Тем вечером он решил отказаться от поездки на дачу. Позвонил бывший преподаватель русского языка и предложил встретиться. Это обещало приятное времяпровождение: они поболтают, и товарищ, как всегда, будет тактично поправлять его ошибки в языке, на котором говорил великий поэт Пушкин, и который так тяжело давался иностранцу. По правде сказать, ему и не очень-то хотелось совершенствовать свой русский, другими словами, он попросту сдался. В самом деле, думал он, язык Пушкина невозможно выучить до совершенства в тридцать лет, нужно начинать с детства; а сейчас потеть над склонениями и спряжениями совершенно немыслимых глаголов занятие бесполезное и неблагодарное. Взять, к примеру, глагол «идти». В русском языке можно найти по меньшей мере четыре аналогичных глагола, отражающих тот же смысл. Он неизменно впадал в растерянность, когда в энный раз слышал в обращении эту проклятую частицу «же», используемую при глаголе для усиления. Ни в одном из известных ему языков такого нет. Это может подтвердить любой иностранец, даже полиглот.
Однажды в разговоре между четырехлетним малышем и его няней он услышал из его уст: «сейчас же», что на итальянском означает «незамедлительно». Иностранец был обескуражен. Он даже почувствовал себя униженным.
Ровно в шесть преподаватель позвонил в дверь. В промежуточный, между июнем и июлем, период в Москве наблюдается феномен «белых ночей»: даже после полуночи небо до конца не темнеет и остается бледно-серого оттенка. Иностранец открыл дверь, и только тогда, когда убедился, что гость перешел порог, они троекратно, по-русски, расцеловались. Все дело в русской примете: нельзя приветствовать гостя рукопожатием или поцелуем на входе или при прощании «через порог», это может обернуться несчастьем. Примерно означает то же самое, как у итальянцев пресловутая черная кошка, перебежавшая дорогу. Иностранец поставил на стол бутылку водки, недавно появившейся марки. В новой России можно встретить редчайшие, порой давно забытые сорта этого напитка. Бутылку довольно быстро опустошили под закуску из соленых огурчиков, купленных в недавно открывшемся супермаркете на Кутузовском проспекте. Поговорили о водке, о царском времени, обсудили новый фильм о дореволюционной России. Уже здорово подвыпивши, стали вспоминать прошлое. Преподаватель, владевший английским, французским и польским, долгие годы работал за границей. Местом его первого назначения оказалась Женева, город, где расположена штаб-квартира Организации Объединенных Наций. Преподаватель с ностальгией вспоминал и парк, и низенькие живописные домики перед зданием ООН, и аудиторию с учениками в ожидании русского преподавателя. Пока он словесно, в бесконечных воспоминаниях добирался из Швейцарии в Лондон, пункт его второго назначения, собеседники незаметно для себя прикончили вторую бутылку водки. Из Джакарты, очередного местопребывания преподавателя, он был переведен в Манилу. На Филиппинах он задержался на месяц, наблюдая за падением диктатора Маркоса. Странное совпадение, – заметил преподаватель, который именно в тот период преподавал русский язык в столичном университете Филиппин. За час до отставки Маркоса советский посол заявлял о своей приверженности режиму. Его Превосходительство так ничего и не понял из того, что происходило в Маниле в дни переворота, – заметил рассказчик, который в те моменты, трагические как для Архипелага, так и для Азии в целом, постоянно находился рядом с главой советской миссии.
Когда дошли до третьей бутылки, иностранец, с опозданием в несколько лет, сообразил, что преподаватель русского языка был на самом деле агентом КГБ, последние годы находившийся на пенсии. Именно поэтому он позволил себе вольность распить три бутылки водки со своим любимым учеником, коммунистом в молодости. Под конец, обнявшись и с трудом стоя на ногах, они пьяным дуэтом спели «Интернационал».
История 24. Авантюристка и артистка, страстная итальянка Тина Модотти
Авантюристка, дама сердца великих людей современности, артистка, оставившая след в истории искусства как одна из выдающихся личностей этого столетия. Работы Тины Модотти[50], в тринадцать лет эмигрировавшей со своей семьей из родного Удине в Калифорнию, первый раз выставляются в Москве, городе, который она покинула в 1934-м, отправившись в Испанию сражаться с франкистами. Мировое значение московской выставки заключается в том, что русские впервые представляют на всеобщее обозрение секретнейшие документы относительно ее конспиративной деятельности в Европе, США и Латинской Америке. Парадоксален тот факт, что хотя русские и обнародуют ценные материалы, касающиеся жизни Тины Модотти, но при этом не печатают каталогов; после выставки неопубликованные документы вернутся в архивы.
Выставленные фотографии были предоставлены музеями США, Латинской Америки и итальянскими наследниками Тины. На выставке экспонируются произведения, совершившие «перелом» в развитии фотографии. Среди этих работ: серп, пулеметная лента и гитара, «мясистые» цветы в гигантском увеличении специальным объективом, клавиатура пишущей машинки Мелло, мексиканского революционера и любовника Тины, а также характерные типы жителей Мексики. «Дочь итальянских пролетариев, я доучилась до пятого класса начальной школы», – написано в ее автобиографии, запрошенной Лубянкой. Простая рабочая, позднее молодая голливудская актриса, она оставила Калифорнию, чтобы переселиться в Мексику с Эдвардом Вестоном[51], одним из первопроходцев современной фотографии, который в Лос-Анжелесе стал ее любовником. Их связь продлилась три года; она позировала ему и мексиканским мастерам, таким, как Ривера и Сиквейрос, потом сама стала снимать и предлагать свои фотографии в популярные журналы. Многие из этих работ и были выставлены в московском Манеже.
Девушка становится коммунисткой. В 1929 году влюбляется в молодого метиса Антонио Мелло, революционного лидера, наделенного женственной красотой; впоследствии он погиб на глазах у Тины. Подозреваемая в неудачном покушении на мексиканского президента, она в 1930-м вынуждена бежать в Москву. Работает при «Красной помощи» вместе с Франческо Мизиано, родом из Калабрии, который в 1921 году объединился с Бордига и Грамши в рядах только что зародившейся коммунистической партии Италии. Тина и Мизиано организуют движение Рабочей солидарности; она выполняет миссии за границей, затем выходит замуж за Витторио Видали, с которым отправляется на войну в Испанию. В 1939-м возвращается в Мексику. Снова в окружении Тины гремят выстрелы и готовятся покушения, в 1940-м ее партийные товарищи, среди которых, вероятно, и Видали, осуществляют успешную ликвидацию Льва Троцкого, легендарного основателя и командира Красной Армии, который из-за конфликта со Сталиным был вынужден укрыться в Мексике.
Через два года после этих событий мятежная и страстная итальянка умирает от инфаркта[52].
Надпись на ее на ее надгробии принадлежит ее другу, молодому чилийскому поэту Пабло Неруде.
История 25. Как Итальянская компартия пренебегла «выпрошенными финансами» от КПСС
Мы в Кремле. Незадолго до дерзкой прогулки Ники Вендола по Ленинскому проспекту. То, что я сейчас доверю бумаге, лучше поместить в скобки и произносить шепотом: не случайно каждый год некоторые русские отправляются в Бари почтить память Святого Николая (San Nicola). Это не просто совпадение: Ники Вендола сам родом из Бари.
Наконец, тоже не случайно то, что одним из важнейших событий в отношениях между Италией и Россией явилась встреча на высшем уровне, состовшаяся в Бари несколько лет назад между премьер-министрами: со стороны Италии – Романом Проди, от России – Владимиром Путиным.
Но сейчас, как было сказано, мы в Кремле. Партийный работник в темно-сером строгом костюме и красном галстуке приглашает Черветти в огромную, со строгой обстановкой, приемную. По длине стен с деревянной обшивкой расположены двери; их не меньше десяти, но все они декоративные. Как по волшебству, черный прямоугольник двери открывается, и чиновник впускает внутрь комнаты итальянского товарища. Это Джанни Черветти из секретариата КПИ, в 1989 году министр обороны в теневом правительстве итальянских коммунистов, в целом серьезный, достойный доверия политик.
Черветти в своей книге «Золото Москвы» рассказывает, как в 1977 году в Москве участвовал в обсуждении на самом высоком уровне вопроса о финансировании Коммунистической партии Италии. В частности, он пишет: «Товарищ Пономарев из Департамента международных отношений достал листок бумаги, остро оточенным карандашом написал на нем что-то и показал мне. На листке была указана цифра в пять миллионов. Подразумевалось долларов. Пономарев коротко, на словах, добавил, что сумма была предназначена на текущий год, который только что начался, и что речь шла о значительном вкладе КПСС в дело интернациональной солидарности». Было бы интересно узнать – где на самом деле изобрели этот мафиозный способ коммуникации при помощи «пиццини», месседжей на клочке бумаги, – в Палермо или в Москве?
Историки утверждают: чтобы классифицировать все документы прежнего Советского Союза, потребуется не менее 50 лет.
Теперь переместимся в плодородную Парму, недалеко от Пьяченцы, родных краев Берсани. В 1975 году, во время собрания национального секретариата, Энрико Берлингуэр заявил: «Нужно признать, что мы отличаемся от других не потому, что пребегли выпрошенными финансами (он их называет «выплаканными»!), а оттого что, – продолжает Генеральный секретарь, – наблюдалось полное отсутствие заинтересованности в этом наших товарищей». Это надо понимать так, что товарищи из специальной администрации КПИ не положили себе в карман ни одной лиры. На эту необыкновенную руководящую группу (хорошо вижу в одной спайке Берлингуэра и Бреганти) обрушиваются удары Акилле Оккетто, которые в «Поворотный момент» в Болонье разбивают в прах неповторимый механизм КПИ. Никто не ставит под сомнение, что Оккетто, Д’Алема и Фассино сделали то, что надлежало сделать. С другой стороны, Фассино должен был бы объяснить, какое отношение имеет Коммунистическая партия Италии к ГУЛАГу, вторжению в Афганистан и шпионской деятельности ее членов и руководителей.