Поэтому честная торговля, справедливые межнациональные экономические отношения ничего общего не имеют со «свободной торговлей».
Другое дело, когда речь идёт о победе в войне за выживание, в войне на полное подавление врага, на уничтожение его способности к сопротивлению — в такой войне все средства уместны, и глупо пенять на «нечестность» победителя.
Так вот, мировая конкурентная борьба — это не соревнование, а жестокая и бескомпромиссная война. А «на войне как на войне».
Оружием сильной стороны является навязывание слабой стороне принципа «свободной торговли», «свободной конкуренции». В практике международных экономических отношений продавливание принципа «свободы торговли» со стороны высокоразвитых стран на деле становится «отмычкой», инструментом взлома национальных суверенитетов, инструментом закрепления неравенства на глобальном уровне, скрытой эксплуатации, господства сильного над слабыми.
Оружием слабой стороны (будь она пассивно обороняющейся, догоняющей или стремящейся совершить прорыв) становится протекционизм — явный или замаскированный, оборонительный или агрессивно-наступательный, умеренный или тотальный, индивидуальный или коллективный.
Отметим и ханжество, которым за версту отдаёт от призывов к «свободе торговли». Все без исключения развитые на сегодняшний день нации прошли через длительный период интенсивного протекционизма. По большому счёту, именно благодаря ему они и стали развитыми и сильными. И только после этого стали переходить к либерализации своих торговых отношений с внешним миром. А серьёзный, тщательный анализ покажет любому объективному исследователю, что все сильные в экономическом отношении страны продолжают использовать протекционизм и сейчас — причём и в явном, и, в гораздо большей степени, замаскированном виде.
«Свобода торговли» — это «доктрина, произведённая на экспорт». Её проталкивают, втюхивают наивным, а ненаивным — всячески навязывают, в том числе силой.
При определении консервативных императивов и приоритетов российской хозяйственной модели в этом вопросе следует иметь полную ясность. Для России актуальны не либерализация торговли и членство в ВТО, а протекционизм и активная поддержка национальных производителей.
Граф С. Ю. Витте в своей работе «По поводу национализма. Национальная экономия и Фридрих Лист» писал: «Мы принадлежим человечеству и потому не можем быть равнодушны к его преуспеянию; но мы прежде всего русские, <…> а потому совершили бы преступление, жертвуя ближайшими и насущными нуждами нашей родины ради отдалённых и гипотетических интересов человечества. <…> Наше воображение, не стесняемое пределами времени, может предвидеть в отдалённом будущем свободу обмена, основанную на всеобщем мире; но наш здравый смысл, возвращая нас к реальным фактам, в ожидании такого золотого века, указывает нам на необходимость, чтобы наше отечество было снабжено всеми средствами для защиты против действительно существующей национальной борьбы, стирающей с лица земли те нации, которые не заботятся о своих национальных интересах».
«Глобальная гармонизация» за счёт попрания национальных интересов — это фикция. В действительности результатом такой «оптимизации» является закабаление наций, уничтожение их суверенной субъектности.
Подлинная гармонизация на глобальном уровне возможна лишь на основе всей полноты учёта интересов отдельных наций.
Мир-экономика вместо открытой экономики
Второй аспект вопроса о мере открытости экономики относится к противопоставлению «открытость — замкнутость (автаркичность)». Идее открытой, узкоспециализированной экономики, активно встроенной в систему международного обмена и неспособной существовать без такой системы, противостоит идея независимой, самодостаточной «национальной экономики», предполагающей полноту воспроизводственного контура.
В последние два десятилетия внешнеэкономическая политика России, проводящаяся отечественными либералами, с порога отвергает идею автаркии (или квази-автаркии) — весьма органичную для нашей страны.
Однако международная специализация, активное участие в мировом разделении труда редко являются приоритетными факторами развития крупных государств и экономик. Для крупных по размеру стран зависимость экономики от внешней торговли незначительна. Чем больше страна — тем более замкнута и самодостаточна её экономика.
Беспристрастный анализ однозначно показывает, что все крупные страны тяготеют к квази-автаркии.
Причина этого понятна.
С одной стороны, организационно-экономические и технологические параметры современного производства таковы, что эффект экономии от масштабов — основа конкурентоспособности в нынешних условиях — достигается только на больших по объёму рынках. Для малых стран достижение такого фактора конкурентоспособности возможно только при условии узкой специализации и работы на мировой рынок в рамках международного разделения труда (для крупных стран указанная проблема несущественна). С другой стороны, такая узкая специализация хозяйства делает экономику чересчур зависимой от внешних условий и предполагает уязвимость страны в случае международных конфликтов, войн, введения санкций, установления блокады и пр.
Возникает острое противоречие: эффективность требует узкой специализации, а это ведёт к подрыву безопасности.
Выходом для малых стран становится региональная интеграция, позволяющая достроить неполные национальные воспроизводственные контуры и коллективно отстаивать свои интересы в международной конкурентной борьбе. И реальное содержание всех идущих процессов создания зон свободной торговли и прочих подобных ассоциаций по своей сути прямо противоположно глобализационной модели всеобщей открытости и свободной торговли.
Налицо не идиллическая «оптимизация» мировой экономики на основе либерального принципа «свободной торговли» — а оптимизация форм международного экономического соперничества. Геоэкономическое противостояние всё явственнее переходит с межстранового уровня на уровень борьбы макрорегионов.
Отсюда следуют два сопряжённых принципиальных вывода.
Во-первых, стратегия социально-экономического развития России должна отойти от догмы открытой экономики и переориентироваться на развитие внутреннего рынка. Россия занимает 1-е место в мире по территории и 9-е — по численности населения. Расчёты показывают, что нормальным отношением величины экспорта к ВВП России следовало бы считать 12–15 %. В действительности же роль экспорта в экономике нашей страны является гипертрофированной и практически в два раза выше нормального значения.
Во-вторых, если говорить более глобально, России надо нацелиться на формирование собственного мира-экономики (термин французского историка Фернана Броделя), как «экономически самостоятельного куска планеты, способного в основном быть самодостаточным, такого, которому его внутренние связи и обмены придают определённое органическое единство».
Условия глобализации делают идею «самодостаточности» как никогда актуальной и полезной в решении вопросов обеспечения национальной безопасности.
Евразийский проект
Россия исторически — и в советский, и в досоветский периоды — всегда была именно миром-экономикой.
Но в современном мире, где конкурентоспособность в немалой степени зависит от эффекта экономии на масштабах производства, вопрос одновременного достижения самодостаточности и эффективности напрямую связан с объёмом рынка, на который работают производители. Оптимальный размер такого рынка, по мнению ряда экспертов, — 300–500 миллионов человек.
По сравнению с Советским Союзом современная Россия стала вдвое меньше по численности населения, а следовательно, построение (восстановление) мира-экономики в рамках нынешних наших национальных границ окажется недостаточно эффективным.
Всё это определяет принципиальную важность активизации усилий по продвижению своего интеграционного проекта на евразийском пространстве. Для чего необходимы скоординированные действия в области экономики, торговли, финансов, права, политики, дипломатии, идеологии.
Следует отметить отсутствие на сегодня комплексной модели интеграции — в проекте присутствует пока только экономическая идея. Но надо ставить планку выше, иначе существует высокий риск, что и эта идея не воплотится. Исторический опыт России свидетельствует о том, что для успеха крупного проекта недостаточно одного лишь практицизма, общество редко вдохновляется голым прагматизмом — проекту нужна сверхзадача, измерение «вверх».
На фоне относительной разработанности экономической составляющей интеграционной инициативы зияющей лакуной остаётся его идеологическая компонента — в частности, не артикулированы социальная модель интеграции, мировоззренческие и ценностные установки, историко-культурная основа и пр. Сегодня Евразийский союз не предлагает своего видения общественного идеала. Однако без этого союз лишь на базе экономических и даже военных интересов может оказаться весьма хрупким.
В целях успешного создания действительно прочного образования на повестку дня следует срочно поставить вопрос о разработке проблемы евразийской идентичности. Необходимо, чтобы люди на евразийском пространстве ощущали свою принадлежность к чему-то общему и единому, необходим единый мировоззренческий базис и единый общественный идеал («евразийская мечта», «евразийские ценности»), благодаря которым все они, несмотря на разные национальности и вероисповедание, стали бы общностью.
От измерения «вверх» во многом зависят и возможности развития проекта «вширь», в том числе перспектива включения в этот проект государств из-за пределов постсоветского пространства (Индия, Иран, Турция и др.).
Интеграционный проект может и должен позиционироваться не только как взаимовыгодная торгово-экономическая инициатива, но и как цивилизационная альтернатива, нацеленная на истинный прогресс человечества.