Возник в его речи, конечно, и Крым в связи с этим, и Курдистан, и «правильные борцы», и «сепаратисты» в терминологии, очевидно, «старшего брата»…
И Владимир Путин естественным образом пришел к тому, из-за чего его речь, очевидно, тоже следовало считать очень важной: к отношениям с США в сфере ядерного разоружения. Это действительно то, на чем не могут не специализироваться большинство приглашенных экспертов, сидевших сейчас в зале, или по крайней мере то, что их больше всего интересует и что они готовы в любой момент начать обсуждать с перманентной страстью скорее всего остального.
Российский президент рассказал, как в 1990-х годах американские специалисты «совершили 620 проверочных визитов на предприятия российского оружейного комплекса»:
— На все совершенно секретные объекты!.. Потом еще 170 визитов на обогатительные комбинаты… Прямо в цехах были созданы постоянные рабочие места, куда американские специалисты ходили как на работу… Да просто на работу! И там стояли американские флаги (вот это, конечно, выглядело драматичней всего остального, пожалуй, вместе взятого. — А.К.)! И все это продолжалось десять лет!
Российская сторона, по словам Владимира Путина, получила за все это только одно: полное пренебрежение российскими национальными интересами, поддержку сепаратистов на Кавказе и так далее.
— Конечно, — вздохнул Владимир Путин, — посмотрели, в каком состоянии наш оружейный комплекс…
Это было бы неожиданное признание, если не учитывать, что обо всем этом договаривались еще до того, как Владимир Путин стал президентом России.
Самое сильное впечатление на него, судя по всему, произвело то, что Россия выполнила все обязательства по уничтожению химического оружия, построила для этого восемь огромных заводов, с которыми «надо было решать, что потом делать…», а Соединенные Штаты отложили утилизацию своего химического оружия до 2023 года.
То же самое произошло и с оружейным плутонием, который из обогащенного согласились превратить в «обедненный».
— США построили один такой завод, довели его готовность до 70 %, а в этом году попросили заложить в бюджет деньги на консервацию этого завода. Где деньги? — по привычке, приобретенной на заседаниях президиума Госсовета, спрашивал Владимир Путин. — Украли… Но нас интересует: что с плутонием и ураном?..
И он возвращался к химическому оружию, потому что это, похоже, задевало его больше остального, в этом он видел унижение России, а значит, и свое собственное:
— Мы же закончили утилизацию химического оружия! Это не заметили! Где-то в Канаде промелькнуло, и все!.. Человечество, — неожиданно спокойно закончил российский президент, — несмотря ни на что, способно выработать общие правила поведения.
Того, что такое возможно, после всей этой его речи ничто, честно говоря, собственно, не предвещало.
Выступили коллеги Владимира Путина, сидящие в креслах на сцене перед участниками клуба. Джек Ма, создавший и владеющий Alibaba, недоумевал, почему его до сих пор не приглашали в этот клуб, и демонстрировал оптимизм, которого, судя по всему, был лишен весь Валдайский клуб от начала до конца.
— Я чувствую, — говорил Джек Ма, — все большую уверенность в России!
Он настаивал, что «мы делали машины для людей, а теперь людей пытаются делать наподобие машин, а надо делать машины наподобие машин, а людей — наподобие людей…».
Бывший президент Афганистана Хамид Карзай настаивал, что афганская демократия — это афганская демократия, а не американская, и не надо, как делал бывший госсекретарь США Джон Керри, «приезжать и считать наши голоса…».
— Да Джон считать-то не умеет… — успокаивал его господин Путин. — С арифметикой у него пока не очень…
Владимир Путин демонстрировал необыкновенную расслабленность, а может, и недопустимую.
Российского президента спрашивали, возможно ли сейчас полное ядерное разоружение — тема по-прежнему интересовала западных экспертов.
Да, возможно, отвечал он и переспрашивал:
— Хочет ли Россия этого? Да, хочет и стремится к этому. Но есть вопросы…
Опять эти «но»… Главное «но» состоит в том, что, по его мнению, на Западе создаются новые виды вооружений, по разрушительной силе не очень уступающие ядерным.
— И мы к этому будем готовы! — воскликнул Владимир Путин.
— Понятно… — поощрительно проговорил еще один сильно расслабленный человек в этом зале, модератор господин Лукьянов. Он даже вопросы задавал, казалось, нарочито вяло и как-то простовато, формулировал цинично, даже словно нехотя, словно не считал нужным промолчать, хоть и не было никакого желания говорить… При этом, страшно сказать, было в его словах какое-то необъяснимое очарование…
Еще один вопрос, следующий, снова был про ядерный контроль: Дмитрий Суслов из Высшей школы экономики предположил, что «мы возвращаемся в 50-е годы прошлого века, которые закончились Карибским кризисом…».
— Мы не возвращаемся в 50-е… — качал головой господин Путин. — Нас пытаются вернуть в 50-е годы!..
И опять он говорил про химическое оружие, да как же не давала ему покоя эта тема!
— Американская сторона ничего не делает!.. «У нас на химическое разоружение денег нет!» — словно передразнивал он партнеров. — У них печатный станок работает, и у них денег нет! А у нас есть!.. Мы не вышли из соглашений!.. Мы приостановили некоторые из них, ожидая реакции наших коллег… Теперь их СНВ-3 не очень устраивает!.. Но мы не собираемся из него выходить!.. Что касается договоров о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД) … Если бы у нас не появились, как и у США, ракеты морского и авиационного базирования, может, у нас и было бы искушение выйти из этого договора… Когда СССР в свое время уничтожил в соответствии с договором наземные ракеты, у США другие остались… И у нас в России они появились!..
Он добавил, что не только «Калибры», чья эффективность на виду, — 1,4 тыс. км, а и ракеты 4,5 тыс. км дальности…
— Мы просто выровняли ситуацию! — пожимал он плечами… — Если кто-то захочет выйти, наш ответ будет мгновенным!
А мне кажется, что Путина не боятся на Западе… «боятся» это вообще как-то… грубовато. Даже люди, которые видят, что бояться нечего, делают вид, что очень боятся. Иногда это просто гораздо более выгодно — бояться Владимира Путина. И публично испытывать страх перед Путиным по разным причинам. А на самом деле я не думаю, что они его боятся. По большому счету он ничем не угрожает им. Да и угрожать-то нечем, честно говоря, кроме, естественно, ядерного оружия. Но все понимают, что Владимир Путин — не тот человек, который будет его применять когда-нибудь. Это не лидер Северной Кореи — вот кого действительно боятся. Потому что понимают: этот способен, может быть…
И с тем же газом все понимают, что проблем не будет. Потому что мы от этого газа зависим не меньше, чем они. От бесперебойности всех этих поставок. Тут, по-моему, тоже все более или менее очевидно. Мне кажется, тут их можно даже объединить всех в один пул, так сказать, по тому признаку, что они не боятся. Иногда, конечно, нужно, чтобы Путин как угроза миру встал во весь рост. И это регулярно происходит. Потому что это человек, который сказал в свое время, как мы знаем, про многополярность мира. И сейчас пытается насаждать эту многополярность — хотя бы в Сирии. Да и все его действия об этом свидетельствуют.
Они понимают — многие из них, — что, решив что-то для себя, он уже не остановится. Вот в этом смысле он вызывает опасения, глобальные такие опасения, долгоиграющие. И это, кстати, правда.
Наконец, кажется, политологи услышали от него по этому поводу все, что хотели, и перешли к другим вопросам.
На большинство он отвечал так же, как много раз до этого: про дело Магнитского, про ситуацию с КНДР и Украиной. И тут не было никаких новостей, и вопросы, как и ответы, следовало считать в целом бессмысленной тратой времени (впрочем, судя по тому, как подробно он на них отвечал, сам Владимир Путин так не считал). Но вдруг один из членов Валдайского клуба вспомнил, как бывший министр иностранных дел России Андрей Козырев, разговаривая с бывшим президентом США Ричардом Никсоном, сказал, что у России нет национальных интересов, а есть только общечеловеческие, а господин Никсон в ответ покачал головой, — и тут Владимир Путин обезоруживающе, так сказать, честно проявил отношение и к Андрею Козыреву лично, а особенно к тому, что тот сказал:
— Это говорит о том, что у господина Никсона есть голова, а у господина Козырева — только черепная коробка…
Это по всем признакам оскорбительное замечание с головой выдавало во Владимире Путине человека, для которого разговор о существовании национальных интересов России является настолько главным, что по сравнению с ним в его голове моментально меркнут все правила приличия.
Главный редактор Russia Today Маргарита Симоньян спрашивала, как Владимир Путин относится к тому, что эту телекомпанию и радио Sputnik пытаются сделать в США иностранными агентами, и надо ли бороться с этим или подставить другую щеку, и вопрос был риторическим, и президент России отвечал, что «у России и США, конечно, несопоставимые мощности, просто несопоставимые, у нас нет мировых СМИ!.. А то, что происходит… Это просто не знаю, как назвать! Недоумение — это слишком мягко сказано!.. Их СМИ влияют на политику чуть не во всех странах!..» (Неожиданно энергично закивал Хамид Карзай.)
Господин Путин заявил, что он снимает шляпу перед талантом и бесстрашием сотрудников Russia Today:
— И в данном случае мы будем действовать зеркально! Тут же последует ответ!
Политологи, которых господин Лукьянов призывал формулировать коротко, были, конечно, не способны на такое. Не для этого они в конце концов сюда приехали и спрашивали Владимира Путина после длительных вступлений, как ему видится историческая миссия человека, который будет избран президентом России, и президент России вынужден был отвечать, что надо сделать Россию «очень гибкой с точки зрения экономики, политической системы, укрепления безопасности».