Подошел к ней и окаменел: Доска показателей есть, а показателей-то нет. Точно корова языком слизала. Голое место!
Ибрахан в ярости окликнул Ярмухамета и передразнил его:
— «Все в порядке! Никаких ЧП» Тебя для чего поставили? Для охраны, а на твоих глазах какие-то враги покушаются на показатели промкомбината. А ты хоть бы хны! Где рекордные проценты Шагей-бабая?
— Не знаю. Ворота всю ночь были заперты.
— «Заперты… заперты». Значит, преступная шайка с луны свалилась… Так понимать? Отдаешь себе отчет, что говоришь? Приказываю установить пост и наблюдать. Круглые сутки, пока не обнаружишь виновника. И с поста не отлучаться все двадцать четыре часа!
— Есть! Будет исполнено! — вытянулся в струнку Ярмухамет.
— Может, на кого имеешь подозрения? — спросил Ибрахан.
— Одного подозреваю… По пьяной лавочке мог такое учудить. Затаил обиду на вас, Ибрахан Сираевич.
— Кто же именно?
— Никто другой, как Уркенбай. Утром приходит, а из карманов торчат две бутылки. Я его не пускаю. А он: «Не имеешь права. Я трезвый, и по графику выхожу на работу, без опоздания».
А я ему: «Не положено со спиртным на производство. Как-никак горючее, огнеопасно к тому же».
А он ни в какую: «Ты покажи мне такую инструкцию, чтобы запрещалось. Нет ее и быть не может!» И прошел на территорию. Не стану же я применять физическую силу. А вечером уходил с комбината, так и высказался в открытую, потому как подвыпивший был: «Я твоего директора, можно сказать, из грязи поднял. А он в благодарность что? На черных работах держит. Своего зятька небось выдвигает. Ничего, придется ему еще раз, говорит, упасть, так я умнее буду, не подниму, пускай валяется…» Мол, не за ту работу вы взялись, что надо. Кому нужны эти скалки и проценты? Надо, мол, столы, стулья делать, а он проценты по скалкам гоняет.
Ибрахан пресек Ярмухамета:
— А сегодня он уже появлялся?
— Никак нет!
— Появится, проводи ко мне в кабинет. А у Доски все-таки пост установи.
Вскоре через проходную, дымя сигаретой «Спорт», проследовал Уркенбай. Ярмухамет был начеку и, вежливо взяв за локоть, повел за собой ошеломленного Уркенбая: ведь на этот раз он был трезв и без порочащих бутылок.
Ибрахан долго и безмолвно смотрел исподлобья на Уркенбая. Слышен был только стук директорского карандаша по стеклу на письменном столе. Уркенбай не выдержал томительной игры в молчанку и зарычал:
— За что?
— Ты сам подумай: «За что?» — спросил Ярмухамет. — Где был сегодня ночью?
— Как где? У жены, что посватал из Тюрюнтюйли.
— Врешь! — вскричал Ярмухамет. — Нам все известно! Лучше сознайся! Иначе… — Ярмухамет скрестил пальцы. Припертый к стене и боясь кары за ложные показания, Уркенбай сознался.
— Скажу… все скажу… вздохнул он. — Пока жена спала, которая из Тюрюнтюйли, ходил к прежней жене, которая из Туишева.
— А в комбинат не заходил?
— Ни к чему было…
— А кто, если не ты, стер проценты с Доски показателей?
— Да на кой они сдались мне?
— Это тебе знать… Смотри, если солгал… Проверим твои показания у обеих жен…
— Только у одной проверьте, что из Туишева. Если узнает та, что из Тюрюнтюйли, покалечит…
— Смотри, поймаем — плохо будет, — и с этими словами вытолкали Уркенбая из кабинета.
— Не спускать с него глаз! — приказал Ибрахан и отправился по цехам.
У Доски показателей был установлен трехсменный пост. Кроме того, ночью, не доверяя сменщикам, не смыкая глаз, дополнительно дежурил Ярмухамет. Он нервно переступал с ноги на ногу, вглядывался сквозь мартовскую ночь в ворота, откуда вот-вот, осторожно ступая на кончики носков, подкрадутся злоумышленники. Вдруг ночную тишину нарушил чей-то грубый топот. Ярмухамет разбудил своих соглядатаев.
Черный призрак превратился в чудовищного зверя, который, топая, вышел к циркулярке, к свету. Но что за наваждение: то была обыкновенная корова. Она понюхала воздух и, медленно переваливаясь, приблизилась к Доске показателей. Затем отступила на шаг назад, словно собиралась боднуть Доску, но почему-то передумала, неторопливо подошла к ней, вытянула шею и стала облизывать Доску из края в край.
Мы не станем описывать в подробностях боевые успехи доблестного воинства во главе с Ярмухаметом по поимке опасного преступника. Скажем лишь, что ловкость, мужество и личная отвага трех мушкетеров привели к желанной победе. Как преступница ни брыкалась, как отчаянно ни лягалась, как ни бодалась — и ногами, и рогами, — ей пришлось сдаться на милость победителям.
Если бы речь шла об обыкновенной корове со скромной, стандартной биографией, мы бы, во-первых, не уделили ей столько внимания, а во-вторых, честно признаемся, не поверили бы в то, что корова могла слизать показатели. Последнее обстоятельство вызывает вполне понятные сомнения. Ни в каких научных трудах, ни в какой специальной литературе нет прямых указаний на то, что в коровий рацион входит мел.
Но надо отметить, что корова, уличенная в слизывании показателей, была, так сказать, корова с богатым прошлым. История ее мытарств, блужданий могла бы дать писателю-анималисту богатый материал для большого производственно-бытового романа.
В далекие времена, на заре туманной юности, эта корова числилась в стаде колхоза «Светлый путь».
Будучи зампредрайисполкома, Ибраханов добился ее выбраковки: ее уступили ему за полцены. К сожалению, в доме Ибрахана ей не создали надлежащих условий, и она резко снизила надой молока. Это не помешало Ибрахану сбагрить корову в другой колхоз, содрав за нее втридорога. О махинациях Ибрахана с коровой каким-то образом стало известно в райкоме, ему влепили строгача. Но и в другом колхозе к корове не отнеслись по-человечески, она фактически была беспризорной, ее морили голодом. И вот тогда-то, как гласит легенда, корова по кличке «Айранбикэ» впервые согрешила: позарилась на клочок чужого сена. За это жена бригадира, кормившая свою собственную корову сладким колхозным сеном, огрела ее палкой по спине. Доведенная голодом до отчаяния, Айранбикэ жадно набросилась на изображенные на колхозной Доске показателей свеклу, картофель, кукурузу. Но увы, рисунки не утолили голода. Правда, рядом с рисунками были начертаны мелом какие-то цифры и кружочки — проценты. Хотите — верьте, хотите — нет, а корова с аппетитом слизала всю эту цифирию. Отощавшую, полуживую, ее отвели на пункт «Заготскота». Здесь ее обнаружила Минникунслу. Доброе женское сердце сжалилось над животным, и она выкупила Айранбикэ.
Почему теперь, находясь уже на попечении сердобольной и чуткой Минникунслу, корова снова пошла на преступление, остается неразрешенной загадкой. Мы не допускаем и мысли, что Айранбикэ сейчас плохо живется. Объяснить мотивы преступления мы не в силах: оставим это для будущей диссертации ветеринаров — тех, кто изучает аномалии в поведении животных. Нам же в данном случае важно констатировать любопытный, мы бы сказали, редкий в животном мире факт.
Минникунслу за плохой надзор за коровой оштрафовали, что вызвало, естественно, бурною реакцию с ее стороны.
— Чтоб у тебя вымя высохло! — проклинала свою подопечную хозяйка. — Я тебя от ножа мясника спасла, а ты позоришь меня на весь поселок. — Айранбикэ не поняла критических высказываний хозяйки, но покорно последовала за ней в поселок. История о том, как корова слизала цифры с Доски показателей, долго служила темой разговоров досужих кумушек. Вместе с тем она, эта необычная история, невольно привлекла внимание работников комбината к Доске показателей и к тому, что на этой Доске изображалось…
ТОВАР — ДЕНЬГИ — ТОВАР
Между тем горы скалок и топорищ росли буквально не по дням, а по часам, они заполнили заводской двор, склады. Пора было подумать о реализации готовой продукции.
— Сколько процентов?! Подумать только! А? Красота какая! Скалки словно жемчуг! — восхищался Булат.
На это следовала отрезвляющая реплика Ибрахана:
— Красота нужна в картинной галерее, а нам требуется рентабельность. Каждый рубль должен давать доход. Вот когда эта красота принесет доход, тогда я буду ею любоваться… Так нас учили на курсах политэкономии.
— Сбудем! Чего волнуетесь? Справка торга у нас в кармане, — самодовольно воскликнул Булат. — А какой заряд дали эти маленькие скалки всему комбинату! Этого никто отрицать не станет.
— Я и не отрицаю! Азарт был! Не спорю! Только смотри правде в глаза, зятек! — поучал Ибрахан Булата. — Увлекшись скалками и топорищами, упустили качество остальной продукции.
Ибрахан не уточнял, какая продукция имелась в виду. Но Булат отлично понимал, в чей огород этот камушек… Увлекшись скалками и топорищами, допустили брак при изготовлении мебели и кирпича. И за качество кирпича тоже нес ответственность Булат. Дело в том, что он, заменяя ушедшего в отпуск Альмухаметова, неведомо откуда выкопал какие-то данные, позволяющие вести ускоренный обжиг кирпича — вместо восьми часов за шесть. Из такого кирпича стали воздвигать на видном месте городскую водокачку. Альмухаметов по возвращении из отпуска не замедлил скомпрометировать нововведение Булата. В свою очередь Булат не остался в долгу и походя очернил Альмухаметова в глазах Ибрахана.
— Комбинат мог бы давать кирпич в больших количествах, да этот демагог Альмухаметов ставит палки в колеса и тормозит.
— Очень просто, охаивает почем зря кирпич ускоренного обжига. Мы, говорит, выпускаем не кирпич, а полусырец. Вот, говорит, обрушится какой-нибудь объект, зададут Ибрахану перца, не усидит на месте. И вообще у вашего, сказал, Ибрахана чего-то не хватает…
Лицо Ибрахана от сдерживаемого гнева мгновенно покрылось темно-бурыми пятнами.
— Я покажу ему, у кого не хватает…
Что именно он собирался предпринять, он и сам еще не знал. Но жажда мести обуяла его… Желая как-то разрядиться, Ибрахан переключился на другую тему:
— Что же это машин до сих пор нет?
— Начальник автохозяйства, — успокоил Булат, — обещал к полудню.
К ним подошел Акоп, одетый по-дорожному, с отросшей щетиной. Он собирался в дальнюю поездку и решил за время командировки отрастить бороду.