се ручное и в ручном, что кажется, хотя, повторяю, я думаю, что он давно не питает никаких иллюзий по поводу исполнителей.
Это не то, что он не хочет делегировать полномочия. Он вот делегировал-делегировал, а все равно ничего из этого не получается. И он написал, например, колонку свою первую в журнал «Русский пионер» о проблеме кадров. Он же там объяснил внятно очень — это было первое такое его признание, — что ну да, я с трудом меняю кадры. Но не потому, что мне трудно уволить человека и я до и после этого испытываю тяжелейшие нравственные страдания, которые мне не позволяют этого сделать в следующий раз или даже подумать об этом. Конечно, не поэтому, а только потому, что я лучше все равно не найду никого… я знаю уже, и это проверено. Люди — они такие, какие они есть у меня. Из такого подхода и складывается его система управления, его так называемый ручной режим, который во многом действительно ручной режим, но и не ручной тоже. Ситуация, как обычно, гораздо сложнее. И запутаннее, и мрачнее. И веселее.
Спрашивает он с человека, а толку-то? А если он видит, что дело все равно не делается? Ну уже он сам отдает какие-то распоряжения. Или начинает спрашивать, если хочет достичь результата, вообще в ежедневном режиме. А еще оказывается, что человек на этой должности, исполняя его прямое поручение, вдруг становится в какой-то прекрасный день коррупционером — и вообще уже вдруг под следствием?.. Многое для него в жизни становится, я думаю, до сих пор сюрпризом.
Господин Путин призвал, кроме того, не пересматривать принятые документы и не готовить «очередных бумажек, лишь бы отчитаться о выполнении поручений — не в бумажках дело…».
Еще через пару минут выяснилось, что и он, и правительство временами вводят себя в блуд. Господин Путин проиллюстрировал эту беду конкретным примером:
— Мы недавно разбирали итоги реализации программы по расселению аварийного жилья. Заранее всем было видно, что там концы с концами не сходятся, а принцип справедливости явно упущен. Программу тем не менее приняли и, прямо скажем, по всем регионам прошлись, заставили их подписать и буквально через месяц констатировали, что она невозможна к исполнению. Зачем принимать такие документы? Понимаете, мы сами себя обманываем, в блуд вводим и дискредитируем свою собственную работу!
Так что, если кто-то захочет ввести себя в блуд, один проверенный механизм уже точно есть.
Кроме того, президента, как выяснилось, беспокоит пенсионная система (тут, конечно, ничего удивительного: рано или поздно об этом начинает думать любой здравомыслящий человек).
По его мнению, правительство до сих пор не сформулировало понятной для всех пенсионной формулы:
— Или она готова, или она не готова. Коллеги говорят, что готова, но тогда давайте ее опубличивайте! Примите на правительстве, вносите в Думу, и будем ее обсуждать с людьми! Это келейно сделать не удастся, да и не надо этого делать келейно! Зачем?!
Это замечание касалось министра труда и социальной защиты Максима Топилина, человека без выговора. И он должен был среагировать, чтобы не стать человеком с выговором.
— Другой важный момент, — продолжил президент. — Мы дали людям право выбора — направить 4 % страховых взносов на распределительную или накопительную часть пенсии. Решение они должны принять до конца декабря текущего года. Сегодня май, а активной информационно-разъяснительной работы в обществе не видно, хотя соответствующее поручение дано!
То есть он имел в виду, что мало кто понимает, что такое накопительная, что такое распределительная части, да и откуда на человека свалились эти 4 %. И зачем же человеку эта новая головная боль?..
Президент предоставил слово сопредседателю комиссии по реализации положений указов президента Владиславу Суркову, который автоматически стал первым человеком, который мог вступиться за правительство. Господин Сурков этот шанс использовал, но стал в этом смысле человеком не только первым, но и единственным.
— Я все-таки хотел бы, — заявил господин Сурков, — понимая прекрасно, что бумажка — это всего лишь бумажка, отметить, что с точки зрения формальной дисциплины, то есть своевременности подачи докладов, правительство работает достаточно безупречно.
Впрочем, глава аппарата правительства оговорился:
— Содержание, конечно, этих докладов вы оценили… Это все у меня тоже есть, повторять это глупо, тут я с вами только могу согласиться, честно говоря.
Но:
— Более чем из 200 поручений, которые даны в развитие указов, в 2012–2013 годах должно быть выполнено 151 — и 111 все-таки выполнено. Это довольно большой процент. Из них уже 88 снято с контроля вами. И часть из них находится также, на мой взгляд, в положительном тренде по исполнению.
Доклад Владислава Суркова был, мягко говоря, кратким, но было бы и странно, если бы он оказался таким же продолжительным, каким бывает его обычное многозначительное молчание на заседаниях правительства.
Министры, которым президент дал слово, в отличие от господина Суркова, не переформатировали свои доклады по ходу речи президента в реплику. И скорее всего зря.
Так, министр здравоохранения Вероника Скворцова с блеском проиллюстрировала мысль господина Путина насчет того, что любое отсутствие деятельности можно превратить в толковый доклад о проделанной работе.
О претензиях по поводу ушедших на региональный уровень доплат медработникам она, впрочем, ничего не сказала: видимо, в написанной до совещания работе об этом не было ни слова.
Доклад министра образования и науки Дмитрия Ливанова отличался позитивностью. Вернее, если быть точным, он отличался позитивностью от доклада президента и не отличался позитивностью от доклада Вероники Скворцовой.
Я потом спросил у Дмитрия Ливанова, готов ли он был к оргвыводам по итогам вчерашнего заседания.
— Конечно, — кивнул министр. — Я всегда готов.
— То есть еще к одному выговору, например? — уточнил я. — Ведь один вы год назад уже получили.
— Ну да, — снова согласился он. — Теперь, видимо, должен быть строгий выговор.
— А потом строгий выговор с занесением, — вспомнил и я более раннюю практику. — И только потом следует увольнение.
— Да… — сказал министр. — А вот до этого, может, и не стоит доводить.
Но все-таки он был в этом не уверен.
Между тем наводящих вопросов президент никому из министров не задавал, пока очередь не дошла до министра труда Максима Топилина. Дело в том, что речь очень быстро зашла именно о пенсионной реформе и об этих самых 4 %. Министр заявил, что пенсионная реформа должна начаться в 2015 году и что в этом случае и право выбора, куда направить 4 % — в накопительную или распределительную систему, — должно быть у человека тоже до 2015 года, тем более что по этому поводу есть соответствующее поручение президента.
Последнее замечание произвело сильное впечатление на президента России. Он заявил, что на него не надо переводить стрелку и что он никогда не давал таких поручений. Он не является сторонником непроработанных решений — это правда, но поручений не давал, и не надо путать его замечание о том, что не стоит спешить, с его поручением перенести введение новой пенсионной формулы на 2015 год.
В Екатерининском зале загрохотали отодвигаемые стулья: это корреспонденты информагентств бросились в коридор передать миру диалог президента с министром труда. На лицах министров появились нехорошие улыбки. Они поняли смысл этого грохота: через несколько минут ленты агентств будут переполнены.
Еще примерно полчаса совещание продолжалось в закрытом режиме. Ничего нового по сравнению с тем, что уже было сказано, Владимир Путин не произнес, хотя и говорил более резко — прежде всего о том самом ручном управлении и о системе, которую надо выстраивать немедленно, если кто-то хочет управлять страной по ней.
Тут-то и выяснилось, что, пока такой системы нет, Владимир Путин намерен взять управление правительством в свои руки.
— Реализация указов (президента России. — А.К.), — заявил Владимир Путин, — это не какой-то довесок к текущим задачам правительства. Я хочу предостеречь от подобного факультативного, поверхностного подхода. Указы — это и есть стратегическая основа и база для работы всей системы власти. И надеюсь, что мы все вместе и я в особенности будем самым строгим образом следить за выполнением этих задач.
До сих пор он не говорил такого: «я в особенности». Видимо, считает, что пришло время сказать.
Перед входом в стоматологический кабинет больницы села Головнино один из врачей сказал премьеру, что им в больницу очень нужен маммограф.
— Что вам нужно? — переспросил премьер.
— Маммограф, — уже не так уверенно повторил врач.
Господин Путин позвал губернатора:
— Раздевайся! Ложись.
Губернатор снял куртку и без лишних раздумий лег в стоматологическое кресло. Владимир Путин взял в руки бормашину. Губернатор машинально открыл рот. В глазах его было все то же, что бывает в глазах человека, который приходит на прием к зубному врачу. То есть в них было все то же, что бывает в глазах губернаторов во время встречи с премьером.
— Ну что, купишь маммограф?! — спросил премьер, нацеливаясь сверлильным прибором в рот губернатору.
Евгений Савченко энергично кивнул глазами.
— Маммограф, — на всякий случай пояснил он потом премьеру, — это для женщины…
— Знаю, — перебил его господин Путин.
Было бы очень странно, если бы премьер чего-то не знал.
Господин Путин попросил соотнести планы развития каждого министерства «с задачами, которые изложены в указах президента Российской Федерации от 12 мая прошлого года, внести соответствующие коррективы и на ближайшие пять лет, и на каждый год».
— Я прошу, — продолжил президент, — в течение месяца такие планы подготовить, сделать их достоянием гласности и представить мне. Повторяю: в течение месяца. А в конце текущего года я встречусь с каждым из вас — обсудим результаты работы за год — и публично заслушаю доклады по достигнутым результатам.