Американский опыт доказал преимущества высокоразвитой рыночной экономики. За все годы войны не было национализировано ни одно предприятие. И профсоюзам никто не запрещал забастовки на предприятиях, выпускавших оружие.
Формирование сухопутных сил и обучение личного состава заняли несколько лет. Что касается Англии, то она располагала мощным флотом и малочисленной сухопутной армией. Поэтому открывали второй фронт там, где могли реально противостоять врагу. Для начала в Северной Африке, чтобы не позволить немцам добраться до ближневосточной нефти.
Американцы высадились в 1943 году на Сицилии. Италия капитулировала. Летом 1944 года решились на высадку в Нормандии. И каждая операция союзников была помощью наступавшей Красной армии. Параллельно союзники вели войну в воздухе, разрушая немецкую военную экономику.
Во время войны Рузвельт внезапно продемонстрировал свой тщательно скрываемый недуг. В Гонолулу в июле 1944 года он посетил военный госпиталь, где лежали тяжелораненые — без рук, без ног. Он приказал провезти себя в коляске по палатам, и раненые увидели, что президент страны — тоже инвалид. С улыбкой он подкатывал к постелям и разговаривал с ранеными. Когда он покинул госпиталь, то не выдержал и разрыдался. Увиденное было выше даже его сил. Но он сделал все, что мог, для своих раненых, показав, что и для искалеченного человека жизнь не кончена.
Ему не суждено было дожить до победы. Он не увидел, как в мае 1945-го капитулирует наголову разгромленная нацистская Германия, а в августе — сожженная его летчиками почти что дотла императорская Япония.
Когда тело умершего Франклина Делано Рузвельта везли по Вашингтону, какой-то человек опустился на колени. Его участливо спросили:
— Вы его знали?
— Нет, — ответил он, — но президент знал меня…
Это было признание заслуг Рузвельта высшего свойства — американцы чувствовали, что президент страны думает и заботится о каждом из них.
Зимним вечером в Ялте
Принято считать, что британский премьер-министр Уинстон Черчилль сам предложил Сталину схему раздела Восточной Европы. И произошло это в октябре 1944 года, когда Черчилль прилетел в Москву.
На переговорах в Кремле премьер-министру показалось, что «дядя Джо проявляет большую, чем когда-либо раньше, сговорчивость». Он передал Сталину листок бумаги, на котором обозначил в процентах соотношение влияния Советского Союза и Англии в различных странах Европы. В Греции — 90 % к 10 % в пользу Англии. В Югославии пополам. В Венгрии пополам. В Болгарии — 75 % к 25 % в пользу СССР.
Сталин согласился с Черчиллем о разделе сфер влияния. Правда, на следующий день нарком иностранных дел Молотов пытался поторговаться со своим британским коллегой Энтони Иденом, пересмотреть проценты в свою пользу. Но американцы отнеслись к этой сделке крайне неодобрительно, поэтому соглашение в любом случае не состоялось.
Одни называют этот шаг британского премьера бесстыдной привычкой великих держав решать судьбы народов. И Черчиллю этого не простили. Другие считают умным ходом в попытке сохранить за Западом какие-то позиции в Центральной и Восточной Европе. Западные политики понимали, что у них мало шансов повлиять на судьбу Восточной Европы. Перед отлетом в Ялту Черчилль сказал своему секретарю:
— Все Балканы, кроме Греции, будут большеви-зированы, я ничего не в состоянии предпринять, чтобы это предотвратить. И для Польши я тоже ничего не в силах сделать.
В феврале 1945 года премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль и президент США Франклин Рузвельт прилетели в Крым, чтобы встретиться со Сталиным. В Ялте царила атмосфера согласия. Первый заместитель начальника Генерального штаба Красной армии генерал Алексей Иннокентьевич Антонов попросил союзников нанести авиаудары, чтобы помешать немцам перебросить подкрепления на восточный фронт. Он выделил три транспортных центра — Берлин, Лейпциг и Дрезден. Союзники откликнулись. В ночь на 13 февраля на Дрезден обрушились бомбы. Когда утром 15 февраля ковровые бомбардировки Дрездена закончились, число погибших достигло сорока тысяч.
Сталин, Рузвельт и Черчилль определили дату, когда СССР вступит в войну с Японией. Приняли схему зон оккупации Германии. Обсудили вопрос о репарациях. Договорились о восстановлении Франции в роли великой державы. О создании ООН. Подписали соглашение о выдаче Москве всех попавших в англо-американскую зону советских граждан, особенно взятых в плен в немецкой военной форме. Власовцев, капитулировавших перед американской армией, отправили в Советский Союз. Верхушку во главе с генералом Власовым повесили.
В Ялте Сталин, Черчилль и Рузвельт установили рубеж, на котором должны были остановиться, с одной стороны, наступающие советские войска, а с другой — войска союзников. После войны эта демаркационная линия превратилась в линию раздела Европы. Можно ли было это предвидеть?
Сталин, во-первых, хотел, чтобы мир признал новые советские границы, то есть включение в состав СССР Прибалтийских республик, Западной Украины и Белоруссии, присоединенных в результате раздела Польши, а также Бессарабии и Буковины, которые до 1940 года принадлежали Румынии. Во-вторых, Сталин намеревался создать вокруг Советского Союза пояс дружественных государств.
Западные лидеры признали особую роль Советского Союза на востоке континента. Рузвельт писал Сталину: «Соединенные Штаты никогда не поддержат каким-либо образом любое временное правительство в Польше, которое было бы враждебно Вашим интересам».
В эти первые месяцы 1945 года Рузвельт уже медленно умирал от церебральной ишемии. Больное сердце не могло в должной степени снабжать кислородом мозг. Считается, что на Ялтинской конференции Рузвельт чувствовал себя настолько плохо, что не понимал Сталина. Точнее было бы сказать, что американский президент в принципе не мог понять советского вождя.
— Американцы, — говорил наркому Молотову американский посол Аверелл Гарриман, — прекрасно сознают, что в небольших странах Восточной Европы Советский Союз имеет специальные интересы и должен иметь специальное положение. Все дело в том, чтобы облечь это в какую-то такую форму, которая была бы понятна общественному мнению США, чтобы оно не считало, что Болгария и Румыния «подавлены» Советским Союзом, что выборы в этих странах не свободны, а правительство является «русской креатурой».
«В этом месте я прервал Гарримана, — отметил Молотов в записи беседы, — и между нами произошла довольно длительная дискуссия по вопросу о том, что такое демократия вообще и демократия в Болгарии и Румынии в частности…»
В Ялте ни американцы, ни англичане не согласились на то, чтобы освобождаемые Красной армией страны перестраивались на советский манер. Большая тройка приняла декларацию о демократизации государств Европы. Рузвельт исходил из того, что в Восточной Европе состоятся свободные выборы. Черчилль лучше разбирался в том, что происходит в Советском Союзе. Он уже усвоил принципы сталинской дипломатии: то, что стало нашим, должно оставаться нашим, остального можно добиться путем переговоров.
В Москве, Вашингтоне и Лондоне по-разному понимали, что такое «особые интересы», и сильно заблуждались относительно намерений друг друга.
Сталин считал, что договорились так: он не строит авианосцы и не вторгается в сферы, которые Америка и Англия закрепили за собой, но и Западу незачем влезать в то, что он делает в Восточной Европе. Когда будущий президент Франции генерал Шарль де Голль побывал в Москве, то из беседы со Сталиным он понял, «что Советы полны решимости обращаться с любыми государствами и территориями, оккупированными их войсками, по собственному желанию и усмотрению».
После конференции в Ялте Сталин пришел к выводу, что его западные партнеры — слабовольные лицемеры, на которых можно давить и добиваться своего. Участники Ялтинской конференции и не понимали, в какой степени они обманывали друг друга и самих себя. Не прошло и полутора месяцев после Ялты, как Черчилль и Рузвельт заговорили о том, что соглашения, достигнутые в Ялте, потерпели неудачу.
Впрочем, если бы Ялтинская конференция не состоялась, Европа все равно была бы поделена. Сталин считал, что все территории, на которые вступила Красная армия, должны войти в советскую сферу влияния. Объяснял партийным товарищам:
— В этой войне не так, как в прошлой. Кто занимает территорию, насаждает там, куда приходит его армия, свою социальную систему. Иначе и быть не может.
Часть третьяБольшая холодная война
Приемы для зарубежных гостей, которые устраивались советским правительством и Наркоматом иностранных дел в голодные военные годы, производили впечатление своей щедростью и роскошью. 7 ноября 1943 года НКИД устроил в особняке на Спиридоновке пышный прием — члены правительства, советские дипломаты в только что введенных мундирах, генералы, увешанные орденами, писатели, актеры, журналисты. Американский журналист восторженно сказал Илье Григорьевичу Эренбургу:
— Впервые за восемь лет я чувствую себя в Москве хорошо. Вот что значит союз!
Казалось, вражда осталась в прошлом.
Однако же реальное отношение к англичанам и американцам в Кремле осталось прежним. В 1944 году в Москву приехал один из руководителей Югославской компартии Милован Джилас. Его принимали Сталин и Молотов.
Сталин по-свойски сказал Джиласу:
— Может быть, вы думаете, что мы забыли, кто такие англичане и кто есть Черчилль? У англичан нет большей радости, чем нагадить союзникам. А Черчилль, он такой, что, если не побережешься, он у тебя копейку из кармана утянет. Ей-богу, копейку из кармана! Рузвельт не такой — он засовывает руку только за кусками покрупнее. А Черчилль — и за копейкой.
Железный занавес, отделивший Советскую Россию от остального мира, никуда не делся. Ненадолго умерили открытую враждебность по отношению к иностранцам, представителям стран антигитлеровской коалиции.
Встреча с иностранцами даже по служебным надобностям считалась опасной и ненужной. Свободный доступ к иностранной печати не допуск