Вскоре окончательно пришел в себя, но уйти домой при всем желании не мог: дверь была заперта, ключ хозяйка девала неизвестно куда. А Факай очень торопился. Прежде всего к любимой жене. Впервые за тридцать лет счастливой, безоблачной супружеской жизни он не ночевал дома. Это невероятное обстоятельство кого угодно ввергло бы в панику, тем более его боевую, ревнивую подругу, человека мнительного, тонкую, чувствительную натуру. И, кроме того, само собой разумеется, он рвался в комбинат. Ибрахан Сираевич ведь не станет отрицать того, что не припомнит случая, когда бы Факай совершил прогул или опоздал на работу.
Ключа от дверей нигде не было. Факай фактически подвергся, без санкции прокурора, домашнему аресту. Хоть бы у себя дома, а то у «одинокой женщины», которая пускала в ход все средства, дабы совратить высоконравственного Факая, в частности выставила на стол какую-то омерзительную жидкость и буквально силой заставила его выпить стакан.
Вот тут-то он не выдержал, и между ними возникла перепалка. Не исключено, что сгоряча, сам того не сознавая, он ударил коварную соблазнительницу. Это, однако, не остудило ее пыл, тогда он и выбил стекла в окне и выскочил на улицу, спасая себя, спасая свою незапятнанную честь гражданина, мужа и передового работника промкомбината.
Булат явился перед грозные очи начальства с поникшей головой. Он вошел в кабинет, как входят в зал суда преступники, отлично сознающие, что их ожидает…
— Заходи, заходи, зятек! Ну и обрадовал ты меня! Очередной сюрприз приготовил. За моей спиной вытворяешь черт знает что, а расхлебывать приходится мне… Посмотри мне в глаза и скажи, как будем выходить из этого дурацкого положения.
Булату стыдно было поднять голову и посмотреть в глаза тестю и директору. Ничего хорошего это не сулило… Булат молчал…
— Ты подумай пока над моим вопросом. Сейчас подойдет твой напарник и верный союзник Факай… О его проделках у Гиззельбанат ты, наверно, уже прослышал… Ко всем радостям нам не хватало только такого скандала…
Тут подошел Факай.
— Кворум у нас налицо, можем начинать, — мрачно сострил Ибрахан, которому было далеко не до шуток. — Слово имеет Булат Арсланович… Подготовиться Факайетдину Фасхутдиновичу… Отвечайте коротко и внятно, как выбраться из трясины…
Булат продолжал сидеть, не поднимая головы (он все еще избегал встречи с глазами Ибрахана), нервно теребил правый бакенбард, как будто, подобно библейскому Самсону, в волосах обретал силу.
— Что я могу сказать? Перед нами задача — в один-два дня заменить пять гарнитуров мебели, попавших по недоразумению к уважаемым людям города, которым мы очень многим обязаны…
— Это и без того ясно, — резко оборвал Ибрахан. — Что скажет Факайетдин Фасхутдинович?
Несмотря на головомойку, учиненную женой, несмотря на горячий душ, самогон не выветрился еще окончательно из Факая. Ничего конкретного он предложить не мог, и ему ничего не оставалось, как присоединиться к словам предыдущего оратора.
Ибрахана давно не видели в таком запале, он метал громы и молнии, бушевал, и ничто не в состоянии было его остановить:
— Я собрал вас не в шашки-поддавки играть… Не до игр…
Тут Булат проявил несвойственное ему мужество, встал и принял, как говорится, огонь на себя:
— Я все улажу… Мне потребуется грузовая машина и на несколько дней деньги. Сколько? Сколько стоят пять гарнитуров… — Он произнес свое предложение четко, решительно и теперь не побоялся скреститься взглядом с Ибраханом.
На какую-то долю секунды в голове Ибрахана мелькнула шальная мысль: уж не задумал ли милый зятек, получив деньги, смазать пятки и дать стрекача. Он отогнал это дикое предположение, но уточнил:
— Зачем деньги?
— Поеду в Уфу, — твердо заявил Булат. — У меня там связи, раздобуду импортную мебель. Не мебель, а обсоси гвоздик!
— Хороши будем, когда узнают, что мы, изготовляющие мебель «экстра-класса», покупаем мебель на стороне. Стыд и срам!..
— Чтобы избежать срама, совершу покупку через подставных лиц. Обойдется чуточку дороже, зато наша честь будет спасена…
— Откуда нам взять грузовик? На автобазе не дадут! Акоп до сих пор не вернул автомашины… Платим большую неустойку…
— Директора автобазы тоже беру на себя. Остановка за деньгами. Главбух — сухарь, под отчет не даст. А без денег ехать бесполезно… Нам бы взаймы на несколько дней… А второсортные гарнитуры чуточку подполируем, подкрасим — и пустим в продажу. Реализуем за несколько часов. Голову даю на отсечение…
— Ты уже давал свою голову на отсечение, когда затоварились скалками…
— Скалки — то другое… Красивая мебель — это произведение искусства!
На какую-то долю секунды Ибрахану снова показалось подозрительной активность Булата. Не мешало на всякий случай застраховать себя от возможной неприятной оказии, и он предложил поехать в Уфу вдвоем — Булату и Факаю:
— Вы вдвоем заварили кашу, вдвоем ее и расхлебывайте… А деньги, так и быть, я сам вам одолжу… Но зарубите себе на носу — выручаю в последний раз. На мою доброту больше не рассчитывайте! Точка!..
Через два дня из Уфы в Яшкалу прибыли пять гарнитуров импортной мебели. Правда, смутные слухи об этой покупке все же дошли до Яшкалы. Им не поверили. Они выглядели слишком нелепо и неправдоподобно.
Вопреки опасениям Ибрахана, Булат не сбежал. Ему не было никакого резона бежать из Яшкалы: где в другом месте, при каком другом начальнике ему работалось бы так хорошо и жилось бы так привольно, как у Ибрахана!
Мебельная эпопея завершилась, ко всеобщему удовольствию — и «нужных» людей, и руководителей промкомбината, — благополучно. Как говорится, без сучка и задоринки. Вот только с возвращенной второсортной мебелью вышла заминка: если не в столе, то в диване, если не в диване, то в стульях невооруженным глазом легко обнаруживались и сучки и задоринки. Даже подкраска, полировка, лакировка не помогли… Покупатели жаловались, а им в ответ продавцы твердили:
— Вы видели, что покупали…
Покупатели не успокаивались и жаловались в высшие инстанции…
Ибрахан уже приобрел иммунитет к жалобам, они его не трогали, как в былые времена: на всякую жалобу, как бы она ни была серьезна, при желании можно найти отговорку, пока, конечно, жалоба не становилась предметом обсуждения в комитете народного контроля или у самого Аксакала. Там уж не оправдаться… Но пока что, слава богу, жалобы путешествовали в пределах внутриведомственных инстанций, и у Ибрахана не было оснований тревожиться: он приободрился, повеселел, словно сбросил с плеч тысячетонный груз…
— Теперь мне и к самому Салахи Салахиевичу не стыдно идти на прием…
У операции по укрощению и задабриванию так называемых «нужных людей» оказалось непредвиденное продолжение с неприятными для Факая последствиями.
Произошло это в ночное дежурство Ярмухамета на складском дворе. Под утро, когда все складывалось так, что начальник охраны с полным основанием мог отрапортовать начальству: «Полный порядок! Никаких ЧП!» — вдруг откуда ни возьмись послышался подозрительный шум. Ярмухамет — ружье наперевес и осторожно, на цыпочках, ступил несколько шагов: какой-то злоумышленник возился у штабелей штакетников…
— Стой! Стрелять буду! — крикнул бдительный Ярмухамет.
— Не дури! — послышалось в ответ.
— Брось доску! — Ярмухамет для острастки пальнул в воздух. Вор, не выпуская из рук доски, кинулся навстречу Ярмухамету, желая, видимо, его обезоружить. Ярмухамет в порядке самообороны выстрелил в злоумышленника. Благо, ружье было заряжено не порохом, а солью, обыкновенной столовой солью, но боль в ноге, куда угодила пуля с солью, была, видимо, достаточно сильной. Раненый злоумышленник взвыл от боли и рухнул на землю. Ярмухамет приблизился к нему:
— Не стреляй, Ярмухамет! Это я — Факай!
Ярмухамет не поверил своим глазам: Факай — вор, крал доски! Что за чертовщина!
И тут Факаю пришлось вторично исповедоваться, на этот раз перед Ярмухаметом. Исповедь была короткой.
Булат и Факай отобрали пятерку «нужных». Об этом проведал шестой, обиделся и начал пакостить.
— Меня не признаете? Без меня думаете обойтись? Посмотрим, как обойдетесь, услышим, что запоете, когда я не дам того, что вам нужно. Посажу комбинат на сухой паек!
Стал Факай искать подходы к шестому и так, и этак. Узнал, что шестой строит дачу, и, как бы невзначай, поинтересовался:
— Шпунтовка нужна?
— Это что, вопрос любопытного? Или дружеское предложение? Какому дачестроителю не требуется шпунтовка? Но я знаю вашего брата, семь шкур сдерете. Совесть — она у вас в дефиците…
— Глубоко ошибаетесь, уважаемый! Напротив, мы с вас возьмем ниже себестоимости.
— Не понимаю! Как это ниже себестоимости?!
— Очень просто. Нужно только иметь на плечах светлую голову, а не, извините, не про вас будь сказано, кочан капусты. Мы выпишем вам горбыль, заплатите, как за горбыль, а получите самую натуральную шпунтовку… Нам интересно иметь дело с друзьями, а не с врагами.
Короче говоря, Факай выписал наряд на два кубометра горбыля. Утром, до начала рабочего дня, шестой должен был пригнать машину. А Факай — вот что значит неудачник — не успел с вечера прикрыть отложенную шпунтовку горбылем, — потому и проник ночью на складской двор. Все прошло бы гладко-сладко, если бы не чересчур исполнительный Ярмухамет.
— Опять шухер-мухер?! Не можешь иначе?
— Не я, а нужные люди иначе не согласны… Не подмажешь — дела не сделаешь. Вот и смазываем по силе возможности.
— Пока что по силе возможности подводите начальство.
— И не подводим. Для него же стараемся. Он в курсе…
— Почему же тогда не разбудил меня, когда шел на складской двор?
— Вы так крепко спали… Пожалел…
— Что же теперь делать? — Ярмухамет боялся, как бы Ибрахан не устроил ему разнос за срыв важного мероприятия для «нужного человека».
За двадцать минут Ярмухамет и похрамывающий Факай погрузили на подошедший грузовик обещанные шестому доски…
Утром, когда через проходную проследовал Ибрахан, Ярмухамет, не моргнув глазом, бодро отрапортовал: