгнаны и прокляты, как изгоняли когда-то меченых.
– Выкосит один город, а потом дальше пойдёт, – прошелестела Мейя. Лицо её стало бледнее, и веснушки на носу закоричневели яркими брызгами.
– Точно. Так же заколесит и в Горвень, и в Солоград, и дальше, по всем Княжествам. По всем стольным городам.
– Сколько стольных всего? Шесть. А деревень и сёл много, много больше, – возразил Ним. – Деревни никто не закрывает, не защищает. Даже та же Пеплица. Мы сами видели, что в Липоцвете случилось. И… – Он осёкся, покосившись на Мейю, но понадеялся, что Велемир и так понял, какое название повисло между ними невысказанным. – Всё это у неё под носом, в Средимирном, а закрыли только стольный Коростелец. Что с остальными людьми будет? Если Морь придёт, погибнут все?
Велемир помрачнел ещё больше, и Ниму вспомнилась маленькая смешная Мава… что с ней станет?