Путин, прости их! — страница 24 из 34

Когда-то, молодой Вендола, будучи членом КПИ, сыграл роль личности, которая нанесла свой удар в спину уходящему миру, чтобы освободить место для рождения нового общества.

История 17. «Меч – штука серьезная. А машины – не более, чем игрушка…»

Около десяти тысяч человек собралось в самой высокой точке Москвы, на Ленинских горах, чтоб полюбоваться гоночными машинами и увидеть их пилотов. Болиды мелькают у подножия сталинского небоскреба с гигантским шпилем, самого престижного учебного заведения бывшего Советского Союза, Московского Государственного Университета, сокращенно МГУ. В аллеях вокруг здания, на каждом шагу, статуи известных русских ученых.

Зрители в основном подростки лет двадцати, но есть и молодые отцы, с детьми, которых они держат за руки. Зрители размахивают российскими флагами и флагами со значком «Феррари», на головах у многих красно-белые бейсболки нефтяной компании «Лукойл», спонсора гонок «Формулы-3» в России.

Автомобильный спорт здесь зародился в 1994 году. Во времена Советского Союза автомобильные гонки считались буржуазным развлечением и были запрещены, так как якобы способствовали антисоциальным настроениям и развивали у молодежи… эгоизм и дух превосходства.

Для русских второй Шумахер – это Фабио Бабини, итальянский гонщик двадцати восьми лет, родом из Фаэнца, и в воскресенье 6 сентября у него свадьба. Но сегодня героем будет Александр Ексердьян, сорока восьми лет, женат, трое детей. Он конструктор гоночных машин. И его два белых болида под тентом с надписью «Астрада» (созданная им команда) еще четыре года назад существовали только в мечтах инженера, которого многие считали сумасшедшим, в то время как он сам годами грезил об участии настоящего Шумахера и Вильнёва в гонках на автодроме, который мог бы быть в краткие сроки построен в нескольких километрах от Москвы.

…Но три дня назад компетентная газета «Новые Известия» опубликовала сообщение о перемещении военных трупп на окраине столицы и подходе танковой колонны к окружному соединению войск. На завтра в Думе запланировано заседание по вопросу о новом правительстве, в котором значительный вес будут иметь коммунисты. «Все эти дни я, продолжая закручивать гайки и регулировать клапаны, не отрывал уха от радио в ожидании свежих новостей», – признается инженер, обреченный реализовывать свои проекты в московской «дыре» площадью триста квадратных метров. На его голове бейсболка «Феррари», на шее хронометр, фиксирующий скорость заездов. «Представляешь, как эта грязная политика рушит мои мечты? И это именно сейчас, когда прибыла моя кавалерия», – обращается он ко мне, с гордостью указывая на двигатель Fiat Abarth, который, разогреваясь, весело урчит за его спиной. «Убирайтесь отсюда немедленно, вот что нам скажут коммунисты, если придут к власти», – с нахлынувшим раздражением продолжает конструктор, ласково при этом поглаживая капот машины, как бы успокаивая испуганное живое существо.

Его бабушка, доцент, специалист по английской литературе, была переводчиком во время Ялтинской встречи глав государств, победителей во Второй мировой войне. Дед, вместе с другими безвинно осужденными, попал в сталинский ГУЛАГ, а после освобождения стал изгоем в советском обществе. Мать, доцент, тоже занималась английской литературой, а любовь к машинам привил ему отец, инженер-конструктор. «Это увлечение появилось у меня с детства: мама сажала меня на горшок, а я представлял себе, что это сидение автомобиля, брал в руку веник – «рычаг передач» – и начинал повторять движения отца, когда тот управлял машиной. Потом, в юношеском возрасте, из старых автомобильных запчастей я собственноручно собрал небольшой карт, а позднее мои мечты о Формуле осуществились». – «Вы действительно думаете, что коммунисты могут вернуться к власти?» – «Силы разделились поровну: пятьдесят на пятьдесят. Достаточно почти ничего, чтобы они выиграли». – «И тогда прощай демократия, стоп реформам, никаких автомобильных гонок».

Конструктор на секунду отходит, чтобы убедиться, правильно ли функционирует какая-то деталь, от которой для него, возможно, зависела судьба Вселенной, и тут же возвращается.

«Опасность таится не в тех, кто открыто представляют интересы коммунистов в Думе, а в других, кто, называя себя демократами, на самом деле оказываются из того же самого лагеря. Вы думаете, почему за семь лет они не сумели провести земельную реформу?» – «По сей день земля находится в руках государства, а тем, кто действительно хочет ее обрабатывать, не удается заполучить ее в частную собственность. Людей хотят продолжать держать под игом сталинизма». – «Если коммунисты снова окажутся в седле, придет конец моей работе, а значит, и мне самому».

Он снова выбегает из фургончика, затем возвращается с листком бумаги в руке и представляет сопровождающего его Фабио Бабини.

«Видите, – он размахивает в воздухе бумажкой с расчетами, – нас, из «Астрада», отделяют от Даллара только пять десятых, и мы продолжаем развивать успех». – «Извините, а кто такой этот Даллара?» Неосведомленность журналиста ставит его в тупик. За него отвечает Бабини:

– Даллара из Пармы, это один из самых известных в мире конструкторов машин «Формулы-3».

Ексердьян взглядом благодарит пилота и продолжает: «Видите все это?» Он жестом руки охватывает болиды, толпу зрителей под палящим солнцем и даже здание университета, – панораму, которая на миг как бы становится его собственностью. «Это воплощение моей мечты, это моя жизнь, жизнь моего отца, деда, моего рода». Его слова прерывает появление мужчины с ребенком, желающего попросить автограф. У малыша – игрушечный пластмассовый меч, который в какой-то момент выпадает из его рук. Мальчик поднимает его с земли, и вытягивая руку, поясняет: «Это меч». Ексердьян гладит его по голове. «Чтобы не упал, держи его всегда крепко в руке. Меч – штука серьезная. А машины – это не более, чем игрушка…»

История 18. Инцидент на виа Национале, или Советские служащие за границей

Однажды июньским утром 1991 года, за месяц до путча в Москве, направленного на низложение реформатора Горбачева, в Риме, на пьяцца ди Спанья[35] раскаленное солнце, расстреливая своими лучами площадь, казалось, хотело подготовить людей к адовым мукам. Небольшая кучка туристов из Москвы, приехавших, по обычаю, под присмотром сотрудников КГБ, едва передвигая ногами и хватая ртами воздух, тащилась в направлении единственного источника прохлады, знаменитого фонтана Баркачча, у подножия лестницы Тринита дей Монти[36].

На виа Национале разразился небольшой скандал, который тут же затух благодаря усердию сотрудников КГБ, не знающего ни сна, ни покоя, – факт, в те времена хорошо известный любому туристу из Восточной Европы. «В Москве разберемся», – угрожающе добавил один из «сопровождающих».

От группы туристов отделился один тип, получивший прозвище Колхозник за свои коричневые сандали поверх серых носков, белую панаму и фотоаппарат «Зенит» на шее. Он хотел запечатлеть на пленку красочный двор посольства Испании, расположенного на пьацца ди Спанья, напротив римского представительства «Американ Экспресс». Мужчине на вид было лет пятьдесят, и он был одет так, как одевались в Европе в 50-х годах жители глухих сел.

Другие туристы в составе группы, главным образом девушки, его стеснялись и старались держаться в сторонке. Мужчина не обращал на это никакого внимания, продолжая орудовать своим «Зенитом», фотоаппаратом, который в 1970-м был популярен у итальянских студентов благодаря его стоимости в двадцать тысяч лир (что-то около десяти евро на сегодня). В Риме его можно было купить в окрестностях Порта Портезе[37] у советских евреев, временно проживающих в Италии в ожидании визы в Израиль или Соединенные Штаты.

Несмотря на свои сандали и панаму, Колхозник отнюдь не был волжским крестьянином или обитателем уссурийских краев. Более того, он был влиятельным лицом. Он занимал должность директора Сберегательного банка Минска, самой значительной финансовой структуры Белоруссии, поскольку до 1992 года это был единственный банк в республике.

Вся группа состояла из банковских служащих, там были и директора, и люди, занимающие другие должности в Сбербанке – во времена СССР единственного учреждения для накопления денежных средств граждан. Другими словами, группа представляла собой делегацию на высоком уровне представителей банков советских республик.

Они приехали в Италию с семьями, чтоб увидеть собственными глазами капитализм. Для некоторых то была первая поездка за границу. Они уехали из Москвы именно в тот момент, когда Михаил Горбачев собирал чемоданы для отбытия в отпуск на Черное море, в Форос. Этот отпуск оказался фатальным как для будущего Советского Союза, так и для судьбы его лидера. Спустя месяц семья Горбачевых в Форосе окажется блокированной спецподразделениями КГБ, прибывшими по приказу путчистов, а в центр Москвы въедут танки. Горбачев со своей семьей оставался в заложниках вплоть до своего освобождения усилиями Бориса Ельцина, ставшего затем президентом России, – независимого государства, в недавнем прошлом – одном из пятнадцати республик СССР. Через несколько месяцев Ельцин разрушит СССР и отправит на пенсию Горбачева. Позднее историки объяснят истинную причину смещения «отца перестройки» (прозвище, которое Горбачев получил на Западе); она заключалась в введении им реформ, обусловивших закат коммунизма. От себя добавим, что при власти Горбачева допускалось, чтоб руководящие работники банковской сферы отправлялись за границу без мелочи в кармане (в чем мы скоро убедимся). Этот частный пример, на мой взгляд, тоже является одной из составляющих сути его политической отставки.

Инцидент на виа Национале начался с того, что руководитель банка из Молдавии решил купить жене платье за пятнадцать тысяч лир, соответственно, восемь евро. «А что, если в Милане нам