прекрасно знают. С лучшей стороны, между прочим.
Зина покраснела и промолвила:
- Спасибо вам, Константин Генрихович, большое. Не знаю, как и благодарить
вас. Я пока еще не зарабатываю…
- Ну, а вот это бросьте, - перебил ее Швец. – Ни к чему, знаете ли, меня
обижать. Я от чистого сердца желаю вам интересной, достойной жизни и
счастья.
- За что же, Константин Генрихович? – тихо спросила Зина.
- За головку вашу умную, за характер упорный, творческий. Это самое первое
и простое, что просится на язык умудренному профессору, пожалуй, впервые
74
на своем научном веку до такой степени ошеломленному достижениями
своей ученицы.
И они поехали в институт. Пока профессор оформлял документы, Зина ждала
его в машине. Вспоминала все случившееся за минувшие два дня и никак не
могла поверить в перспективы, которые сулил ей Швец. Но верить хотелось, и Зина, закрыв глаза, постаралась представить многолюдные студенческие
аудитории, внимающие каждому ее слову, и себя, молодую и красивую, на
кафедре престижного вуза. Пыталась – и не могла: она никак не могла
предположить, что ее, вчерашнюю выпускницу, по сути студентку, будут
слушать ее сверстники, такие же двадцатидвухлетние парни и девушки, как
она сама. Да и что такого особенного она может им передать?
«Нет, вряд ли, конечно, мне сразу доверят преподавать на старших курсах, -
успокаивала она себя. – Для начала, видимо, поручат вести семинары по
введению в литературоведение для первокурсников. Это уже проще, как-
никак за плечами защищенный диплом по теории литературы. Да и
Константин Генрихович наверняка поможет, даст необходимые пособия,
посоветует, с чего начать. Так что ничего страшного!»
Зина открыла глаза и увидела спешащего к машине Швеца. Он широко
улыбался и еще издали помахивал какой-то папкой в руке.
- Декан одобрил мое ходатайство, - сообщил он, усаживаясь на водительское
кресло. – Теперь отнести его к ректору, и через пару недель можно ждать
результата.
- А если ректор… - начала и запнулась Зина.
- Пустяки, - поспешил успокоить ее Константин Генрихович. – Роман
Гаврилович, мне кажется, хорошо ко мне относится. По крайней мере,
надеюсь, что хорошо. Так что, тьфу-тьфу, - он постучал по пластиковой
приборной панели, - считайте, что дело выгорело. Ну что, едем?
75
- Прямо сейчас? – вздрогнула Зина. Перспектива оказаться в роскошном
ресторане ее, никогда не бывавшую даже в кафе, очень пугала.
- А почему бы нет? – улыбнулся профессор. – Рестораны работают с
двенадцати. Или вы предпочитаете вечером, когда музыка и многолюдно?
- Нет-нет, - выпалила она. – Давайте уж сейчас.
- Точно? – Константин Генрихович мягко, подбадривающее улыбался и
выжидающе смотрел на нее.
- Точно! – категорически выпалила она и попыталась тоже улыбнуться, но
улыбка вышла неловкая, и Зина покраснела и отвернулась к окну.
- Мне понятно ваше смятение, но смею вас уверить, что в данном случае оно
совершенно не адекватно ситуации. Мы с вами выберем отдельный столик,
где-нибудь у окна. Будем смотреть на Арбат и спокойно беседовать. Если я
вам, конечно, не надоел за время учебы, - и он еще раз обворожительно
улыбнулся.
- Не надоели, Константин Генрихович, - оправившись, наконец, от смущения, ответила Зина и тоже улыбнулась.
- Вот и прекрасно, - кивнул Швец и включил зажигание. – Столик я уже
заказал. Вы какую кухню любите?
- То есть? – не поняла Зина.
- Ну, кухню каких стран – арабскую, узбекскую, итальянскую, французскую?
Надо было что-то отвечать, но Зина чувствовала, что все мысли покинули ее.
Котлеты на пару да окрошка на кефире – вот, пожалуй, все деликатесы,
которые ей довелось отведать в родительском доме. Боясь, что покраснеет
еще гуще, Зина брякнула первое, что пришло в голову:
- Я предпочитаю русскую, - и действительно покраснела.
76
Швец, кажется, совсем не заметил очередного смущения девушки и даже
поддержал ее:
- Мы с вами солидарны. Ничего вкуснее настоящего холодца и добрых котлет
по-киевски я тоже не едал. Добавим сюда что-нибудь из салатного ряда – у
них это превосходно. Как насчет напитков?
Из книг и по рассказам однокурсников Зина знала, что в ресторанах принято
пить крепкие напитки, но сейчас, после вопроса Швеца, перед ней вдруг
отчетливо встал покойный отец, как всегда, пьяный и грубый. Он посмотрел в
глаза дочери, хотел что-то сказать, но не смог, а только икнул и смачно
сплюнул в сторону. Это видение не посещало Зину уже давно, и она невольно
вздрогнула. Профессор, хотя и смотрел на дорогу, успел заметить это
движение собеседницы. Однако причина такой реакции осталась ему не
понятной, и он первым делом подумал, что как-то неловко обидел девушку.
Тем более что она молчала, опустив глаза на свою сумочку, лежавшую на ее
коленях.
- Если хотите, можем ограничиться соками. Квас у них неплохой, - осторожно
сказал он, пытаясь снять напряженную паузу.
- А что есть в ресторанах? – Зина резко подняла голову, но смотрела не на
профессора, а на дорогу. – Я имею в виду - из крепких напитков?
- Ну, все что захотите, - Швец облегченно вздохнул и наперебой стал
перечислять: - Вина различные, шампанское, водка, коньяки, виски, бренди…
В «Праге» подают отменное чешское пиво…
- Шампанское, - перебила его Зина. – Я люблю шампанское.
Никакого шампанского, как и вообще крепких напитков, Зина в своей жизни
никогда не пробовала, но посчитала, что шампанское – самый безобидный
напиток, который позволительно попробовать девушке за обедом с
посторонним мужчиной.
77
- Договорились, будем пить шампанское, - согласился Швец. – У них самое
настоящее «Советское». С бывших императорских заводов. Вы какое
предпочитаете – сухое, полусладкое?
- Полусладкое, - ответила Зина. Ей помогли книги: в классических романах, запомнила она, дамы пили именно такое шампанское. То есть, наверняка они
пили и что-то еще, но знание, не подкрепленное личным опытом, не
отложилось в голове девушки, тогда как шампанское в Москве продавали во
всех хороших гастрономах.
- Браво! – не удержался Швец и хлопнул рукой по баранке. - Да у нас с вами
идентичные вкусы! Нас ждет роскошное пиршество! Но пора, пора заехать за
вашим платьем!
В огороженной ширмочкой примерочной Зина надела новое платье и в
зеркале не узнала себя. Кем угодно могла она себя представить:
учительницей, продавцом, даже стюардессой на международных линиях, но
вот чтобы выглядеть настоящей принцессой – об этом она и думать не смела.
А сейчас из зеркала на нее смотрела ни больше ни меньше сама принцесса
Монако Каролина Гримальди, фотографию которой она тоже увидела в
журнале мод.
- Можно к вам? – слегка постучал Швец в стойку ширмы.
- Да, конечно! – отозвалась Зина, и расплывшееся в улыбке лицо профессора
показалось между картонных створок. – Как замечательно! Наш Евгений
Ипатьевич – настоящий кудесник! Вам-то нравится?
- Спасибо вам! – зарделась Зина.
- Не надо, умоляю! – Швец прижал обе руки к груди. – Красота должна и
одеваться как красота. Однако нам пора в ресторан!
Он рассчитался с портным, и они с Зиной спустились вниз, к машине.
78
Профессор был прав. В ресторане им на самом деле подали вкуснейшие,
свежие кушанья: горячие Пожарские котлеты, телятину «Орлов»,
студенистый холодец с ледком и хреном, фаршированные баклажаны,
бруснику во льду.
- Вот вы знаете, что такое, например, пожарские котлеты? – приглашая Зину
отведать кушанья, спросил Швец. – То есть, собственно говоря, почему они
называются именно Пожарскими?
- Что-то связанное с князем Пожарским, освободителем Москвы? –
неуверенно предположила Зина, разрезая баклажан.
- С графом, Зина, с графом, это уже девятнадцатый век, - отрезав кусочек
дымящейся котлеты, Константин Генрихович отправил его вилкой в рот. –
Тут, впрочем, ситуация, видимо, анекдотическая, поскольку есть несколько
версий. И не все они о графе. О графе только одна, вернее, о его поваре, который якобы впервые приготовил котлеты из фарша птицы и хлеба. Где-то
я вычитал, что когда к графу приехал кто-то из августейшей фамилии и на
кухне не нашлось телятины, граф, велел повару срочно зарезать индейку и
быстро сделать из нее котлеты. Другая версия говорит о некой Дарье
Евдокимовне Пожарской, которая владела трактиром в Торжке. Это про нее
писал Пушкин Соболевскому: «На досуге отобедай у Пожарского в Торжке,
жареных котлет отведай и отправься налегке»…
- Что касается Пушкина, - улыбнулась Зина, - то я в восторге от того, как он
изобразил Татьяну в конце романа. Она безупречно владеет собой,
одновременно и подчиняется этикету, и остается собой…
- Не правда ли? – восторженно воскликнул Швец, наполняя бокалы. – И
вообще Пушкин испытывает глубокую симпатию к своей героине, ставит ее
гораздо выше – нравственно выше, я имею в виду, - мужских персонажей
романа, более того – окружает ее каким-то ореолом грусти и достоинства…
79
Ну что, за первый ваш успех? – он протянул Зине бокал, в котором
успокаивалось, шипя и потрескивая, янтарное шампанское.
- Спасибо вам за все, Константин Генрихович, - Зина взяла бокал и осторожно
пригубила. Свежий напиток приятно, ненавязчиво пробежал по языку,
мелкими иголочками засвербел в гортани.
- Сладко как! – невольно улыбнулась Зина. – И в нос, и в глаза… - она вынула
носовой платок и поднесла к лицу.
- Угощайтесь, Зина, - профессор широким жестом обвел стол и активно