умиротворенно.
Он наполнил третий бокал, предложив выпить за ее карьеру. Она согласилась.
- А какая будет тема у моей кандидатской диссертации? – спросила она,
лукаво глядя на Швеца.
- Зиночка, какая угодно, - пережевывая сыр, ответил он. – Например, поэтика
смерти в прозе… ну, кого бы назвать… да вот хоть того же Сологуба. С таким
фундаментом, как твой диплом, любые горы не преграда. К тому же ты
говорила, что он тебе очень нравится.
- Да, особенно «Заклинательница змей», - согласилась Зина.
- А потом, соединив диплом и кандидатскую, можно и книгу выпустить по
поэтике Федора Кузьмича, добавив еще две-три главы, - рисовал Швец
сладостные перспективы. - Серебряным веком, конкретно Сологубом, на
западе мало кто занимается. Так что путь в мировую науку тебе обеспечен.
85
– Но я надеюсь, что вы мне поможете? На первых хотя бы порах?
- Ну почему на первых? – удивился профессор. – Могу и соавтором такого
замечательного исследователя выступить. Вместе на международные
конференции будем летать.
- Как вы сразу так далеко, однако…
- Это только кажется, что далеко, ничего не далеко, вот увидишь. А теперь я
хочу еще раз выпить, на сей раз на брудершафт.
- Зачем? – не поняла Зина.
- А за тем, чтобы ты никогда больше не называла меня на «вы». Наедине,
естественно.
Зина улыбнулась и взяла из рук Константина Генриховича протянутый им
четвертый бокал. Голова не болела, удивительная легкость в теле и ясность в
голове приятно удивили ее.
- «Ты право, пьяное чудовище. Я знаю: истина в вине!» - процитировала она, допив из бокала.
- Осторожнее, Зина, это только поэзия. В жизни бывает все гораздо серьезнее,
- предостерег, впрочем, шутливо, Швец.
- С вами – море по колено… Ой, что это я… С тобой. – Она придвинулась
поближе и прошептала ему на ухо: - А как тебя называть?
- А как тебе больше нравится?
- Например, Любимка. Не возражаешь?
- Ну, это только в очень нежных случаях, - лукаво прищурился Константин
Генрихович.
86
- Значит, часто, - язычок у нее развязался, слова лились без всяких мыслей. –
Поскольку таких вот, как ты говоришь, нежных случаев я обещаю тебе
великое множество!
Она поднялась из-за журнального столика, чуть заметно споткнулась и
подошла к нему. Глядя на него сверху, она заметила заметно проступившую
лысину не его темени, едва прикрытую зачесанными наверх волосами.
«Ему сорок девять, мне двадцать два, - мелькнула мысль. – Ну и что? А
может, я люблю его?» - и она опустила голову и легко поцеловала его в глаза, которые он успел поднять навстречу ее движению. Бросив на ходу: «У тебя
ванная там?» и не дождавшись ответа, она вышла в прихожую, потом
забралась в ванну и подставила разомлевшее от выпитого тело упругим
горячим струям. А когда вернулась в комнату, от подбородка до ног укутанная
в огромное бархатное полотенце, с удивлением и одобрением отметила, что
Константин Генрихович успел перестелить постель и новая простыня манила
ее свежим крахмальным блеском.
А когда запрокидывала голову под его напористыми, умело торопливыми
объятиями, успела с удивлением подумать, дивясь собственной неведомо
откуда взявшейся раскрепощенности: «И куда тебя только несет, девушка?..
Он ведь сам сказал, что только в книжках бывает счастье… А это тогда что?..
Не знаю, пускай», - и закрыла глаза под жадными, ненасытными
поцелуями…
* * *
Весь тот день они провели вместе. Для начала приготовили роскошный обед.
Константин Генрихович показал Зине, как приготовить полюбившуюся ему в
Италии сырную закуску «Рафаэлло». Обошелся самыми скромными
продуктами: натер на терке плавленые сырки, добавил майонез и
выдавленный через пресс чеснок. Из получившейся массы сформировал
87
небольшие шарики, в каждый из которых поместил грецкий орех и оливку.
Размешал, дал Зине попробовать с ложки.
- Чудесно! – она раскрыла восхищенные глаза.
- Никогда не пробовала? – спросил профессор. – При желании можно из
самых элементарных продуктов, купленных в Москве, приготовить вот такое
чудо. Надо только включить воображение и вдохновение.
Зина с грустью подумала о маме, которой всю жизнь было, конечно, не до
вдохновения, а все ее воображение уходило на то, как с наименьшим для себя
риском угодить вечно пьяному мужу. Она вздохнула и попыталась отогнать
грустные мысли. Сегодня все-таки ее день, и он должен быть праздничным, нарядным!
Потом Швец попросил Зининой помощи в приготовлении апельсинового
пирога. Велел ее развести дрожжи в теплом молоке и оставить минут на
пятнадцать, добавив туда три чайных ложки сахара. А сам тем временем
готовил начинку: пропустил апельсины через мясорубку и добавил в
образовавшуюся массу полстакана сахара.
- Весь конек в том, чтобы апельсины прокручивать вместе с цедрой, - пояснял
он, крутя ручку мясорубки. – Тогда вкус становится особенным, острым,
пикантным. Ты скоро попробуешь и оценишь… Добавь-ка к дрожжам
маргарина, три желтка и муку. Все вон там, в правом шкафу.
Когда тесто поднялось, Зина замесила его, раскатала по небольшому
противню, сделав, по указке Константина Генриховича, бортики по краям.
- Вот так, все правильно, умница, - похвалил профессор. – А теперь оставим
это хозяйство в покое на полчаса.
88
За это время он смешал из яиц и сахара крепкую пену и капнул туда капельку
уксуса. Затем посыпал тесто крахмалом и переместил сверху
приготовленную начинку.
- Теперь, запоминай, заливаем все это взбитыми белками и ставим в
разогретую духовку. Ты заметила, что я несколько минут назад включил ее?
- Сколько ждать? – нетерпеливо спросила Зина. – У меня уже слюнки текут.
- Не так еще потекут, когда попробуешь! Минут через двадцать вытащим его
из жара и дадим остыть, а сами тем временем будем пить восхитительное
итальянское вино и закусывать сырными шариками.
Константин Генрихович вынул из холодильника бутылку привезенного из
недавней загранкомандировки вина и торжественно водрузил ее на столе.
- Я просто млею от этого вина, - сказал он. – Оно производится в области
Венето, это на северо-востоке Италии, из винограда сорта шардоне. Пьется
мягко, надо только смаковать каждый глоток, каждую каплю. Ну что,
приступим к трапезе? – и наполнил бокалы светло-янтарным напитком.
Зина взяла бутылку, прочитала на этикетке: «Natale Verga, Chardonnay del Veneto Frassinо, 1981».
- Это год производства? – спросила она.
- Да, разумеется, - кивнул профессор. – Прошлогоднее. Из ранних, молодых
вин. Вкус у него терпкий, ядреный. Попробуй, - и он поднес свой бокал к
бокалу Зины, слегка стукнул кромкой, так что раздался нежный, хрустальный
звон, и отпил небольшой глоток.
Зина отпила следом. Незнакомый, но оригинальный вкус приятно удивил ее.
Сырные шарики «Рафаэлло» придали букету дополнительной пикантности, и
вскоре Зина почувствовала, как приятная теплая волна поднимается откуда-то
89
из-под ложечки, мягкими перекатами подступает к горлу, к голове, слегка
туманит сознание.
- Знаешь, мне так легко, - слегка разомлев от выпитого, призналась она
Константину Генриховичу. – Хочется жить, улыбаться… Я ведь никогда не
говорила тебе, как я живу…
Зина прекрасно сознавала, что становится словоохотливой, развязной, но –
удивительно – это ничуть не смутило ее. Наоборот, ей вдруг захотелось
рассказать Швецу про свою жизнь, что-то в подсознании убеждало ее: он
поймет, проникнется. У нее так мало было в жизни добра, что первый
встреченный ею неравнодушный человек, каковым, несомненно, являлся для
нее Швец, заменил бы ей сейчас, она чувствовала, и отца, и мать, и всех
моралистов земли вместе взятых. И она стала рассказывать о себе: про
пьянки и ругань, про гроши, с большим трудом выкраиваемые матерью на
учебники и тетрадки для дочери, про серую атмосферу родительского дома…
- Бедняжка, я и не знал, что ты росла в такой обстановке, - посочувствовал
Константин Генрихович. – Представляю, как тебе было скучно.
- Нет, - возразила она. – Скучно мне не было. Мне помогали книги.
Удивительное, быстродействующее лекарство против скуки! Вполне
возможно, что будь в моей семье все мирно да гладко, я и не стремилась бы
учиться. Стала бы, как многие мои одноклассницы, продавщицами да вышла
бы замуж в девятнадцать лет. Не поступила бы в институт, тебя бы не
встретила, - она бросила в него испытующий взгляд.
- Ну, это ты зря! – дернулся Швец. – Если судьбой нам написано было
повстречаться, то мы все равно встретились бы. Я будто бы всю жизнь тебя
ждал…
- А давно ты женат?
90
- Двадцать пять лет. Сыну уже двадцать четыре, дочь на год моложе, твоя
ровесница.
- И что же, за все время ты ни разу не изменял жене? – отважилась спросить
Зина.
Швец поморщился, повертел в руках вилку с ножом, ответил не сразу.
- Как бы тебе сказать, - наконец, промолвил он. – Смотря что понимать под
изменой…
- А разве это слово подразумевает множество толкований? – лукаво
подстегивала его Зина.
- Оказывается, что так, - профессор медлил, стараясь найти нужные слова. -
Молода ты еще, не сталкивалась со многими вещами. Если понимать под
изменой желание лишний раз не видеть жену, оставаться в своей оболочке -
среди книг, научных интересов, дискуссий с коллегами, командировок, - то
да, изменял. И продолжаю изменять.
- Что же так? – искренне удивилась Зина: такого ответа она никак не ожидала.