Да, я это знал давно и книгу Л. Т. Космодемьянской читал не единожды. Но самого очерка Людмилы Аргутинской, оказавшего столь сильное влияние на Зою, к стыду своему, не читал. И вот теперь, летом 2013-го, попросил руководительницу школьного музея Зои и Шуры снять ксерокопию с заветных страниц.
Поразительно! До чего же могут совпасть события, разделенные многими годами. В ноябре 1918-го белые ворвались в село Козьминское, где в тифу лежала Таня. Больную девушку бросили в тюрьму и пытали в надежде, что она выдаст товарищей. Один из ее учеников, приходивший вместе с друзьями к тюрьме, перед которой ежедневно и публично — для устрашения — ожесточенно избивали красных узников, рассказывает в очерке так:
«Ее пороли всегда первой, и ни одного из мужчин не били так жестоко. Ей мстили за то, что она не кричала, не просила пощады, а смело оглядывала своих палачей. Ее били за то, что она — учительница, образованный человек — ушла к большевикам и до последней минуты оставалась с ними.
… Избитую, окровавленную учительницу подняли с земли и поставили у стены дома. Она еле держалась на ногах. И опять меня поразило ее спокойное лицо. Я искал в нем страх, мольбу о пощаде, но видел только широко открытые глаза, пристально оглядывающие толпу. Вдруг она подняла руку и громко, отчетливо сказала:
— Вы можете сколько угодно пороть меня, вы можете убить меня, но Советы не умерли. Советы живы. Они вернутся к нам».
Скажите, ничто не напоминает вам эта ситуация и эти слова? Вы помните последние слова Зои перед смертью?
«Рябой, небольшого роста, с бельмом на правом глазу урядник Козлика со всего размаху ударил учительницу шомполом по плечу и рассек платье. А потом… крики смешивались со свистом шомполов и глухими ударами. Пьяная орда навалилась на беззащитное тело, била ногами, руками, прикладами.
Когда учительницу подняли, все лицо ее было залито кровью. Она медленно вытирала бегущую по щекам кровь. Мы подняли руки, замахали ими в воздухе, но Татьяна Григорьевна не заметила нас.
— Не больно? — задыхаясь от усталости и отходя немного в сторону, спросил Козлика. — Я тебя еще заставлю милости просить.
Тяжело дыша, учительница двинулась к уряднику и вдруг резко бросила ему в лицо:
— А ты не жди. У вас просить я ничего не буду».
Не так ли и Зоя выдержкой своей отвечала мучителям годы спустя? Совпадение поразительно во многом. Будто уже тогда, в 1918-м, предвиделось то, что произойдет в 1941-м. Вы прочтите:
«Наступала зима. Теперь Татьяну Григорьевну выводили на двор в одной рубашке. На худом, покрасневшем от мороза теле ярко выделялись синие кровоподтеки и красные полосы от шомполов. На спине — загнившие раны…»
Не Зоя ли это идет раздетая, босиком по заснеженной петрищевской улице, подгоняемая вооруженным врагом?
Ну и финал — последние строки рассказа о той, которая стала любимой Зоиной героиней:
«В раннее морозное утро белые за выгоном порубили восемнадцать товарищей. Последней была Таня.
У нее, еще живой, сначала отрубили руки, потом ноги и затем голову.
Верная своему слову, она не просила пощады у палачей.
Так могут умирать только большевики!»
Я специально привел такие пространные выдержки из довоенного очерка. Дело в том, что сегодня прочесть его нигде невозможно. Даже в солидном томе документов и материалов «Зоя Космодемьянская», изданном недавно Главным архивным управлением города Москвы и претендующем на определенную объективность, об этом очерке лишь вскользь упоминается. Причина? Яснее ясного: от большевиков, от идей Великого Октября и красных героев Гражданской войны Зою (как и других героев Великой Отечественной) хотят любыми способами отделить.
В предисловии к названному сборнику в общем-то верно сказано: «Человек отличается от животного тем, что имеет идеалы». Но какие идеалы были у Зои Космодемьянской и в целом у молодежи ее поколения? Давайте прямо скажем: коммунистические. Именно они в органическом единстве с патриотической идеей любви к Родине дали столь мощный результат — привели к Победе в самой страшной и действительно судьбоносной войне. Однако, вовсю говоря о патриотической составляющей, про коммунистическую сегодня предпочитают глухо молчать. Либо, что еще хуже, — неузнаваемо извращать.
Между тем однополчанка Зои по разведывательно-диверсионной части 9903, член ВКП(б) — КПСС — КПРФ с 1943 года Клавдия Васильевна Сукачева, с которой я дружу много лет, написала кратко и емко: «Нашим любимым фильмом был „Чапаев“, любимой книгой — „Как закалялась сталь“, любимой песней — „Каховка“».
В записной книжке Зои, где отразилась напряженная работа ее ума и души, конечно, есть знаменитые слова Николая Островского о том, что самое дорогое у человека — это жизнь, и о том, как надо прожить ее. Здесь же список с надписью «Читать», который открывают «Что делать?» — Чернышевского и Ленина. Много Маяковского и о Маяковском. Выписывает из него: «Быть коммунистом — значит дерзать, думать, хотеть, сметь».
При этом помнила и ленинское: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». В записях этой девочки поражает широта интересов, тяга к высокому и глубина его постижения. Как вдумчиво, с какими неординарными наблюдениями осваивает «Войну и мир»! Как стремится постигнуть, в чем оптимизм творчества Шекспира! А лермонтовское «Бородино» переписывает целиком.
С пророческими для нее строками: «Умремте ж под Москвой, как наши братья умирали!..»
Задание себе на лето 1941 — го начинается с Полного собрания сочинений Маяковского, а далее следуют Жорж Санд и Горький, Шекспир и Виктор Гюго, Алексей Толстой и Чехов, Шолохов и Новиков-Прибой… Если же заглянуть на другие страницы этой записной книжки, встретим Драйзера, Мопассана, О. Генри, Мериме, Мицкевича, Есенина, Льва Кассиля…
Вот уж, кстати, о Кассиле. Популярнейший тогда советский писатель для детей и юношества: согласно записной книжке, Зоя подряд несколько книг его прочла. А теперь в гимназическом ее музее Наталья Валентиновна Косова показывает мне статью Льва Кассиля, опубликованную в «Правде» 14 июня 1941 года. Об этой московской школе — 201-й! Оказывается, знаменитый писатель побывал здесь перед летними каникулами, написал статью под названием «Зеленый шум…», а «Правда» напечатала — ровно за неделю до начала войны!
Писатель восхищен школой. Ее педагогическим коллективом во главе с великолепным директором Николаем Васильевичем Кириковым. Ее учениками. Уникальным садом, который все вместе они сумели создать на неприглядном пустыре. Автору статьи не привелось встретиться с ученицей Космодемьянской, но он пишет о председателе учкома комсомольце Иване Белых — сыне штукатура и тоже мастере по штукатурной части, а еще о Лене Камском, который за год успел прочесть в библиотеке 138 книг. Рассказывает о зимнем лектории, собиравшем всегда переполненный зал на вечерах, посвященных Лермонтову, Пушкину, Горькому, Маяковскому, Суворову, Кутузову…
Читаешь это, и сразу возникает в памяти расхожая ныне ложь, будто Сталин вспомнил о Суворове и Кутузове лишь тогда, когда враг уже был на подступах к Москве. Нет, о подготовке к службе в Красной армии так или иначе говорит почти каждый материал правдинской страницы, выпущенной к начинавшимся каникулам в школах.
Пишет об этом и Сергей Михалков — лауреат Сталинской премии, писатель-орденоносец, как гласит подпись. Он пишет, предчувствуя вместе со всеми большую войну.
Но вот другое высказывание: «К 1940 году европейская Россия закончилась. Осталась Русь, Московия». Вас удивляет, откуда вдруг я это взял? Скажу: из официоза нынешней власти «Российской газеты» за 10 апреля 2013 года. Автор — тоже Михалков. Сын. Который Андрей Кончаловский.
У него на историю нашу вот какой взгляд. Был в России «малый русский народ», или «белый» — русские европейцы. Создатели культуры, заброшенные в страну дикарей. Так вот, дикари эти во главе, понятное дело, с большевиками тех «белых европейцев» к 1940 году и уничтожили…
Интересные все-таки сынки получились у автора советского Гимна! Он, этот самый Кончаловский, про последующий 1941 год умудряется как-то начисто забыть! А ведь тогда, 22 июня, именно столь любезная его сердцу Европа явилась к нам, чтобы дикарей «цивилизовать». Как это делалось, мы хорошо знаем. А Кончаловский не знает?..
Советская школьница Зоя Космодемьянская, комсомолка, коммунист в душе, и миллионы таких, как она, встали на пути «цивилизаторов». Белые, говорите? Ну да, те, кто против равенства людей, против справедливости, всегда считают себя белее всех других, будь они хоть трижды грязно-коричневыми. Отчеканят на бляхе солдатского ремня: «С нами Бог» — и все в порядке…
Но кто был человеком истинной культуры, то есть, говоря языком Михалкова-Кончаловского, «настоящим европейцем» — Зоя Космодемьянская с ее богатейшим духовным миром, выращенная партией коммунистов, советской школой и всем строем советской жизни, или пришедший из центра Европы фашист, который надел петлю ей на шею?
Оказывается, ответ на этот вопрос, данный самой историей, не для всех является однозначным и окончательным…
Перед идеологами антисоветской России немало трудных задач, которые не поддаются внятному решению. Одна из них такая: как объяснить, что в Советской стране, объявленной исчадием ада, появилось вдруг столько героев, которых по прежним меркам в пору святыми провозглашать?
Сперва их попробовали дискредитировать прямой ложью, как это было и с Зоей Космодемьянской. Но правда сопротивлялась, народная память тоже не хотела мириться с искажением до неузнаваемости образов, ставших родными. И тогда прибегли к другому приему.
Мне уже доводилось писать о передаче на Первом канале телевидения, подготовленной некоторое время назад ко Дню Победы и получившей название «Страна героев». Приглашение меня, журналиста «Правды», в эту передачу сильно удивило. Ведущим-то назначен одиозный Андрей Малахов, а что у нас с ним общего?