Однако авторы, наверное, сочли это очень удачной находкой: как же, придает тяжелому сюжету пикантность, приятно смотреть… И последовало соответствующее продолжение: перед заключительными сериями Катерину Шпица и ее партнера по танцам в кабаре Юрия Чурсина приглашают в передачу «Ночной Ургант».
Торжество пошлости! По сюжету сериала впору минуту молчания объявлять, а тут — шуточки, хохмы, соленые двусмысленности. На глазах происходит уничтожение трагедии. Точно так же было, если помните, после сериала «Страсти по Чапаю».
Чего добиваются этим приемом на Первом канале? А вот чего: показали мы вам, дескать, всякие неприятные события из прошлого, но вы расслабьтесь, не воспринимайте слишком всерьез.
Закономерно вопрос возникает: а насколько всерьез подходят создатели таких сериалов к тому, что они делают? Таких, то есть с претензией на правдивый показ каких-то страниц советской истории. Как сами к ним относятся? Как воспринимают?
Излишне говорить, чем была «Молодая гвардия» для Фадеева, Герасимова и всей плеяды юных актеров, начавших с того фильма свой большой путь в искусстве. А для Пляскина и его группы? Даже не сравнивая уровень талантов, понимаешь: внутренний заряд не тот, не то вдохновение!
Достаточно вспомнить, как мощно звучала сцена клятвы молодогвардейцев у Герасимова и насколько буднично, невыразительно прошла она в сериале Пляскина. Или красные флаги, вывешенные комсомольцами Краснодона в канун 25-летия Великого Октября на восьми самых высоких точках города. Фильм 1948 года был черно-белым, однако впечатление создавалось сильнейшее. Теперь все в цвете, и флаги красные пришлось-таки показать, но вряд ли у кого дух захватит так, как тогда.
И в этом ведь не только мера мастерства и таланта. Здесь и отношение к поводу, по которому советские флаги над городом появились. Уйти от этого эпизода, одного из ключевых в истории «Молодой гвардии», было невозможно. Однако говорят в сериале не про 25-летие Октября, а про календарное 7 ноября, и только единожды мелькает упоминание Октябрьской революции. И уж конечно, не слушают молодогвардейцы по радио доклад Сталина из Москвы…
Нет в сериале духа времени, того особого комсомольского духа — товарищества, сплоченности, единства, который пронизывал и поднимал эпопею Сергея Герасимова. Оценивая актерские работы, можно выделить Никиту Тезина в роли Третьякевича. Однако он здесь сам по себе — индивидуум, супергерой. Мстит за любимую Соню, чьи часики как амулет носит на груди. А когда заходит речь об организации и кто-то из ребят говорит, что он еще не вступил в комсомол, Третьякевич бросает в ответ: «Это не важно».
Но мы-то знаем, что в реальной «Молодой гвардии» были временные комсомольские билеты и в комсомол принимали. Значит, для них это было важно. Олега Кошевого, который после провала организации пытался уйти из города, задержали, когда нашли у него комсомольский билет, зашитый в пиджаке.
Опустив почти совсем даже упоминания о комсомоле и Коммунистической партии, Тезину-Третьякевичу предложили зато своеобразный поединок индивидуумов — с фашистским полковником Ренатусом в исполнении Алексея Верткова. Это и психологическое единоборство, и соревнование на скрипках, и своего рода интеллектуальный диалог. Искусственность всего этого более чем очевидна, и она тоже фактически уводит от магистральной темы «Молодой гвардии».
Что же, режиссеру просто надо было чем-то занять время, прибегнув к фальшивой философской многозначительности? Или, может, нагромоздил это ради того, чтобы фашист вдруг заявил о своем уважении к Сталину, который «навел порядок в стране»? В современном контексте уравнивания Гитлера и Сталина заявление для кого-то весьма актуальное…
Давайте признаем: абсолютному большинству нынешних мастеров кино и телевидения не дано творить честных, правдивых и глубоко волнующих работ о советском времени. Очень точно сказал режиссер Карен Шахназаров: «В советском времени была великая идея». Многим сегодняшним творцам она чужда, а то и ненавистна. Чего же ждать? Вот и «Молодая гвардия» на сегодня останется пока больше «брендом» для молодежной организации «Единой России», нежели современным художественным памятником, достойным святых советских героев и мучеников.
Советские святые
Высокий свет звезды советской
«Герой или символ?» Так озаглавил одну из своих подборок, направленных на уничтожение Зои Космодемьянской, еженедельник «Аргументы и факты» в том году, который для Советской власти и Советского Союза стал последним.
Было очевидно: огонь ведется не только по знаковой личности, но через нее именно по Советскому Союзу и Советской власти. Огонь прямой наводкой и с флангов, грубой ложью и хитрыми подтасовками. Причем орудия вовсю действовали уже не «из-за бугра», а здесь же, на советской земле, в ее центре…
Поставив «или» между героем и символом применительно к Зое Космодемьянской, враги ловким экивоком хотели сказать: да не герой она — только символ героизма, который из нее сделали. Кто сделал? Понятно: коммунисты, советская пропаганда.
Вот такой на тот момент был выбран прием, сработавший, увы, в чьих-то головах.
Между тем истина в данном случае никакого «или» категорически не допускает! Потому что Зоя — это и настоящий герой, и символ, если понимать под ним не пустую надутую мнимость, а вершину, обобщение, самое концентрированное и впечатляющее выражение реального героизма.
Конечно, символ, а как же. Началась-то в народе ее слава, тогда еще безымянная, с чего? Старик-колхозник, видевший казнь девушки, почти девочки, в подмосковной деревне Петрищево и потрясенный виденным, рассказывал про это случайным встречным так: «Они ее вешали, а она речь говорила!..»
Старик тот, как и все присутствовавшие при казни, не знал и не мог знать имени взошедшей на смертный эшафот, но ему было ясно, что она — героиня. И это сразу же стало ясно военкору «Правды» Петру Лидову, случайно услышавшему рассказ о неизвестной жертве фашистов. Он и писал о ней сперва как о неизвестной, под тем именем, каким назвалась: Таня, Татьяна. Понимание было абсолютным, что писать надо немедленно.
И он это осуществил на одном дыхании. А появился в газете пронзительный его очерк «Таня» вместе с еще одним документом необыкновенной силы — снимком казненной девушки, который сделал Сергей Струнников, фотокор «Правды» и друг Лидова: вместе они погибнут 22 июня 1944-го, меньше чем за год до Победы.
Да, но в те дни, когда Зоя свершила свой подвиг и когда Лидов со Струнниковым поведали о нем стране и миру, до Победы было еще очень далеко. И я повторю то, о чем писал не раз: значение этого подвига и посвященной ему публикации в «Правде» для достижения Победы стало исключительным, воистину неоценимым!
У Сергея Кара-Мурзы есть актуальные размышления о глумлении над нашими святынями как главном инструменте «социокультурных реформ». Касается профессор и выбора объектов для глумления. Ему в Бразилии, где он читал лекции перед обществом психологов и психоаналитиков, объяснили, почему именно образ Зои Космодемьянской надо было испоганить, ведь имелось множество других героинь. А дело, оказывается, вот в чем:
«…Она была мученицей, не имевшей в момент смерти утешения от воинского успеха (как, скажем, Лиза Чайкина).
И народное сознание, независимо от официальной пропаганды, именно ее выбрало и включило в пантеон святых мучеников. И ее образ, отделившись от реальной биографии, стал служить одной из опор самосознания нашего народа. И те, кто над этим образом глумились, стремились подрубить именно эту основу».
Что тут скажешь? Психоаналитики, конечно, копают глубоко, и про опоры самосознания народа определили они верно. Только вряд ли уж такую решающую роль имело «отсутствие утешения от воинского успеха». Неужто, будь он больше, не вошла бы Зоя в «пантеон святых мучеников»? Да и отделение народного сознания от официальной пропаганды в случае с Зоей представляется абсолютно необоснованным. По-моему, как раз наоборот: здесь не отделение, не противостояние сознания народа и того, что названо пропагандой, а полнейшее совпадение.
Биография Зои Космодемьянской короткая. Географически связана она в основном с тремя точками, где сейчас есть музеи имени Зои. В селе Осино-Гай на Тамбовщине, ранее называвшемся Осиновые Гаи, замечательный директор волнующего музея Сергей Иванович Полянский покажет вам бережно хранимую колыбель, в которой качали родившуюся здесь нежную девочку по имени Зоя. А в селе Петрищево под Москвой Надежда Серафимовна Ефименкова поведет к обелиску на месте, где та девочка, едва дожившая до восемнадцати, приняла героическую смерть под именем Татьяна. Между началом жизни и концом — столичная школа № 201 (ныне гимназия), и тут возглавляющая памятную экспозицию Наталья Валентиновна Косова раскроет перед вами книги, которые брала в школьной библиотеке ученица Зоя Космодемьянская.
Я был в этом музее не раз, однако недавно, при последнем посещении, впервые показала мне Наталья Валентиновна библиотечный том 1938 года издания под названием «Женщина в гражданской войне». Сборник очерков о красных героинях я взял в руки с трепетом. И не только потому, что его держала в своих руках будущая героиня — первая женщина Герой Советского Союза в годы Великой Отечественной. Я ведь знал: именно здесь, в этом сборнике, прочла она очерк, сыгравший особую роль в том, что произойдет с ней вскоре после начала войны. Даже имя, которым назовется она, идя на подвиг, даст ей эта книга.
Мы в нашем поколении с детства знали: это имя — от Татьяны Соломахи, молодой учительницы, коммуниста, боровшейся против белых на Кубани и казненной ими после страшных пыток. Так глубоко взволновала Зою ее судьба, что мысленно (еще до войны!) взяла Татьяну в пример, в образец себе. Наверное, думала: «Если и мне выпадет такое, буду как она». Собственно, про это писала ее мама Любовь Тимофеевна в своей исповедальной книге «Повесть о Зое и Шуре».