То есть он сейчас весь в войне с какими-то врагами. И ведь на вопрос-то не ответил.
Вопрос про искажение истории тем более не застал его врасплох. На эту тему он мог говорить долго и счастливо и умереть в один день с этой историей. И вообще он разговорился. Рабочие нравились ему своей простотой, доходчивостью и чем-то еще, гораздо менее уловимым. Да и мне, честно говоря, тоже. Я поймал себя на том, что тоже чувствую что-то такое, что трудно пояснить, но от этого оно существует еще больше.
И он через несколько минут ведь сказал про это.
Президента спросили про вопросы журналистов, российских и иностранных:
— С кем вам все-таки приятней и интересней общаться?..
— С вами, — перебил он даму. — Мне всегда легче общаться с теми, кто работает на земле… Я чувствую себя органичной частью такого коллектива!..
Потому что он ведь тоже работает на земле. В отличие от журналистов.
— Все остальное, — продолжил Владимир Путин, — такой пинг-понг… Это скорее вопросы пропаганды… Это не то, из чего жизнь состоит… Она состоит из того, чем занимаетесь! Что может быть интересней России? Ничего!
На какое-то мгновенье я даже перестал себя чувствовать частью России.
Про европейца
На встрече с молодыми милиционерами в 2003 году Владимир Путин рассказывал, что болезненные процессы реформирования системы МВД не только не бросают тень на всю систему (Ну конечно! Нет тени у оборотней!), а, наоборот, подчеркивают жизнеспособность правоохранительных органов. Затем господин Путин прослушал первое отделение концерта, посвященного Дню милиции, и прошел в Ореховый зал, где его ждали молодые милиционеры.
— Только не краснейте, — инструктировали их перед встречей с президентом, — когда будете задавать вопрос.
— А если не получится? — спросил один юный лейтенант и сильно покраснел.
— Надо, чтобы получилось.
За четверть часа до появления главы государства милиционеры сели за стол. Осталось пустым только одно кресло. Возле него стояла табличка «В. П. Иванов». Имелся в виду замглавы президентской администрации. Что-то он все не шел. Кресло просили не занимать. То есть ждали. И только за пять секунд до того, как вошел президент, сотрудник протокола скомкал табличку, схватил кресло и оттащил его от стола. Ведь ни в коем случае не должно сложиться впечатление, что кто-то мог позволить себе не прийти на встречу с президентом России.
Владимир Путин объяснил начинающим милиционерам, что все люди должны быть равны перед законом. Судя по тому, с каким вниманием молодые люди слушали его, можно было сделать вывод, что эта мысль самим им как-то не приходила в голову.
Министр внутренних дел Борис Грызлов, поколебавшись, сказал:
— Сегодня было с болью принято решение показать борьбу с коррупцией на всю страну.
Голос его дрогнул в нужном месте. Да, Борису Грызлову сейчас больно, быть может, больше, чем всем остальным. Ведь это он руководит борьбой с коррупцией. Так же, как и борьбой с оборотнями. Так же, как и самими оборотнями.
Почему же было принято это нелегкое решение?
— Телеграммы пришли, — объяснил он, — от руководителей в регионах, которые поняли, что можно достичь каких-то результатов в борьбе с коррупцией.
Я думаю, что они поняли это с болью.
Владимир Путин кивнул и предложил задавать вопросы.
— Меня, как оперативного сотрудника, интересует, что наш контингент становится все более образованным и читает новый Уголовно-процессуальный кодекс, — поделился своей болью младший лейтенант. — А там записано, что легко можно отказаться давать первичные объяснения. Вся следственная проверка тогда теряет смысл! Надо внести изменения в УПК!
— Это предметно, — нахмурился президент. — Я дам поручения в администрацию президента рассмотреть этот вопрос. Не должны они уклоняться…
Оказывается, новый УПК можно так запросто менять. Мне, конечно, возразят: изменения вносит сама жизнь. От себя добавлю: в лице лейтенанта милиции.
Миниатюрная девушка-милиционер Алина Тимашева из Краснодара заявила, что законы в нашей стране должны быть как можно более тоталитарными.
— Тот тоталитаризм, который вы имеете в виду, имеет свое собственное значение. Я согласен, законы должны быть жесткими, но в демократической стране — демократическими.
— Но только жесткими! — тоненьким голосом жалобно попросила Алина.
— Ну хорошо, согласен, — кивнул Владимир Путин.
Лейтенант Квашнин из милиции на транспорте также высказался насчет проблемы сбора первичной информации.
— Надо менять и Административный кодекс. В коммерческих организациях ответы на наши запросы не дают, — пожаловался он. — Возможны ли санкции к ним в ближайшее время?
— Я боюсь в окончательном виде формулировать. Все должно быть взвешено, не должно быть тирании, — произнес Владимир Путин.
— Происходит сращивание органов власти с преступностью, — выступил еще один молодой милиционер. — Это правильно?
— Но нельзя забывать и о положительном в развитии российского бизнеса, — ответил господин Путин. — В их поддержке и состоит смысл нашей экономической политики. Только чтобы некоторые не пытались руководить этим процессом за какой-нибудь откат. И в армии были громкие дела с большими посадками, — напомнил он. — Мы и должны будем это делать. Не нужно упускать эту работу ни на одну секунду. Сегодняшний уровень коррупции говорит о многом. Будем делать это спокойно, без рывков, но уверенно и жестко.
Лет через десять на заседании Совета по развитию гражданского общества и правам человека председатель Национального антикоррупционного комитета Кирилл Кабанов предложил наконец уже начать бороться с коррупционерами. Закон о запрете чиновникам иметь счета и активы за границей, по его словам, не работает, особенно в региональных законодательных собраниях: «Люди продолжают проживать за границей и пользоваться счетами…» При этом идет расхищение бюджета, преступники становятся миллиардерами, «а потом отсидят четыре года, если отсидят, и выходят на свободу пользоваться похищенным!».
Кирилл Кабанов предложил наказывать за хищение бюджетных средств 20-летним сроком заключения и не выпускать, пока преступник не вернет все награбленное.
— Посадить в зиндан и ждать, пока отдаст! Может быть, и так… — вслух рассуждал замечтавшийся Кирилл Кабанов.
А Ирина Хакамада из-за другого края стола грозила ему милым кулачком. Впрочем, грозила совершенно серьезно и даже как-то отчаянно, отчего это смотрелось еще милее.
Ей, видимо, не нравились такие суровые меры.
— И по поводу Костромы, насчет строительства объездного моста, — неожиданно и торопливо сказал профессиональный борец с коррупцией Кирилл Кабанов. — Мы проработали вопрос, нужен ведь мост…
Господин Путин кивком головы согласился, что нужен, но остальные инициативы борца с коррупцией Кирилла Кабанова назвал «жесткачом»:
— Но если сами правозащитники считают, что такое возможно, то можно подумать…
Заседание шло уже три часа, и господин Путин собирался его закончить уже несколько раз, и даже закончил и собирался встать, когда Ирина Хакамада все-таки успела вставить, что, если так все и закончится, «пресса напишет, что вы поддержали Кирилла» (Кабанова с его идеей сажать коррупционеров на 20 лет и заставлять их возвращать награбленное с использованием зиндана. — А.К.).
— А это очень плохо, особенно сейчас, это плохой сигнал для рынка!
— Ира, пожалуйста, — кивнул господин Путин.
Тогда Ирина Хакамада рассказала Владимиру Путину о разнице между российской и китайской системой управления и наказания. Китайская, которую она поставила в пример, предусматривает, во-первых, нулевую таможенную пошлину на ввоз товара, лишая чиновников стимула давать себя коррумпировать, «а если он берет и дальше, то расстреливают».
Закончила она мирно:
— Я не против Кирилла Кабанова, но у нас же среда такая…
Теперь уже он мог показать ей кулачок.
— Я правильно понял, — переспросил господин Путин, — что вы сторонница смертной казни?
— Только после того, — заявила Ирина Хакамада, — как будет введена нулевая таможенная пошлина…
Видимо, она уверена, что нулевой пошлины не будет никогда, а тогда и смертная казнь не будет востребована.
— И чем это лучше Кирилла Кабанова? — пожал плечами Владимир Путин, решивший, видимо, уловить в ее замечании только мысль о том, что смертной казни за коррупцию она не исключает.
Если смотреть так, то это даже хуже Кирилла Кабанова.
Старший лейтенант из Амурской области обратился со своей болью:
— С принятием нового УПК изменилось положение подозреваемых, выпускаемых после задержания.
— Что, не можете наладить работу с судами? — с преувеличенной тревогой спросил господин Путин.
— Вообще трудно стало задержать человека! — в сердцах признался старший лейтенант. — Раньше делали это через прокуратуру. А теперь надо в суд идти. Потеря времени, понимаете? Я уж не говорю о качестве…
— Тов-а-а-рищ старший лейтенант! — с укоризной, как-то нараспев произнес господин Путин. — Я и не сомневался, что у вас возникнут такие сложности. Но это единственный способ обеспечить права граждан. Практически нет страны в мире, где граждан можно лишить свободы внесудебным способом…
Нет, не убедил. Милиционер сидел явно расстроенный.
— Между прочим, это напрямую касается и вас! Вам тоже нужны такие права!
— Мне? — с ужасом переспросил старший лейтенант.
— Ну конечно! А если вас арестуют?
— Меня?! — еще больше поразился старший лейтенант.
— Конечно! Вам потребуется защита в суде. И вы ее получите!
Больше старший лейтенант ни о чем не просил.
Приверженность европейским ценностям Владимир Путин мог неожиданно продемонстрировать не только молодым милиционерам, но и тертым политикам и финансистам. По крайней мере на время, как сделал, например, на мировом экономическом форуме в Давосе в 2009 году, через два года после наделавшего много шуму выступления в Мюнхене.