же, и в самом деле тот случай, когда без вмешательства президента было не обойтись.
Через несколько минут после пресс-конференции я встретил взбешенного господина Остера в коридоре.
— Я этих мальчиков называю молодогвардейцами! — яростно сказал он. — Настоящая «Молодая гвардия»! Я, главное, не могу понять, откуда они взялись. Кто, грубо говоря, за ними стоит. — Он с мучительным недоумением посмотрел на меня. — Ну не президент же, а? Он скорее в мою сторону склонялся. А эти… Как будто в сталинское время росли. И до сих пор мечтают о нем. Вы себе не представляете, что у нас во время работы там было…
Я утешил его тем, что теперь это, в общем, примерно понятно.
21 июля 2017 года президент России Владимир Путин приехал в Сочи в образовательный центр «Сириус» и встретился с 900 его учениками, проговорив с ними почти три часа. Владимиру Путину задавали в этот вечер, во время «Недетского разговора», вопросы, которых не задавали никогда, и поэтому получали ответы, которых никогда не слышали. И даже ответ на вопрос, будет ли Владимир Путин опять президентом и есть ли у него преемник, звучал иначе, чем обычно.
Студия, в которой Владимиру Путину предстояло ответить на недетские вопросы, представляла собой гигантское помещение внутри бывшего международного пресс-центра Олимпиады. В нем было образовано несколько обширных колец из стульев и кресел. Подростки стояли и на балконах по периметру всего помещения. Их тут было почти 900 человек, вся проектная смена.
Владимир Путин вкратце рассказал учащимся историю создания «Сириуса» — как он его придумал. И что ему сразу стали говорить, что ничего не получится: «Эти хоккеисты здоровые сразу набьют морду этим очкарикам… с велосипедами…» А потом Владимир Путин поговорил с выдающимися хоккеистами, и те сказали: эти ребята знают цену победе и будут ценить это в других. А потом Владимир Путин долго думал, как назвать школу:
— И название тоже я придумал! Чтоб было понятно, что здесь собрались талантливые, устремленные в будущее люди… яркие… Яркие! И я понял: самая яркая звезда на небе — Сириус! Хорошее же название?..
Вряд ли тут был человек, который стал бы его разубеждать.
У Владимира Путина поинтересовались, что он делает вечерами, листает ли ленту инстаграма. Владимира Путина этот вопрос очень рассмешил: он, видимо, представил себя листающим ленту инстаграма.
— Я думаю, — признался он, — как бы мне быстрей до койки добраться… До постели… Нет, я этим не пользуюсь…
Он рассказал, что знает: есть около пяти тысяч аккаунтов под его именем, и ни к одному он не имеет никакого отношения:
— Я начинал, как вы знаете, в органах внешней разведки… — поделился он одним из самых теплых своих воспоминаний.
Тогда у него, конечно, был псевдоним: Платов. «Но сейчас пользоваться псевдонимом нелепо!» То есть и под псевдонимом ника у него нет, дал понять Владимир Путин:
— Здесь-то чего прятаться?
Почти сразу он получил вопрос насчет того, хотел ли бы он побыть непрезидентом. Господин Путин не стал делать вид, что понял этот вопрос по-своему, и рассказал, что когда-нибудь ему придется покинуть пост президента и что в Конституции все по этому поводу написано.
Мне было интересно: может, он сейчас хоть детям расскажет то, что никак не хочет рассказывать взрослым.
— Нужно ли мне продолжать, я еще не решил, — признался Владимир Путин.
Но на самом деле сказал, а не признался.
Ну а на вопрос, что бы он выбрал: науку, искусство или спорт, — ответил единственно верным для себя способом:
— По-моему, я уже выбрал.
Между тем молодые люди все пытались заглянуть туда, куда им, кажется, не должно прийти в голову заглядывать — далеко в будущее, туда, где уже в целом пенсии раздают: у Владимира Путина интересовались, чем он собирается заниматься, когда он уйдет с поста президента.
— Я пока не решил, ухожу я с поста президента или нет! — повторил он с интонацией классного руководителя.
Такое впечатление, что от него требовали решить это прямо здесь и сейчас. И это было бы очень интересно: именно в такой аудитории объявить о принимаемом решении, которое на самом-то деле, конечно, уже есть, и вот это было бы со всех точек зрения концептуально.
В конце концов, для кого он будет следующим президентом? Ведь и для них уже тоже.
Для них уже тоже, да еще как.
И за его преемника они уже будут голосовать. Или, может, против.
Но Владимир Путин рассказывал, впрочем, впервые, что его очень интересуют экология и животные: тигры, медведи и белухи. «Меня это очень захватывает!» — прибавлял Владимир Путин.
И не удерживался:
— Я найду, чем заняться (кто бы сомневался? — А.К.). Но сначала надо ответить на главный вопрос.
Между тем Владимир Путин поразил меня ответом на другой вопрос: какие три вещи являются главными в его жизни.
— Почему три? — для начала переспросил он. — Почему не пять?
Я так и подумал, что он выигрывает время, и когда ему что-то ответили, засмеялся:
— Ну, ладно, я выиграл время… Первое: сама жизнь… Это самая большая ценность… Любовь и свобода.
Он, конечно, потом оговаривался насчет свободы: где она начинается и где заканчивается и что, наверное, заканчивается там, где начинается свобода другого человека… Но все было уже сказано, я вспоминал, как недавно я про это же спрашивал Наину Ельцину, и она, не задумываясь, сказала: «Во-первых, свобода, во-вторых, любовь…»
Но главное — он сказал про ценность жизни как таковой, жизни как она есть, просто жизни. Это было неожиданно, это было то, чего он никогда не говорил-то. То, о чем, видимо, с некоторых пор стал думать. Но: жизнь выше любви и свободы? И то и другое не стоит жизни? Об этом, как он сам и сказал потом, можно думать бесконечно. И в этом порядке слов есть, конечно, смыслы, которых он в него даже не вкладывал. И от этого ответ был еще ценнее.
Его спрашивали, какое у него самое яркое воспоминание детства, и Владимир Путин честно рассказал, что он уже большой мальчик и что запамятовал, а потом все равно вспомнил, что много времени провел на ленинградских улицах… и «мы там… функционировали…». Он рассказал, что помнит свое «некорректное поведение по отношению к другому человеку и его резкий отпор, и это было неоднократно».
То есть приставал Владимир Путин к какому-то пареньку, но тот стоял насмерть, а он никак не мог, видимо, успокоиться, будучи, как сам сказал, «в полубеспризорном состоянии».
И про одну свою схватку в самбо вспомнил:
— Мы отдали все. Я уже почти не дышал. Но я выиграл. И я горжусь до сих пор, что я смог это сделать. Это вообще хорошее качество — умение идти до конца.
Могло показаться, что он не удержался, чтоб не похвалить себя. Да нет, он смотрел сейчас на себя глазами этих подростков и старался вычленить из своего поведения что-то стоящее, что-то полезное и для них.
Вопрос об агрессии по отношению к нему и о его агрессии по отношению к другим людям тоже был по существу: Владимира Путина никогда об этом не спрашивали.
Президент рассказывал, что спокойствие и уравновешенность являются большим преимуществом в отношениях с людьми, особенно с теми, кто не может с собой совладать.
Таким образом, он имел в виду, что подавление агрессии прежде всего прикладное значение.
Он признался, что иногда не в состоянии сдерживаться все-таки и что это — «проявление слабости», но «в целом удается справиться, чего и вам желаю».
Несмотря на то что он говорил про агрессию, я поймал себя на мысли, что встреча с этими молодыми людьми идет уже час, а никакой депрессии в связи с этим не наступает. Я имел в виду прежде всего самого себя: накануне, например, в Йошкар-Оле уже через полчаса после начала заседания Совета по межнациональной политике мне казалось, что из меня всю душу вынули: такое эмоциональное истощение за такой рекордно короткий срок трудно и припомнить…
А тут я, да, видимо, и не только я, чувствовал только странный эмоциональный подъем. Этими эмоциями был заряжен весь этот зал, заряд был мощный, эта позитивная энергетика, казалось, разрывала этот зал и добивала до меня-то сейчас уж точно…
Паша и Саша, чемпионы мира по футболу среди воспитанников детских домов, спрашивали Владимира Путина, выиграет ли российская сборная чемпионат мира по футболу. Он переадресовал вопрос им самим, и Паша вместо ответа стоял с каменным лицом, не шелохнувшись, и ответ был понятен…
— Садись… — вздыхал Владимир Путин.
Отвечая еще на один вопрос, Владимир Путин неожиданно поправил свое впечатление о режиссере Оливере Стоуне, о котором еще несколько дней назад высказывался скептически. Сегодня это был для него очень порядочный, уравновешенный, да и вообще неординарный человек. Похоже, именно это Владимир Путин и хотел сделать: поправить. Понял, что в прошлый раз перебрал, рассказав, как хорошо ему спится под фильмы этого человека. И теперь хотел быть по-другому понятым.
Владимиру Путину задавали неожиданные вопросы. Он не слышал этих вопросов ни на одной пресс-конференции, хотя вопросы ведь были очевидные:
— Какое событие в жизни оказало на вас самое большое влияние?
А просто в этих вопросах не было никаких попыток журналистского самовыражения, как на его больших ежегодных пресс-конференциях, или вопросов от регионов… Нет, ничего такого не было, а чувствовалось желание и правда что-то понять из того, что было неясно, разобраться, что ли, в нем, таком невыносимо далеком, и без всякой задней, как говорится, мысли… И этим встреча отличалась от всех остальных, какие у него до сих пор были.
Он долго думал:
— Событие? Такого не было… Чтобы раз — и изменило… То есть было…
Любопытно было наблюдать за этим мыслительным процессом на его лице.
— Было, — повторил он. — То есть все-таки развал Советского Союза… Извините, такой взрослый ответ. Но и вопрос был взрослый…
Он рассказывал, как мучительно поступал на юридический факультет Ленинградского университета — с подробностями, которые для него важны и которыми он до сих пор не делился: о преподавателях, долго не веривших, что он всерьез туда собрался, про тренера, который долго не мог смириться с этим выбором…