аринного приятеля Александра Яковлевича Аросева, полпреда в Чехословакии.
Доверху нагруженный картонками и свертками Раскольников приехал в Кремль. Молотовы обрадовались заграничным дарам. Аросев прислал материю на костюм для Вячеслава Михайловича, зеленое спортивное пальто для его жены Полины Семеновны и детские вещи для дочери Светланы. С восхищением разглядывая вязаный детский костюмчик, Полина Семеновна воскликнула:
— Когда у нас будут такие вещи?
— Ты что, против советской власти? — шутливо перебил ее Молотов.
С годами немногое изменилось.
Брежнев записывал в дневнике:
«Получил костюм спортивный от легкой промышленности… Принял Романова Григория Васильевича (Ленинград). Принес малогабаритный телевизор… Приходил Могилевец (заместитель управляющего делами ЦК КПСС) с образцами шерстяной куртки — не подходит… Говорил с Абрасимовым. Я попросил гэдээровский фен».
Петр Андреевич Абрасимов был послом в ГДР. Сделать фен, чтобы руководитель Советского Союза мог укладывать волосы, — а он придавал значение своей прическе, — отечественной промышленности оказалось не под силу.
Высшие руководители страны, с высоких трибун поносившие бездуховный Запад, по-детски радовались импортным вещичкам.
«Гречко с благословения Брежнева, — записал в дневнике довольный хозяин советской Украины Петр Ефимович Шелест, — нам с Машеровым подарил хорошие охотничьи финские костюмы».
Маршал Андрей Антонович Гречко был министром обороны, Петр Миронович Машеров — руководителем Белоруссии.
Работавшие за границей старались на публике хаять страну пребывания и вообще заграничную жизнь. Знали, что среди слушателей обязательно окажется секретный сотрудник госбезопасности, который бдительно следит за моральным состоянием загранаппарата. Если советскому дипломату нравилась буржуазная действительность и он не умел это скрыть, его быстренько возвращали на родину.
А очень многим хотелось поработать за рубежом — на родине было голодно, скудно и опасно. Оттого командировка за границу воспринималась как высшее счастье. Ради этого надо идти на все — унижаться перед хозяином, исполнять любые указания, предавать старых товарищей и некогда любимых мужчин.
Поездки за границу становились все более заманчивыми и трудными — даже для высшей номенклатуры. Отбор — еще более жестким.
Еще в конце 1923 года секретная экзаменационно-проверочная комиссия ЦК провела массовую чистку Наркомата иностранных дел, убирая всех «неблагонадежных». Комиссия рекомендовала ЦК ввести в штат загранучреждений сотрудников госбезопасности для «внутреннего наблюдения» за дипломатами и их семьями.
Служба внешней контрразведки присматривала за всей советской колонией. В результате, рассказывал один бывший советский министр иностранных дел, не посол, а офицеры КГБ стали реальными хозяевами посольства:
— Что посол? Пока срок командировки не кончился, посол тебя домой не отправит. А офицер безопасности любого может досрочно вернуть на родину. Вот их все и боялись.
В 1920-е годы высшим чиновникам и знаменитым деятелям культуры еще разрешали лечиться за рубежом. Вскоре отменили и это послабление. В 1930 году политбюро постановило:
«1. Временно, впредь до особого постановления ЦК: запретить командировки за границу театров, спортивных команд, делегатов на выставки, литераторов, музыкантов и т. п., а также, как правило, делегатов на научные съезды. Исключения допускать лишь в каждом отдельном случае по особому постановлению ЦК.
2. Сократить планы ведомств по заграничным командировкам.
3. В целях сокращения сроков командировок признать необходимым выдачу заграничных паспортов на ограниченные сроки (3–6 месяцев)… Предоставить право полпредам в 24 часа откомандировывать в Москву лиц, находящихся в заграничных командировках».
Еще до начала массовых репрессий, только за один год, с осени 1928 по осень 1929 года, семьдесят два сотрудника загранаппарата отказались вернуться в Советский Союз.
В разных странах, бывало, дипломаты не соглашались с политикой собственного правительства, но они просто уходили в отставку. Советские же люди бежали за границу. И это были вовсе не оппозиционеры, а прошедшие проверку надежные большевики.
Чекисты расстраивались: измена за изменой. Ответ не заставил себя ждать.
ЦИК принял постановление «Об объявлении вне закона лиц — граждан СССР за границей, перебежавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и отказывающихся вернуться в Союз ССР».
21 ноября 1929 года статью о невозвращенцах внесли в уголовное законодательство. Наказание: конфискация всего имущества и расстрел. Причем — невиданное дело! — закон получил обратную силу: вне закона оказались все, кто когда-либо не вернулся в СССР.
Началась ликвидация невозвращенцев, но эти операции не были достаточно успешны. Поэтому старались просто никого не выпускать. А еще придумали брать в заложники семью. Предупредили всю страну: если кто убежит — накажем детей и родителей.
9 июня 1934 года «Правда» поместила постановление ЦИК:
«В случае побега или перелета за границу военнослужащего, совершеннолетние члены его семьи, если они чем-либо способствовали готовящейся или совершенной измене, или хотя бы знали о ней, но не довели об этом до сведения властей, — караются лишением свободы на срок от 5 до 10 лет с конфискацией всего имущества.
Остальные совершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним проживавшие или находившиеся на его иждивении к моменту совершения преступления, — подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на 5 лет».
Почему старались за границу никого без крайней нужды не выпускать? Исходили из того, что если советскому человеку представится такая возможность, — он обязательно сбежит. Иначе говоря, ясно понимали, какую жизнь создали и как ее люди воспринимают. Сравнение собственного бытия с заграничным было смертельно опасно для режима.
А если хорошенько отгородиться, никому и в голову не придет, что жить можно иначе. Поэтому держали железный занавес закрытым! И неизменно ссылались на «обстоятельства исключительного времени». И то верно: у нас в стране — за малым исключением — время всегда исключительное.
Дезинформбюро в действии
В январе 1923 года заместитель председателя ГПУ (так тогда именовалось ведомство госбезопасности) Иосиф Станиславович Уншлихт секретной запиской в политбюро предложил образовать специальное бюро по дезинформации.
Уншлихт был на два года моложе главы госбезопасности Дзержинского и примкнул к революционному движению пятью годами позже (они состояли с Дзержинским в одной партии — Социал-Демократии Польши и Литвы). В эти годы Дзержинский, имевший множество обязанностей, больше занимался хозяйственными делами, ведомством госбезопасности руководил Уншлихт.
В политбюро идею поддержали и санкционировали создание межведомственного Бюро по дезинформации (Дезинформбюро). Задачи Бюро в постановлении записали так:
«Составление, техническое изготовление целого ряда ложных сведений, документов, дающих неправильные представления противникам о внутреннем положении России, об организации и состоянии Красной армии, о политической работе, о руководящих партийных и советских органах, о работе наркома иностранных дел»
Этими материалами предполагалось с помощью агентуры политической и военной разведок вводить окружающий мир в заблуждение относительно реальной ситуации внутри Советского Союза. Бюро должно было с той же целью готовить также статьи и заметки для периодической печати, передавать газетам разного рода фиктивные материалы.
Иностранный отдел ОГПУ и разведывательное управление Красной армии передавали на Запад через свою агентуру дезинформацию о положении в вооруженных силах. Но, как это обычно делается, дезинформация разбавлялась и подлинными сведениями. Передавались за границу и настоящие документы военного ведомства, подписанные реальными военачальниками.
С ноября 1921 по апрель 1927 года чекисты проводили масштабное агентурное дело под названием «Трест». Эта операция известна широкой публике потому, что было решено частично ее рассекретить. Сперва появилась книга писателя Льва Вениаминовича Никулина «Мертвая зыбь», а затем многосерийный фильм «Операция «Трест» кинорежиссера Сергея Николаевича Колосова.
Чекисты создали мифическую подпольную организацию — монархическое объединение Центральной России. От имени этой организации агенты госбезопасности отправились в Европу. Они установили связи с лидерами военной эмиграции, с эстонской и польской разведками, обещая им информацию о состоянии Красной армии. Они утверждали, что в состав подпольной антисоветской организации входит немалое число военных, которые готовят государственный переворот.
Чтобы представить мнимую подпольную организацию авторитетной и могущественной, в разведке приняли решение сообщить, что один из самых ярких советских военачальников Михаил Николаевич Тухачевский привлечен к работе «Треста» и душой полностью на стороне заговорщиков.
В какой-то момент в Москве сообразили, что нельзя компрометировать столь крупного военачальника. Но, вместо того чтобы сообщить, что он отказался от антисоветской деятельности, на Запад ушла информация о том, что внутри подполья возникли склоки. Михаила Николаевича оттеснили другие военные, и он покинул монархическую организацию вместе с частью своих сторонников.
Таким образом, на Западе сохранилось представление о Тухачевском как о вожде военной оппозиции. Вся эта информация возвращалась назад в Москву по разведывательным каналам.
13 мая 1937 года сотрудники особого отдела представили наркому внутренних дел Николаю Ивановичу Ежову справку на маршала Тухачевского. Так и родилось дело, жертвами которого стали виднейшие командиры Красной армии.
Я всегда с изумлением читаю рассказы об агентах влияния, о дьявольских замыслах иностранных разведок, которые будто бы способны на все, могут даже государство развалить. Нет уж, ни одна иностранная разведка не способна нанести такой ущерб стране, как собственные спецслужбы. Трагическая история Тухачевского это подтверждает.