Было бы, конечно, неразумно выхвалять достоинства того или иного стихосложения в ущерб одному из них, но, мне кажется, лучшие образцы как христианской, так и древней «языческой» поэзии равно имеют право на место в нашей унаследованной от праотцов духовной сокровищнице.
Но вернёмся ещё раз к летописи, чтобы завершить наш рассказ о Светославе.
«Учинив мир с Греками, Светослав двинулся на лодках к днепровским порогам. И сказал ему ВОЕВОДА ОТЦА ЕГО СВЕНЕЛЬД (обратите внимание на этого человека. – А. И.): «Обойди, княже, их на конях, ибо ПЕЧЕНЕГИ В ПОРОГАХ (подчёркнуто мною. – А. И.)». Но не послушался он его и двинулся на лодках.
Тем временем послали ПЕРЕСЛАВЦЫ (имеется в виду столица Болгарии Великий Переслав. – А. И.) К ПЕЧЕНЕГАМ [гонцов] (зачем же было переславцам посылать гонцов к печенегам, если, по словам Свенельда, они были уже в порогах? – А. И.), говоря: «Идет Святослав в Русь, ВЗЯВ ИМУЩЕСТВА У ГРЕКОВ И ПОЛОН БЕСЧИСЛЕННЫЙ (так, если верить Б. А. Рыбакову и примечанию Л. Махновца на стр. 43 украинского издания «Лiтопису руського», уносил бедняга Светослав ноги после своего «поражения» 21 июля 971 года; «полон» здесь не пленные византийцы, а освобождённые из византийского плена русичи. – А. И.), а с дружиной малой». УСЛЫШАВ ЖЕ ПЕЧЕНЕГИ ЭТО, ЗАСТУПИЛИ ПОРОГИ (вот когда только, ибо, как свидетельствуют наши «языческие» источники, не болгары из Великого Переслава, а сговорившийся с византийцами варяг Свенельд известил печенегов. – А. И.). И пришёл Святослав к порогам, однако невозможно было пройти пороги, И СТАЛ ОН ЗИМОВАТЬ В БЕЛОБЕРЕЖЬЕ (отчего же не нападали на него печенеги в Белобережье – чистом поле, если он был «с дружиной малой», а они воевать в поле мастера? Потому что, кроме своей дружины, Светослав располагал также «полоном бесчисленным» из бывших воев русичей, которые вместе разгромили бы печенегов и в чистом поле. Поэтому они засели в порогах, зная от лазутчиков Свенельда, что у Светослава мало съестных припасов. – А. И.). И не было у них еды, и настал голод великий, так что по полгривны была голова лошадиная. И зимовал здесь Святослав. А когда приспела весна, пошёл Святослав в пороги.
В ГОД 6480 [972]. Пришёл Святослав в пороги, и напал на него Куря, князь печенежский. И убили они Святослава, и взяли голову его, и с черепа его сделали чашу, – оковав череп его золотом, пили из него. СВЕНЕЛЬД ЖЕ ПРИШЁЛ В КИЕВ К ЯРОПОЛКУ (не чудеса ли, князя убили, а его главный телохранитель цел-целёхонек? – А. И.). И было всех лет княжения Святославого двадцать и восемь».
Приведём ещё отрывок из поэмы Славомысла, продолжение того его монолога с матерью, когда Ольга уговаривает сына принять христианство.
– Помазанник иль по-гречески Христос,
Мессией его приверженцами прозванный,
Не мог, тебе то ведомо, воскреснуть, распятый на кресте.
Душа его слететь во мрак глубин была обречена.
Ни князю, ни царю, ни богу из небытия изринуть тленное сила не дана,
Как мне гор Киева не сдвинуть – камней с пещерами громада велика, -
И Непру вспять не повернуть – морю Руському она верна.
Мне жаль тебя, в твоих сединах заблужденья – печали горечь для меня.
Мы смертны все, быть может, и не только на кресте распятые.
Лишь мысль бессмертна, что сказана иль на пергаменте запечатлена,
Иль праведной душой и разумом высям звёздным отдана.
В ней энергия, Солнца восьмигранный луч и все цвета, что радугой нам кажутся,
Ливнями когда умоется гроза, и ветер бурею насытится, как кровью – зверь.
Не верь, что мысль, как тело наше, бренна.
В Сварожье не все ещё пергаменты исчертаны.
И письмена незримые, но живой энергией возлучены, кому дано – прочтут
Прости, но повторю твоё же: пагубой воздастся в поколениях тех, кто имя отчее забудет
И землю, пращурами взорану, братьям ложным,
Как хлеб насущный от детей родных щенятам разломает,
Что ластятся к ногам за сытость и татям со злобою в очах.
Душой своей распорядись, как хочешь, твоё – тебе и право.
Но за народ наш и пред внуками его в ответе я, великий князь Руси.
Русь на утешенье грёзное в обмен на книг сожженье наших
Философы твои в ризах чёрных и златых крестах
Лишь с головой моей, ты слышишь, Ольга Мудрая, получат от меня!
…Признаюсь, мать, смутной тяжестью душа моя полна.
Дни служения великокняжеского с прискорбием считаю,
Неисполненью замыслы мои, трудами ратными зачатые,тоскою сердца предрекая.
Предательство лукавых уж у порога ждёт меня, но ближних не вини.
Тем и честь слов'янина чужда, химерны и его познанья.
В други нам один из них набился, другой же родичем моим предстанет.
Но пред мечом присягу дам: не чует в нём душа моя кровного родства.
Вересница с Гаруном там блудила, сына же Студенцу родила Парсу[9] в утешенье.
В ночи я вижу полымя, пожаром Русь обагрена...
Славомысл говорит, что Светослав видел своё назначение в объединении славянского мира, чтобы общими усилиями противостоять впавшей в одну из форм иудаизма, как рассматривали на Руси греко-римское христианство, Византии. Но задача была непомерно велика, и о замыслах Светослава знали его враги, поэтому свою раннюю смерть он предвидел, почему и не сочетался законным браком, не хотел оставить на золотом столе в Киеве законного наследника, чтобы тот, родной ему по крови, не осквернил его завета, ибо кровь отца в сыне не созревает. Плодоносить, но зелено, она начинает во внуках, а зрелые плоды приносит только в правнуках. Однако при раскладке сил в той исторической обстановке надёжно позаботиться о правнуках Светослав практически не мог. Его преждевременная смерть была предрешена, и он это знал.
Конечно, Славомысл писал свою «Песнь» уже после гибели Светослава, и, можно сказать, что он в поэтической форме описал то, что произошло, произвольно придав образу Светослава черты волхва или, как позже у нас стали говорить, пророка. Но осталось и дошло до нас красноречивое свидетельство, в котором поэтическую вольность уж никак не заподозришь. Это опубликованная на стр. 42 «Лiтопису руського» печать Светослава, изготовленная по его собственным рисункам, когда он возмужал и вышел из-под опеки матери. Ему исполнилось тогда 18 лет.
Как и следовало ожидать, на лицевой стороне печати 12 знаков, ровно столько, сколько существует знаков Зодиака и важнейших органов в организме человека, обеспечивающих его жизнедеятельность. Поэтому наши пращуры считали, что двенадцатью словами или знаками можно объяснить любое явление в Природе, жизни человека или человеческого общества. А если взять лишь на одно слово больше половины от этого числа, мы получим цифру 7 – семь существующих в Природе творческих принципов, под постоянным влиянием которых находится наша Земля, а мы видим их в семи зримых цветах радуги. Значит, семью словами или знаками всё можно обосновать, как это делал живший в VII веке до н.э. скиф Анахар- сис, у которого сначала греки, а у них – римлянин Гай Юлий Цезарь взял вынесенную на титульный лист этой книги формулу необходимости знаний (хочу подчеркнуть это, ибо нас приучили думать, будто мы у кого-то что-то обязательно позаимствовали, а не наоборот):
Аа narranaum, non
aa probanaum.
Аа memoranaum.
«Чтобы рассказать, а не доказать.
Для памяти.»
Для памяти, ибо Память – История, вся сумма накопленных человечеством знаний, без которых невозможно поступательное развитие. Поэтому гораздо важнее передать полученные знания по наследству, чем что-то доказывать, поскольку всё как будто совершенно доказанное сегодня, завтра неизбежно становится либо не достаточным, либо оказывается и вовсе ложным. И в этом не трагедия, а закономерность всякой эволюции: за горизонтом – горизонт...
Вот характерный пример, к тому же, связанный с Миклухо-Маклаем.
Известный закон всемирного тяготения Ньютона долгое время всем казался неколебимо верным, пока Маклай в Гейдельберге (опять-таки восемнадцатилетний), читая книгу Галилео Галилея «Диалог о двух главнейших системах мира», не задумался над его принципом относительности и в результате не пришёл к выводу, что, формулируя свой закон, Ньютон мыслил по существу как идеалист.
То место из книги Галилея, которое особенно заинтересовало юного Маклая, мы находим в одной из его записных книжек:
«Уединитесь с кем-либо из друзей в просторное помещение под палубой какого-нибудь корабля, запаситесь мухами, бабочками и другими подобными мелкими летающими насекомыми; пусть будет у вас там также большой сосуд с водой и плавающими в нём маленькими рыбками; подвесьте далее наверху ведёрко, из которого вода будет капать капля за каплей в другой сосуд с узким горлышком, подставленный внизу. Пока корабль стоит неподвижно, наблюдайте прилежно, как мелкие летающие животные с одной и той же скоростью движутся во все стороны помещения; рыбы, как вы увидите, будут плавать безразлично во всех направлениях; все падающие капли попадут в подставленный сосуд, и вам, бросая какой-нибудь предмет, не придётся бросать его с большей силой в одну сторону, чем в другую, если расстояния будут одни и те же; и если вы будете прыгать сразу двумя ногами, то сделаете прыжок на одинаковое расстояние в любом направлении. Прилежно наблюдайте всё это, хотя у нас не возникает никакого сомнения в том, что пока корабль стоит неподвижно, всё должно происходить именно так. Заставьте теперь корабль двигаться с любой скоростью, и тогда (если только движение будет равномерным и без качки в ту и другую сторону) во всех названных явлениях вы не обнаружите ни малейшего изменения, и ни по одному из них вы не сможете установить, движется корабль или стоит неподвижно. Прыгая, вы переместитесь на полу на то же расстояние, что и раньше, и не будете делать больших прыжков в сторону кормы, чем в сторону носа, на том основании, что корабль быстро движется, хотя за то время, как вы будете в воздухе, пол под вами будет двигаться в сторону, противоположную вашему прыжку, и, бросая какую-нибудь вещь товарищу, вы не должны будете бросать её с большей силой, когда он будет находиться на носу, а вы на корме, чем