Это был тот самый Владимир Путин, к которому мы все привыкли, как к родному.
— Вы лучше задумайтесь, — продолжал этот Владимир Путин, — каким должен быть имидж вашей страны в России! Не надо нас задирать! Не нужно думать, что у вас все хорошо!
Еще через несколько минут он припоминал американцам поправку Джексона — Вэника, которую они никак не отменят. Еще через несколько минут я слышал:
— Не надо нам пудрить мозги!..
Это было все еще в Давосе. Но он уже вернулся.
— Вы сказали вчера, — спросил его один журналист, — что государство не должно вмешиваться в частную экономику и что не должно быть ощущения, что государство всемогуще. Но именно вы сделали много, чтобы воспитать в людях это ощущение. Вы передумали?
И Владимир Путин подробно, без всякого раздражения пояснил, что он имел в виду. Он сказал, что есть сферы экономики, которые без прямого, эффективного влияния государства не могут развиваться — например, самолетостроение, атомная промышленность.
— Да, мы восстановили влияние государства в «Газпроме», с 38 до 51 %, — продолжил он. — Но что в этом удивительного?! Единственное, что было необычного и что не нравилось нашим партнерам и возможным конкурентам, — восстановление мощи отдельных отраслей… А сейчас мы протянули руку помощи некоторым частным компаниям, чтобы у них не пропали залоги в иностранных банках по бросовой цене. Государство должно поддерживать компании, но я имел в виду, что целиком перекладывать ответственность за проблемы частных компаний на государство нельзя…
Разъяснение было неутешительным для тех, кто так воодушевился накануне.
Казалось, Владимир Путин не только вернулся из Давоса. Казалось, он никуда и не уезжал.
На заседании Совета по межнациональным отношениям в Йошкар-Оле 20 июля 2017 года Владимир Путин призывал сберечь согласие, которое достигнуто в обществе за последние 10–15 лет (то есть, конечно, при нем). Мешает этому согласию то, что на муниципальном уровне нет ответственности за межнациональное единство.
В необходимости введения этого института и состояло революционное предложение Владимира Путина…
Григорий Ледков, президент Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, поднял тему деятельности оленевода.
— Жизнь его непростая, — пояснил Григорий Ледков.
Дело в том, что подготовлен проект реестра о малочисленных народах, «но не хватает волевого решения».
— Какое ваше мнение, Владимир Владимирович, насчет волевого решения?
— Чего не хватает? — как-то безвольно переспросил Владимир Путин.
— Надо вносить в Думу! — воскликнул Григорий Ледков.
— Кто возражает? — уточнил президент.
Ведь обязательно кто-то возражает.
На этот раз это было Министерство юстиции России.
Владимир Путин, чтобы решить проблему оленевода, предложил для начала подключить депутатов Госдумы, и Григорий Ледков с восторгом согласился. Лед-то тронулся!
Ефросиния Гыштемулте, руководитель движения «Я — мигрант», повествовала о трудной судьбе проекта «Женщина — мигрант. Пятая стихия».
И эта стихия разыгралась на наших глазах. Ефросиния прочла президенту двустишие: «Приехал ты на день, а может, навсегда. Люби Россию так же, как и я» — и разрыдалась, глядя на Владимира Путина.
Действительно, это было как минимум политическое завещание.
Прослезились и некоторые. Асламбек Паскачев, председатель Российского конгресса народов Кавказа, сначала высказался о мигрантах-заключенных, у которых нет паспорта.
— Надо принять решение, — осуждающе или, может быть, осужденно сказал он, сразу напомнив Григория Ледкова.
— Какое? — переспросил и его Владимир Путин.
— Они зависли в России, — пояснил господин Паскачев.
Владимир Путин продолжал смотреть на него.
— У них нет паспорта, — терпеливо говорил Асламбек Паскачев.
Владимир Путин терпеливо смотрел на него.
Коллеги, наконец, пояснили, что этих людей для начала надо пересчитать и что такая проблема действительно существует.
Владимир Путин наконец понял, что от него требуется, и даже обрадовался:
— Хорошо, позанимаемся!
Кроме того, Асламбек Паскачев предложил организовать «поголовную дактилоскопию мигрантов, прибывающих в Россию».
— Я же не возмущаюсь, когда меня всего снимают! — объяснял он. — И в глаза смотрят, и их тоже снимают?!
Чего уж там, Асламбек Паскачев выглядел сильно возмущенным.
В какой-то момент он мимоходом обронил, что тут вообще не обойтись без миграционного кодекса, и двинулся было дальше, но Владимир Путин остановил его:
— Как? Вы считаете, что нужен миграционный кодекс?
В конце концов Владимир Путин на этом заседании наконец-то нашел себе задачу по плечу.
— Есть же Административный кодекс! — стал настаивать Асламбек Паскачев.
— И что нужно?
— Системно подойти к этому… — сжалившись, объяснил Асламбек Паскачев.
Напоследок он решил сделать все, что должен был, чтобы его выступление на совете не осталось незамеченным. То есть он подчеркнул, что в совете собрались, конечно, очень достойные люди, но «форма не соответствует содержанию».
— Следующее заседание надо провести в национальных костюмах, — предупредил он. — Вам (он обращался к Владимиру Путину. — А.К.) подойдет черкеска.
— Европейский костюм мне подойдет, — пытался сопротивляться господин Путин.
— И кинжал, — неумолимо закончил Асламбек Паскачев.
Владимир Путин вздохнул. Бессмысленно было сопротивляться неизбежному.
Ему оставалось закончить это заседание. В последних словах Владимира Путина заключалась квинтэссенция:
— Постараемся отреагировать. Не знаю, что удастся сделать.
18 декабря 2017 года президент России Владимир Путин вручил Государственную премию правозащитнице Людмиле Алексеевой. Накануне церемонии в круглом фойе 1-го корпуса Кремля ее начала ждали члены президентского Совета по правам человека и региональные уполномоченные по правам человека.
Уполномоченная по правам человека Татьяна Москалькова разговаривала со своим предшественником, Олегом Мироновым, который работал уполномоченным с 1998 года по 2004 год. Он объяснял ей, что кинофестиваль «Сталкер», который был организован с его участием и посвящен правозащитной деятельности, замкнут сам в себе и на себе и что фестивальные фильмы надо показывать по телевизору. Она объясняла ему, что не все еще пока зависит от нее.
— Чем прежде всего, как вы думаете, занимаются правозащитники? — спрашивала Олега Миронова Татьяна Москалькова.
— Пользуются случаем, — кивал он. — Вот и вам надо!
— Нет! Они говорят правду! И я вам сейчас тоже скажу! О правах человека нельзя говорить в общем!.. В общем так…
Еще через минуту Татьяна Москалькова объясняла уже одному телекорреспонденту, что правозащитники сейчас чувствуют себя уверенно в России.
— Не те диссиденты, — уточняла она на всякий случай, — кто покинул Родину, а прежде всего те, кто вернулся! Они получают пособия от государства. Это огромный шаг вперед!
— Есть диалог между властью и правозащитным движением? — уточнял корреспондент.
— Да, есть диалог между властью и правозащитным движением! — констатировала Татьяна Москалькова.
Здесь, в фойе, не было Людмилы Алексеевой. Говорили, что она не очень хорошо себя чувствует и что сегодня скончался ее близкий товарищ, председатель правления «Мемориала» Арсений Рогинский.
Казалось, организаторы вообще были не очень уверены, что Людмила Алексеева сможет приехать. Но она приехала.
Владимир Путин сказал в своем вступительном слове, что принято решение: выделить в 2018 году из федерального бюджета дополнительно 4,3 млрд рублей на уход за тяжелобольными (что-то, видимо, достанется и Владимиру Вавилову).
— С Людмилой Михайловной (Алексеевой. — А.К.) в чем-то можно не соглашаться, в чем-то поспорить, но это не мешает относиться к ней с огромным уважением за ее мужество и за ее позицию… — говорил президент.
Людмила Алексеева была в инвалидном кресле. Ее из первого ряда подвезли к президенту и развернули лицом к гостям. Я, честно говоря, думал, что все сейчас встанут. Но люди, похоже, чувствовали себя не очень уверенно в Екатерининском зале и не понимали до конца, какие тут правила поведения и надо ли им соответствовать…
— Я хотела бы, — произнесла она, взяв микрофон, который вложили ей в руку, — сказать небольшое ответное слово. Мне разрешили. Владимир Владимирович, можно?
Она посмотрела на президента. Он кивнул. Да, можно было продолжать.
— В прошлом году, — начала Людмила Алексеева, — Государственную премию по правозащите вручали в первый раз, и ее получила Лиза Глинка.
Людмила Алексеева вдруг навзрыд заплакала, я понял, что она же не сможет продолжать. Но она продолжила:
— Она погибла через неделю после этого… Погибла, когда была на пути к тем, кто нуждался в ее помощи…
Тут я понял, ради чего она смогла продолжить:
— Владимир Владимирович, возьмите фонд доктора Лизы под свой патронат!..
Мне казалось, она простонала это.
Президент кивнул.
Людмила Алексеева перечисляла коллег, которые больше, чем она, заслужили эту премию (среди них прежде всего была Светлана Ганнушкина): они работают «не только самозабвенно, но и круглосуточно — я уже так, увы, не могу».
И она вспоминала, как 5 декабря 1965 года вместе с друзьями-правозащитниками вышла на Пушкинскую площадь:
— …чтобы провести, как теперь говорят, несанкционированный митинг под лозунгом «Уважайте Конституцию!». Под каким еще лозунгом можно в День Конституции?.. Уже четверть века, как нет СССР, мы живем в Российской Федерации, и Конституция у нас другая, права человека прописаны в ней как высшая ценность, а защита прав человека — как обязанность государства, и правозащитное движение — уже не малая горстка диссидентов, как полвека назад: у нас нет региона, где бы не было правозащитников… Но главный наш лозунг не изменился: «Уважайте Конституцию!»