Путин, в которого мы верили — страница 14 из 59

«Тринадцать банкиров», которых он, как двенадцать негритят, водил купаться в море, куда-то делись. Но Примаков, терпевший Доренко, подобно спартанцу, у которого лисенок выгрызал под плащом пупок, как-то обмолвился, что он привык к боли и ему жаль Доренко.

Дружба, связывавшая Березовского с семьей Президента, кончилась отставкой последнего. Усилия, которые Березовский потратил на избрание Путина, завершились раздачей акций ОРТ. Творческая интеллигенция, получившая в управление акции, напоминала дощечки в заборе, мимо которых пробежал спаниель и каждую пометил струйкой. Бенедиктов не мог не взять акции, потому что у него обнаружились руки, растущие прямо из ушей. У многих интеллигентов не оказалось рук, а только четыре ноги, и они брали ртом, прямо с земли. Лацис, у которого не оказалось ни рук, ни рта, подцепил клейкую акцию другим местом.

Директор ОРТ Эрнст, решив устраниться от скандала, просил называть его — Эрнст Неизвестный. На что великий скульптор пригрозил изваять его в виде морковки, торчащей из ноздри Волошина.

На сгоревшей Останкинской башне был личный кабель Березовского, связывающий его с президентами латиноамериканских республик, который не сгорел, потому что был покрыт изоляцией, сделанной из репутации Рыбкина. Когда в кабеле случился разрыв, питерский журналист соединил зубами разомкнутые концы и держал целых шестьсот секунд, позволив Березовскому переговорить с колумбийским другом.

Нам будет не хватать Березовского. В поисках его мы станем обращаться то в Интерпол, то вчитываться в списки жертв холокоста. В одном месте нам скажут, что он, как Маленький Принц, улетел на другую планету, названную именем Евтушенко. Нам даже покажут эту планету, размерами с почечный камень. Не поверим басням Аксенова, верного друга Березовского по подпольной борьбе с режимом. У Березовского иная судьба.

Добрая волшебница Хакамада, как пушкинская Наина, вернула Березовскому его истинные размеры. Оставаясь живым среди нас, он стал просто не виден. Опять превратился в маленького сверчка и был перенесен в деревню Жестылево Дмитровского района, в дом бабушки Палаши, в ее теплый валенок, откуда тихо сверчит. Баба Палаша услышит, достанет Березовского из валенка, выпустит на стол, где тот ползает и ест хлебные крошки. Насытившись, добрый сверчок начнет рассказывать старушке историю своей жизни. Как катался на шестисотом «мерседесе» и входил без пропуска в Кремль. Какие у него были прекрасные женщины из манекенщиц Юдашкина, и он мчался на снегоходе вдоль по Питерской, и при повороте на Тверскую-Ямскую сам Лужков, в батистовом трико и ермолке, принял его за герцога Эдинбургского и послал воздушный поцелуй. Бабуся немного послушает, закручинится и со словами: «Грехи наши тяжкие» смахнет разговорчивого сверчка в темный валенок.

Русских офицеров — в дикторы ОРТ!

19.09.2000

Напрасно демжурналисты набросились на стиль, коим написана «Доктрина информационной безопасности России». Им ли, говорящим, по меткому выражению Полторанина, на «лагерном иврите», оценить блистательную лексику документа, не уступающего по изысканности Набокову. Что может быть прекраснее языка, которым изъясняются русские офицеры, обеспокоенные судьбой Отечества? Пожалуй, лишь текст судебного приговора, пресекающего деятельность предателей Родины. Рекомендуем преподавателям русской словесности включить наиболее поэтичные места «Доктрины» в хрестоматию родной литературы, выдавив оттуда братьев Вайнеров, братьев Стругацких, братьев Тур, братьев Монгольфьер и других «братьев наших меньших», против кого и направлен упомянутый ослепительный текст.

Бывший министр печати и информации Федотов, пытавшийся при Ельцине закрыть газету «День», которую все же без суда и следствия, под грохот грачевских танков, закрыл его «брат» со зловещей фамилией Цабрия, — этот экс-министр, на долгие годы пропавший без вести в Женеве, издевался над «Доктриной», отрицая роль иностранных государств в спонсировании российской прессы, в управлении ими информационными потоками России.

А как же Сорос, агрессивный русофоб, державший на содержании целый гарем демократических газет и журналов? А «Ньюсуик», спаренный с «Итогами»? А радио «Свобода», на льготных условиях отхватившее особняк в лучшем районе Москвы, рассылающее по стране подрывных журналистов-бабицких? А Лев Новоженов, в гайморитной передаче «В гостях у Льва» ставящий под сомнение принадлежность Южных Курил России? А НТВ, пропитанное идеологией НАТО, как уксусная тряпка, поднесенная к устам Христа? А усатый «агент влияния», благословлявший американские «В-1» в дни бомбардировок Белграда? А Масюк, бравшая интервью у агентов турецкой разведки Хаттаба и Басаева? А некрофилы, торгующие снимками русских трупов, вызывающие у солдат такую живую и праведную ненависть, что, увидев телекамеру, те пускают в нее пулю? А мерзавцы, на трагедии Военно-Морского флота изготовляющие «информационный продукт», добивающий остатки военной мощи страны? А «чернуха», навязывающая мысль о беспросветности русской жизни, после чего обязательно последует сюжет о веселой рок-опере на Бродвее? А цветная пена иностранных боевиков и «мыльных опер», как из прорванных очистных сооружений, дни и ночи текущая в русские дома? А дядюшка Познер, воспитывающий нас на примере дядюшки Сэма? А дикторши, у которых случается многократный оргазм при слове «Америка»? А последний инцидент в Ханкале, когда военные помешали провокаторам НТВ вклиниться в мучительный конфликт Кадырова и Гантемирова, суливший пролитие крови?

Телевизионные империи Гусинского и Березовского есть мощное, оснащенное западными прицелами, сконструированное западными оружейниками информационное оружие, с помощью которого олигархи рвутся к политической власти. Эта власть должна продлить выедание у поверженной страны последних остатков живой плоти, после чего огромный белый русский скелет останется лежать от Смоленска до Владивостока, напоминая наивным народам, к чему может привести отсутствие у них «Доктрины информационной безопасности».

Нам нравится, что прогнали Доренко с его голыми проститутками, и пусть его место займет наш добрый товарищ из Ханкалы — полковник Кухаренко. Нам нравится, что дядюшка По, почуяв запах ружейной смазки, добровольно отказался от программы «Мы». Ибо «Мы», народ, умираем от «вас», Познер.

Как только власть создаст свою службу информации, перестанут тонуть подводные лодки и гореть телевизионные вышки. Перестанут умирать дети и осыпаться позолота с кремлевских соборов. Мы увидим другую страну. Не ту, которую показывает нам губастенькая Зайцева, заглядывая в золотые клозеты богачей. И не ту, которую подсовывает нам влажный от профессионального рвения Лобков, демонстрируя, как злой волшебник А. Яковлев выращивает на своей даче анчар и смазывает им стрелы. Мы увидим страну, мучительно выбирающуюся из-под глыб ельцинизма. Услышим ее писателей, философов, правдолюбцев. Увидим родные лица, родные пейзажи. Возликуем и восплачем от звуков любимых стихов и песен. Преодолеем уныние, страшное опустошение душ, раскол, на который нас обрекли враги. А Новодворскую, с ее мазохизмом и неистребимой любовью поправлять бюстгальтер перед телекамерой, мы попросим спеть под клавесин «Доктрину информационной безопасности», которая, положенная на музыку Шнитке, вполне может сгодиться в день закрытия московской редакции радио «Свобода».

От чиновника — к лидеру, от лидера — к вождю!

03.10.2000

Грохот двух катастроф, оглушивших Россию, — потопление «Курска» и пожар телевышки — начинает стихать, и вновь обыватель с облегчением слушает лепет жизни, белиберду передач, бодрые обещания министров. Сквозь эстрадные песенки, рекламный вздор, веселую пошлость затейников не улавливает угрюмые, едва различимые скрежеты новых катастроф и крушений.

К желтым водам Амударьи вышли талибы, неся на плечах гранатометы и «безоткатки», таинственное племя, бессчетно рождающееся в предгорьях Гиндукуша, как библейские народы Гога и Магога. Грозно, задумчиво взирают на оазисы Ферганы, хлебные житницы Казахстана, плодородные долины Кавказа, тучные земли Татарии.

На Балканах добивают Милошевича. Сербы примирились с потерей Косова, с отпадением Черногории. Раздавленные бомбардировками, обманутые Россией, склонили выю перед Олбрайт, морскими пехотинцами 6-го флота. Выбирают себе проамериканского президента, которому Сербская Православная церковь шлет свои поздравления. Дивизии НАТО смыкают фронт от Балтики до Адриатики, смеются над русскими десантниками в Приштине.

В России облетают золотые леса, замерзают пруды, Чубайс отключает электричество в детских домах и ракетных шахтах. Цены на бензин поставили олимпийский рекорд по прыжкам в высоту. Квартплата приближается к цене похорон. Хлеб стоит столько же, сколько стоила при коммунистах осетрина. Лекарства доступны миллионерам, которые пересаживают домашним собачкам органы русских детишек. В глазах кубанского хлебороба, ивановской ткачихи, офицера подводного флота все чаще вспыхивает фиолетовым огоньком ненависть. Слышит ли Путин, как в глубине под кремлевскую стену прорубают потаенную штольню, закатывают бочки с порохом, кладут пороховой шнур, ставят горящую свечу? Откликается ли русская власть на грозные, идущие из преисподней сигналы?

Она посылает Ястржембского к талибам упрашивать их прекратить наступление на Среднюю Азию, готова порвать с Ахмад Шахом Масудом, и при этом объявляет о сокращении армии до размеров комендантского взвода. Она посылает Игоря Иванова, отмеченного жарким поцелуем Олбрайт, к Милошевичу с целью уговорить последнего добровольно явиться в Гаагу, и при этом тормозит Союз с Белоруссией, последним своим союзником. Эта загадочная кремлевская власть продолжает твердить о державности, но позволяет Грефу и Кудрину разбойничать в экономике, запускает в пустую казну Починка, который мечется, как голодная мышь по сусекам.

Аппетитная булка, показанная Путиным народу, оказалась талантливо разрисованным муляжом, и народ угрюмо жует эту вязкую целлюлозу, выплевывая цветные ошметки. Офицеры госбезопасности и победные генералы чеченской войны, которых Путин привел в политику, надеясь с их помощью сломить олигархов, эта «преторианская гвардия» споткнулась о Березовского и Гусинского, смехотворно помахивает повестками в суд, вызывая едкие насмешки Марка Дейча, потирающего ручки в древних цыпках. Почему Пути