Владимир Жириновский кивнул, представив, что и изложенные только что будут теперь реализованы в ближайшее время.
— Но у меня к вам просьба, — Владимир Путин даже понизил голос. — У вас устойчивый электорат сложился за два десятилетия. Нет необходимости обращаться к отдельной части вашего электората, чтобы укрепить среди них свои позиции в ущерб фундаментальным интересам нашей страны.
Нет никаких сомнений, что Владимир Путин говорил именно по поводу последних дебатов господина Жириновского насчет отношения к Кавказу.
Вот это президент ему и хотел сказать с самого начала.
Владимир Жириновский светло улыбнулся. Он что-то понял. Наверное, не все.
Но интонация Владимира Путина ему понравилась (и это было главное).
А зря.
Владимир Путин говорил с Геннадием Зюгановым почти два часа. Конечно, интересно было узнать, поднимал ли господин Зюганов вопрос об отставке правительства.
Коммунисты, как известно, собрали больше 150 тыс. голосов за отставку, а кроме того, во фракции в Госдуме у них 92 депутата, а для того, чтобы инициировать рассмотрение такого деликатного вопроса в парламенте, нужно 90.
Впрочем, коммунисты этот актив пока держат при себе: они понимают, что у Госдумы достаточно мужества и сил, чтобы не проголосовать за недоверие правительству (за отставку нужно набрать 226 голосов, а даже если вместе с коммунистами проголосуют ЛДПР и «Справедливая Россия», наберется не больше 212).
И тогда их актив автоматически станет пассивом.
Кроме того, надеяться на то, что господин Путин оставит такой проступок коммунистов безнаказанным, не приходится: можно ведь и Ленина, например, наконец предать земле…
Я спросил, обсуждал ли он эту тему с президентом в его рабочем кабинете в этот день.
— Мы все обсуждали, — как-то нехотя ответил Геннадий Зюганов.
На вопрос, согласился ли Владимир Путин с подходом КПРФ к этой проблеме, Геннадий Зюганов вздохнул:
— Ну, я не мог так вопрос ставить.
Министерия-буффБюрократическое
Как-то Владимира Путина (еще в бытность его премьером) ждали на совещании по социально-экономическому развитию Северного Кавказа. Последним на совещание почти вбежал министр науки и образования Андрей Фурсенко и сгоряча устроился на месте премьера.
— Ты уверен? — негромко спросил его министр транспорта Игорь Левитин и разъяснил суть своего вопроса.
Андрей Фурсенко встал со стула. Если он в чем-то и был уверен, то нет, не до конца.
В Казани, на совещании, посвященном катастрофе теплохода «Булгария», премьер, казалось, с огромным трудом сдерживается, чтобы не сорваться, говорил про то, что все уже, кажется, привыкли в стране к катастрофам и трагедиям… «и это плохо, что привыкли… но то, что произошло с «Булгарией», потрясло, без преувеличения, всю страну».
Премьер говорил, сидя за прямоугольным столом, в пустом проеме которого, по советской чиновничьей традиции, было несколько букетов цветов. Здесь и сейчас они казались венками.
— Столько людей погибло, столько детей… — повторял премьер. — И это дань, которую приходится платить за безалаберность, за алчность, за нарушение элементарных правил безопасности!
Он старался держать себя в руках, но получалось плохо:
— Как судно работало без лицензии? Как на него вообще билеты продавали в порту?! Как его выпустили из порта?! Кто разрешил?! Где был Ространснадзор?..
В конце совещания он сдерживаться перестал:
— 400–600 тысяч рублей они получали за один такой рейс… Судно вышло в таком состоянии! Это же кошмар! Что же за бардак у нас творится?!!
Он искренне не понимал этого.
Господин Путин, видя, как волнуется новый генеральный директор Агентства стратегических инициатив господин Никитин, начал задавать ему наводящие вопросы в исключительно благожелательном тоне. Он хотел, чтобы Андрей Никитин расслабился. Так Владимир Путин не разговаривает со своими министрами. Так разговаривают со своими детьми, которым дарят дорогие игрушки. В данном случае Агентство стратегических инициатив.
Один из дорожных строителей упрекнул общественность в том, что она считает, будто дороги в России стоят слишком дорого и что цена эта завышена.
И он рассказал о том, насколько несправедлив порою этот упрек. Дело в том, что, например, когда собственники земли узнают о том, что по этим землям пройдет дорога, то земли сразу в несколько раз дорожают и их уже и не выкупишь.
— А как с нас все время пытаются получить компенсацию за упущенную выгоду, за снос зеленых насаждений… — вздохнул он. — И тарифы на железные дороги растут как минимум на 5–6 % в год… Да нам выгодней большегрузными автомобилями пользоваться…
Он, наверное, просто забыл, что в зале находится президент РЖД, громко заметивший про себя:
— А вы ведь на свою работу никогда не будете поднимать тарифы?
— Конечно, рост тарифов никого не радует… — заметил Владимир Путин.
Прозвучало как «мальчики, не ссорьтесь!».
Владимир Путин поблагодарил министров за совместную работу, причем постарался сделать это предельно неформально. Каждый из членов правительства, по его словам, «в полной мере взял на себя ответственность, и профессиональную, и политическую, за состояние дел в отраслях…».
— У меня иногда складывалось впечатление, что я попал на курсы повышения квалификации, — признался премьер.
Уже через час не осталось ни одного электронного СМИ, которое не процитировало бы эту фразу, и смысл был только один: для Владимира Путина последние четыре года были исключительно курсами повышения квалификации, а значит, подготовкой к чему-то очередному большему.
На самом деле то, что сказал премьер, означало скорее еще один реверанс в сторону коллег по правительству: господин Путин благодарил их за «терпение, за очень тактичное отношение к нашей совместной работе», то есть намекал на то, что это не он их учил, а они его. Он мог позволить себе это.
Сидевший рядом со мной известный российский чиновник, который пять минут назад говорил с кем-то по телефону о том, что надо бы на форуме познакомиться с министром финансов Антоном Силуановым (он его, правда, считал «Силуяновым») и «попить с ним пивка завтра вечером», увидев Владимира Путина, вдруг умело и громко засвистел. Его соседка, правда, сразу показала ему кулак, и он сник.
Вход Владимира Путина — уже в ранге (снова) президента — на заседание своей комиссии по стратегическому развитию топливно-энергетического комплекса страны напоминал его инаугурацию — только в качестве руководителя комиссии по ТЭК.
Но пока этого не произошло, Игорь Сечин, место которого было слева от президента, сердечно поздоровался с помощником президента Эльвирой Набиуллиной, потом с сидящим справа от кресла Владимира Путина первым вице-премьером Игорем Шуваловым. Следующее место занимал Аркадий Дворкович, к которому Игорь Сечин не только подошел поздороваться, но и приложил — в знак глубочайшего уважения — руку к сердцу (своему).
Впрочем, Аркадий Дворкович этого уже не заметил, потому что, пожав руку, быстро отвернулся и сел на свое место.
Ножку его стула при этом никто, конечно, не подвигал: все было сделано гораздо изящней. Игорь Сечин просто положил перед президентским креслом кипу папок, которые именно он подготовил к заседанию.
В это время советник президента Антон Устинов раздавал участникам совещания — из рук в руки, лично — проект протокола решения комиссии. Это означало, что в тексте содержатся сведения, которые не подлежали предварительному ни ознакомлению, ни тем более осмыслению членами комиссии.
Владимир Путин, сев между Игорем Сечиным и Игорем Шуваловым, сам, похоже, немного смутился от своего выхода:
— У нас все так торжественно обставлено… но, собственно говоря, и вопросы… наверное, того стоят.
Да весь Александровский зал с его гвардейцами не стоил и десятой (или, вернее, сотой) доли любой из компаний, о которых вчера шла речь в этом зале.
И в первых же строках своей речи президент добавил:
— Я сразу же хочу оговориться, уважаемые коллеги: комиссия ни в коем случае не должна и не будет подменять собой оперативную работу правительства. У правительства есть свои прерогативы, предусмотренные законом, и, безусловно, это должно соблюдаться и будет соблюдаться.
Когда об этом говорят в самом начале с такой обстоятельностью, невольно, конечно, возникает мысль, что президент и сам слишком часто думает о том, не будет ли одна комиссия подменять собой другую (и не для этого ли она и создана).
— Господин Сечин хотел бы задать вопрос, — произнес Андрей Костин.
— Давно не виделись, Игорь Иванович, пожалуйста! — откликнулся Владимир Путин.
Владимир Путин представлял коллеге членов российской делегации на переговорах, господин Гаоли оставался вежлив и безучастен. Но тут очередь дошла до президента «Роснефти» Игоря Сечина — и Чжан Гаоли просиял:
— О, это же наш очень хороший друг!!
О, как хорошо я знаю сияние таких глаз! Точно так же сияли глаза венесуэльского президента Уго Чавеса, когда тот начинал откуда-нибудь издалека видеть господина Сечина. И точно такие же глаза демонстрировал президент американской «Эксон Мобил» Стивен Гринли. И сколько их еще!
Так вот, Чжан Гаоли просиял.
— Конечно, — прокомментировал господин Путин, — он же на китайца похож.
Китаец посмотрел на Игоря Сечина.
Тот улыбнулся и приложил палец к глазу, растянув кожу у виска, отчего глаз превратился в щелку. Таким образом Игорь Сечин проиллюстрировал мысль президента.
Но Владимир Путин почувствовал, похоже, что сказал лишнее, и добавил:
— Он, по-моему, в Китае проводит больше времени, чем в России.