Пузыри славы — страница 19 из 49

Тут снова встал Ибрахан, но на этот раз не затем, чтобы выступить с речью. Он подал знак, которого так долго ждали истомившиеся от пытки голодом гости:

— А теперь попросим дорогих гостей выпить за здоровье и счастье молодых. Поднимем бокалы! Ешьте-пейте, веселитесь!

Гостей долго упрашивать не пришлось, они отдали должное и закускам, и напиткам, и гостеприимству дома Ибрахановых. Не прошло и получаса, как степенные гости расстегнули вместе с пуговицами пиджаков и, если так можно выразиться, пуговицы своих душ. Каждый стал вести себя свободно, языки развязались. По залам гулял большой поднос, он уже несколько раз обошел гостей, внесших свою щедрую лепту в семейный фонд новобрачных. Помимо денежных поступлений, на заранее приготовленный стол складывались подарки, среди которых было семь настенных и пять настольных часов. Подарки сопровождались поздравительными речами и тостами, которые произносились без соблюдения какого бы то ни было регламента.

Стенографически воспроизвести все произнесенные речи физически невозможно — да к тому же на это ушло бы очень много дефицитной бумаги. Поневоле автору приходится ограничиваться наиболее интересными, я бы сказал, основополагающими речами. Ну, как, скажите пожалуйста, не привести речь всеми уважаемого Салахи Салахиевича. Сердечно поздравив новобрачных и родителей, он сказал:

— Товарищи, выступавшие до меня, произнесли много теплых и правильных слов. Я не буду повторяться и присоединяюсь к их пожеланиям. Вы, уважаемые гости, наверное, обратили внимание на то, что новобрачные получили в дар двенадцать пар часов. И в этом, если хотите, знамение времени. Не тратьте время попусту, будьте счастливы каждый час и каждую минуту! Цените каждую минуту, уходящую в прошлое, она больше не вернется, расходуйте эти минуты с пользой в настоящем, думайте о будущем. Вот я много думал, что бы подарить новобрачным, и решил преподнести такое, чтобы молодожены ускорили приближение будущего.

Салахи Салахиевич попросил Акопа и Родиса установить на двух стульях принесенную им огромную коробку и стал ее медленно, неторопливо распаковывать. За одним слоем упаковки следовал другой и, так, казалось, до бесконечности. Уже выросла гора оберточной бумаги, а подарка все еще не было видно. Гости, и прежде всего новобрачная и ее родители, терялись в догадках, что же это за таинственный подарок? Минира почему-то была уверена, что это обязательно должны быть золотые дамские часики. Наконец из огромного свертка появилась малюсенькая бархатная коробочка. Все затаили дыхание. Салахи Салахиевич раскрыл ее и торжествующе продемонстрировал… желтую резиновую соску. Парализующий шок охватил гостей. Будь дарителем кто-то другой, его трюк с соской встретили бы шиканьем, но это был как-никак сам Салахи Салахиевич, и его оригинальный подарок вызвал, естественно, гул одобрения и восторга. Убедившись в том, что подарок надлежащее впечатление произвел, Салахи Салахиевич удовлетворительно хихикнул:

— Я от всего сердца дарю этот маленький подарок с большим смыслом. Не растрачивайте время зря! Растите детей! Много-много детей! Стране нужны кадры! Вы это знаете отлично без меня. Примите же подарок вашему первому кадру, который, надеюсь, не заставит себя долго ждать.

Снова раздались шумные аплодисменты.

Ибрахан угодливо улыбнулся:

— Дорогой Салахи Салахиевич! Большое спасибо за ваш, так сказать, интересный, оригинальный и перспективный подарок. — А сам с горечью подумал: «И бессовестный же ты человек, Салахи Салахиевич. Я тебе ко дню рождения преподнес телевизор, а ты мне что? Трехкопеечную соску». Однако, как того требует ритуал, обнял высокого гостя. Салахи Салахиевич не оставался безучастным, тоже обнял хозяина дома, и они долго целовали друг друга.

Посидев приличия ради еще часок, Салахи Салахиевич в сопровождении своей номенклатурной супруги покинул гостеприимный дом. Ибрахан с Ямбикой проводили именитых гостей до ворот. С уходом Салахи Салахиевича стали прощаться и другие из гостиного зала. Ибрахан удерживал гостей, упрашивал посидеть еще немного, но они считали для себя неудобным задерживаться после того, как Салахи Салахиевич подал сигнал, что пора и честь знать.

Над Яшкалой царила волшебная июльская ночь. Ибрахан был на седьмом небе, готов был обнять весь мир. Все шло как нельзя лучше. Дочку вовремя выдал замуж. С руководящими товарищами Яшкалы возобновлена дружба и личные отношения. Все, кто был приглашен, пришли. Никто не побрезговал.

Ибрахану никогда, ни при каких условиях не изменял рассудок. Он отлично сознавал, что с вышестоящими надо быть неизменно в тесном контакте, но и отрываться от масс, с теми, кто повседневно трудится рядом с тобой, тоже нельзя. Это чревато серьезными последствиями. Теперь, когда гостиная поредела, можно переключить внимание и на своих соратников, сидевших в столовой, как показалось Ибрахану, почему-то понурив головы. И надо вам заметить, что подлинная демократичность Ибрахана проявилась и в том, что на свадьбу были приглашены очень многие сотрудники комбината.

— Что крылышки опустили, орлы и орлята? — приободрил приунывших гостей Ибрахан. — Что, без хозяина и в горло не проходит?! Так, что ли! Ну-ка, пропустим разок-другой, чтобы дома не тужили…

Все выпили, один только Шагей-бабай (а он тоже явился на свадьбу) отставил рюмку.

— А ты почему не пьешь, бабай?

— Нельзя! Ураза[5], сам знаешь, товарищ начальник.

— Плюнь на уразу, выпей, не каждый день бываешь на свадьбе, — настаивал Ибрахан и не отстал от старика, пока тот не уступил.

— Налейте мне красного, чтобы на чай походило… И не из бутылки, а из чайника, — поставил условие Шагей.

Так и поступили: в белый фарфоровый чайник налили перцовки, а затем наполнили граненый стакан и подали Шагею. Старик сделал глоток и поперхнулся: он в жизни не пил ничего крепкого, если не считать крепкого чая. Ибрахан, желая развеселить гостей, потребовал, чтобы старик выпил «через не могу». Шагей как будто сдался, сам же вышел за ширму и тихо вылил содержимое стакана в вазон с кактусом.

— Ну и злая! — проговорил старик, притворившись захмелевшим. — Ну и жжет!.. Будь она неладна…

Ибрахан сунул ему в рот соленый огурец. Шагей откусил и постепенно как бы пришел в себя.

Шутка с Шагеем заметно оживила свадебный меджлис — пиршество. В этом, втором, зале Ибрахан почувствовал себя раскованнее, он мог позволить себе шутки, которые смешили подчиненных, не то, что в первом, номенклатурном зале, где ему оставалось одно — поддакивать вышестоящим товарищам, смотреть им в рот и угодливо смеяться даже их плоским остротам.

Постепенно гости из первого зала перекочевали во второй. Хоть здесь ассортимент застолья был несколько беднее, зато все вели себя непринужденней, без церемоний, веселились, танцевали, пели — словом, кто во что горазд.

Один только Ярмухамет сидел насупившись, мрачный, как осенняя туча, словно по его вине сорвалась операция по поимке важного государственного преступника.

— А ты чего не весел, голову повесил, дорогой дружок мой Ярмухамет? — подошел к участковому Ибрахан. — И мало ешь, и мало пьешь?!

Ярмухамет сгоряча чуть было не выложил своему высокопоставленному дружку все, что у него накипело на душе, но сдержался, отложив откровенный разговор на другое время и при другой обстановке, так сказать, без свидетелей. Ярмухамет отделался общей фразой:

— Я здесь прежде всего при исполнении служебных обязанностей, а потом уж гость. В случае какого-то ЧП — я на месте!

В самом деле, мог ли Ярмухамет публично признаться в том, что у него довольно веские основания пребывать в состоянии безысходной депрессии. Его, Ярмухамета, старого, верного, закадычного друга, Ибрахан усадил в зал, где сидели, так сказать, граждане второго сорта. Как будто так трудно было выкроить в первом, номенклатурном зале для Ярмухамета и его супруги два места рядом с начальником городской милиции. Ведь это само по себе возвысило бы участкового в глазах начальства!

Ярмухамет был мрачен еще и потому, что неотступно следил за дочкой Тинирой, которая открыто льнула к этому типу без рода и племени, Родису, на радость досужим кумушкам, которым только пищу подавай.

Ничего этого Ярмухамет, разумеется, не мог сказать Ибрахану при посторонних. Ибрахан же, стремясь как-то расшевелить своего дружка, налил ему водки:

— Выпей и поздравь молодых.

Ярмухамет покорно встал из-за стола и вышел вперед:

— От всей души поздравляю вас, Ибрахан Сираевич, и вашу уважаемую супругу! Поздравляю опять же от всего сердца молодых! Что мы имеем на сегодняшний день? Факт бракосочетания. Живите мирно, в добром согласии, не давайте повода для составления протоколов, для вмешательства органов власти в вашу семейную жизнь. Раз вы уже законно зарегистрировались в загсе, знайте туда дорогу только для регистрации своего потомства. Я правильно говорю? По-моему, правильно. Не будьте рецидивистами, то есть такими, что поживут медовый месяц и бегут в тот же загс, чтобы оформить развод. Начинаются ссоры, раздоры, и мне только прибавляется работы. Так что давайте лучше не будем! Я не оратор и на этом кончу. А вот и мой подарок.

Ярмухамет извлек из-под стола радиоприемник последней модели и вручил молодоженам:

— Одно предупреждаю: не включайте его после одиннадцати вечера. Не нарушайте постановление исполкома № 11345 от 5 февраля. Опять же не вынуждайте меня составлять протоколы. Я это, конечно, в шутку, потому как вы уже взрослые и самостоятельные граждане…

Немногословный в обыденной жизни, Ярмухамет взмок после непривычно длинной для него речи и, разволновавшись, не заметил, как осушил рюмку водки, хотя и был при исполнении служебных обязанностей.

Ибрахан поблагодарил Ярмухамета за щедрый подарок и переключился на другого оратора — Факая, а Ярмухамет получил полную возможность следить за дочерью Тинирой, которую Родис все норовил куда-то увести…

Факай с трудом поднял свою неуклюжую тушу, задев при этом бокалы, так что их содержимое выплеснулось в тарелки с закуской.