Путин. В зеркале «Изборского клуба» — страница 31 из 45

обид в нашем обществе родословная колоритна и могуча.

Справедливость — это устройство жизни по правде. И приблизить такое устройство — сакральный долг российского правителя. Инструменты у таких решений — явно не из арсенала только неолиберализма.

В-третьих, проблемы типа «сход-развал» означают, что управление зависит не только от надежности рулевой системы, но от накопления «нестроений», «усталости железа». Об этом однажды уже сказано: «Мою страну, как тот дырявый кузов, возил шофёр, которому плевать».

Судя по словам, судя по удавшимся и ещё не совершенным, но задуманным делам, судя по намерениям, судя по постоянному самосовершенствованию, Путин явно не из этой шофёрской плеяды. Не ближе ли другой образ:

За нами гонится эскадра по пятам,

На море штиль и не избегнуть встречи,

Но нам сказал спокойно капитан:

«Ещё не вечер, ещё не вечер»…?

Александр Дугин. Новая формула Путина

Президент России между консерватизмом и прагматикой


Не так давно в своём послании Федеральному собранию в день 20-летия принятия Конституции президент России Владимир Путин решительно выступил в защиту консервативных ценностей, благодаря которым Россия сможет противостоять идущему с Запада размыванию норм морали. Для подтверждения этого постулата Путин цитировал философа Бердяева, который считал, что «смысл консерватизма не в том, что он препятствует движению вперёд и вверх, а в том, что он препятствует движению назад и вниз, к хаотической тьме». Это весьма точное определение, так как вносит фундаментальное различие в понимание прогресса: из расплывчатого и обобщённого инерциального движения, гарантированного слепым роком развития, оно превращается в избирательную и продуманную стратегию, где нечто осознанно поощряется, а нечто столь же осознанно блокируется. Это и есть сущность консерватизма: она состоит не в противопоставлении прогрессу, но в дифференциализме и избирательности; развитие здесь неотделимо от духовного и нравственного целеполагания вопреки либеральному пониманию: прогресс ради прогресса, развитие во имя развития.

Как отметил Владимир Путин, сегодня во многих странах пересматриваются нормы морали и нравственности, при этом от общества требуют не только признать равноценность различных политических взглядов и идей, но и «признания равноценности добра и зла», что, по мнению главы государства, как раз и является нарушением демократии: «В мире всё больше людей согласны с позицией России по сохранению традиционных ценностей, по укреплению традиционной семьи, поддержанию ценностей религиозной жизни, не только физической, но и духовной», — отметил глава государства. “Конечно, это консервативная позиция”, — не скрывает президент.

Чуть ранее, на одной из встреч с журналистами, Путина попросили помочь с причислением президента РФ к тому или иному политическому течению: “Говоря о политической философии, могу сказать, что ваша политическая философия — загадка, — заявил один из журналистов. — Хотел бы спросить вас: вы консерватор, марксист, либерал, прагматик? Кто вы, какова ваша политическая философия?”

Путин определил себя, как прагматика с консервативным уклоном: “Мне, пожалуй, даже будет трудно это расшифровать, но я всегда исхожу из реалий сегодняшнего дня, из того, что происходило в далёком и недалёком прошлом, и пытаюсь эти события, этот опыт спроецировать на ближайшее будущее, на среднесрочную и отдалённую перспективы. Что это такое: прагматичный подход или консервативный, вы уж сами, пожалуйста, определите”. Попробуем ещё раз, по прошествии тринадцати лет нахождения Владимира Путина у власти, определить новую формулу Путина, суть его сложившейся на сегодняшний день политической философии, в определении которой сам Путин всё больше отдаёт предпочтение консерватизму и традиции. Всё ещё не до конца разгаданный Путин дал нам наконец-то понять: суть его мировоззрения нужно искать в направлении, которое обозначается одним простым словом — “консерватизм”.

Определённости стало больше, но Путин изменил бы себе, если бы раскрыл карты до конца. Теперь полем загадки стало само понятие “консерватизм”. Что, собственно, под этим следует понимать? Ответ на вопрос: “Кто он, мистер Путин?” — мы получили: “Мистер Путин — консерватор”. Но теперь насущным становится другой вопрос: “What does “conservatism” mean in modern Russia?” — “Что надо понимать под “консерватизмом” в современной России?” Именно этот вопрос политики, политологи и следящее за развитием бытия избранное население будут решать в ближайшие годы.

Основы консерватизма

Консерватизм в самом общем смысле означает положительную оценку исторической традиции, рассмотрение политико-социальной истории государства и нации как образца для подражания, стремление сохранить преемственность национально-культурным корням народа. Прошлое во всех разновидностях консерватизма рассматривается со знаком плюс. Не всё в прошлом может быть оценено равнозначно, но никакой последовательный консерватор не станет однозначно очернять ни один из периодов в истории собственного народа и государства.

Именно это имеет в виду Путин, когда говорит о том, что «сегодня Россия испытывает не только объективное давление глобализации на свою национальную идентичность, но и последствия национальных катастроф ХХ века, когда мы дважды пережили распад нашей государственности. В результате получили разрушительный удар по культурному и духовному коду нации, столкнулись с разрывом традиций и единства истории, с деморализацией общества, с дефицитом взаимного доверия и ответственности. Именно в этом многие корни острых проблем, с которыми мы сталкиваемся».

Более того, консерватизм исходит из обязательной предпосылки о наличии у народа и государства определённой исторической миссии, которая может варьироваться от универсального религиозного мессианства до скромной уверенности в ценности своей национальной самобытности. Настоящее, прошлое и будущее связываются в глазах консерватора в единый целостный проект. Консерватор, принимая любое политическое или экономическое решение, всегда обращается к прошлому и задумывается о будущем.

Консерватор мыслит вехами, эпохами, а не сиюминутными выгодами. Его горизонт: и временной, и географический, и ценностный — всегда обширен, в отличие от либерала и представителя «компрадорских элит», пагубность деятельности которых в 1990-х однозначно негативно оценивает Путин, настаивающий на неизбежности складывания новой идеологии: «После 1991 года была иллюзия, что новая национальная идеология, идеология развития, родится как бы сама по себе. Государство, власть, интеллектуальный и политический класс практически самоустранились от этой работы, тем более что прежняя, официозная идеология оставляла тяжёлую оскомину. И просто на самом деле все боялись даже притрагиваться к этой теме. Кроме того, отсутствие национальной идеи, основанной на национальной идентичности, было выгодно той квазиколониальной части элиты, которая предпочитала воровать и выводить капиталы и не связывала своё будущее со страной, где эти капиталы зарабатывались».

Консерватор является носителем национальной культуры, предан ей, силится соответствовать её нормативам. Консерватор всегда делает над собой усилие: от обязательной молитвы до умывания холодной водой по утрам. «Необходимо историческое творчество, синтез лучшего национального опыта и идеи, осмысление наших культурных, духовных, политических традиций с разных точек зрения с пониманием, что это не застывшее нечто, данное навсегда, а это живой организм. Только тогда наша идентичность будет основана на прочном фундаменте, будет обращена в будущее, а не в прошлое», — утверждает Владимир Путин, подтверждая тем самым свой консервативный настрой в привязке идеи государства к его культурно-историческим корням.

Фундамент российского консерватизма

Российский консерватизм на нынешнем этапе также имеет свой фундамент. Выявить его несколько сложнее, но возможно. Для этого есть несколько основополагающих, незыблемых параметров, идущих «от обратного».

Современный российский консерватизм не может быть строго коммунистическим. Это течение следует назвать либо «реваншизмом», либо «реставрацией». Коммунистическая догматика всегда отрицала преемственность советским строем «царизма» и осмысляла в исключительно чёрных красках период новейших демократических реформ. Следовательно, ортодоксальный коммунизм не является полноценным консерватизмом. И это тот признак, который строго соответствует Путину, без всяких оговорок. «Мы ушли от советской идеологии, вернуть её невозможно», — заявляет Путин в своей валдайской речи.

Современный российский консерватизм не может быть либерал-демократическим. Несмотря на то что именно либерал-демократическая модель в экономике и политике была идейной платформой победивших реформаторов в ельцинский период, она является революционной и настаивает на радикальном разрыве как с советским прошлым, так и с наследием царизма, что неприемлемо для Путина: «Практика показала, что новая национальная идея не рождается и не развивается по рыночным правилам. Самоустроение государства не сработало, так же, как и механическое копирование чужого опыта. Такие грубые заимствования, попытки извне цивилизовать Россию не были приняты абсолютным большинством нашего народа, потому что стремление к самостоятельности, к духовному, идеологическому, внешнеполитическому суверенитету — неотъемлемая часть нашего национального характера”. Здесь Путин чётко даёт понять, что он не сторонник национально-исторического нигилизма, исповедуемого либерал-демократами, в ответ на который Путин заявляет: “Мы должны гордиться своей историей, и нам есть чем гордиться. Вся наша история без изъятий должна стать частью российской идентичности. Без признания этого невозможно взаимное доверие и движение общества вперёд”.

Современный российский консерватизм не может быть и чисто монархическим, так как тогда следовало бы вычеркнуть из национальной истории и советский, и новейший либерально-демократический периоды, здесь Путин совершенно прав, обращая внимание на то, что монархисты, «идеализирующие Россию до 1917 года, похоже, так же далеки от реальности, как и сторонники западного ультралиберализма».