выйти в коридор.
- Подожди, - бросил Добряков бабенке, вышел в холл и слегка притворил
дверь.
- Пару слов наедине, чтоб ты знал, - шептал Рюмин, отводя Добрякова за руку
подальше и бросая осторожные взгляды на дверь. – Она приезжая, живет тут
у каких-то родственников. Разведена. Мы с ней выпили по бутылке пива у
Сашкиного киоска, я ей про тебя рассказал…
- Чего ты рассказал? – насторожился Добряков.
- Да все самое хорошее, не боись, - заискивающе замахал руками Рюмин. –
Сказал, что ты афганский герой, что орден имеешь, что холостой, между
прочим, - он прищурился и осмелился слегка похлопать соседа по плечу. –
205
Она сразу в интерес! Хочу, говорит, с героем познакомиться!.. Так что,
говорю, приятного знакомства! А я побежал. У меня дела, - и, выйдя на
лифтовую площадку, захлопнул за собой дверь холла.
Добряков вернулся к себе и увидел, что гостья уже скинула свою курточку, повесила ее на вешалку, а теперь стоит перед небольшим настенным
зеркалом и расчесывает волосы.
«Как она, однако, сразу», - подумал Добряков, а вслух сказал:
- Ну, проходи на кухню. Извини, в комнате не принимаю, там даже стола нет.
- Ничего, сойдет, я не привередливая, - отмахнулась она и, вытащив из
сумочки бутылку «Столичной», прошла следом за хозяином.
- Наливай пока, - Добряков поставил на стол две стопки. – Я соображу чего-
нибудь закусить.
- Ага, - кивнула она, улыбнувшись, и ее крохотный птичий носик совсем
пропал в ложбинках между щек.
Он открыл холодильник, окинул взглядом скудные припасы, извлек из
морозильной камеры четыре завалявшихся и уже почерневших сосиски,
поставил на плиту воду в маленькой кастрюльке. Помыл два помидора,
обрезав загнившие бока, покрошил в глубокую пластиковую тарелку.
- Масла нет, - пожал плечами, – так что будем так.
- Ничего, ничего, - снова усмехнулась она. – Я же сказала, мы неприхотливые.
- Пока варится, давай за знакомство, - предложил он, поднимая стопку и глядя
ей в глаза.
- Давай, - она поморщилась, поднесла стопку ко рту и выпила медленно,
мелкими глотками.
206
- Фу, - передернулся Добряков. – Как же так можно водку пить. Мурашки по
коже, когда вижу, что так водку пьют.
- А… как… надо? – она открыла рот и замахала перед ним руками.
- Да закуси ты, - надоумил Добряков.
- Да-да, - она ткнула вилкой в помидоры, подцепила кусочек, шустро
закинула в рот. – Как надо-то, спрашиваю, водку пить? – спросила,
прожевывая.
- Да кто его знает, как, - пожал плечами Добряков. – Я вот так пью, например,
- и, запрокинув голову, он вылил содержимое стопки себе в глотку. Шумно
выдохнул, обнюхивая помидор, неторопливо закусил. – Вкуса-то у нее нет
никакого, чего ее смаковать-то?
- Не знаю, - хихикнула она. – Я так привыкла.
- Ну, привыкла, так привыкла. Кому как нравится.
- Вот-вот, верно заметил, кому как нравится.
- Тебе что, больше сказать нечего? – подивился Добряков и закурил. –
Куришь? Бери.
- Отчего же, балуюсь, - она вытащила из пачки сигарету и тоже закурила.
Добряков отметил, что курит она куда профессиональнее, чем пьет.
- А что тебе сказать? – выдохнув струю дыма, спросила она.
- Ну, расскажи про себя, - предложил Добряков. – Тебе вон про меня сосед-то
мой уже кое-что рассказал.
- Рассказал, - кивнула она, устремив на него восхищенный взгляд. – А правда
он говорил, что тебе орден дали за спасение солдата?
- Было дело, - скромно отмахнулся Добряков.
207
- А покажи, а?
- Никогда не видела Красную звезду?
- Только на картинке. Яркая такая, красная!
- Никакая она не красная, а темно-бордовая, - поправил он. – Мало ли что
нарисуют на картинках.
- Вот и покажи, знать буду, - не отставала она.
Добряков встал и направился в комнату. Открыл ящик серванта и вытащил
оттуда небольшую коробочку, обшитую синим бархатом. Он и сам не знал,
почему ткань синяя. В этой коробочке ему вручили орден, в ней же он и
хранил его все эти годы.
- На вот, смотри, - протянул ей, вернувшись на кухню, и пошутил: - Смотри, не помри от восторга.
- Уж постараюсь, - ответила она, осторожно принимая орден на раскрытую
ладонь, и зачарованно уставилась на него.
- Давай выпьем, - прервал ее Добряков и наполнил стопки, - потом
разглядишь.
- Ладно, - ответила она, осторожно положила орден на стол и потянулась к
стопке.
Выпили. Язычок у нее развязался, она все нудела и нудела:
- Ну расскажи, а? Расскажи!
«И эта туда же!» - скривился Добряков. А вслух сказал:
- Не хочу я вспоминать, понимаешь? Если честно, то хочется все это забыть
поскорее. Ан не выходит. Но все равно не приставай. Давай-ка лучше
познакомимся, я ведь еще не знаю, как тебя зовут.
208
- Меня Тоней. Антониной, значит. А тебя, я знаю, - Егор.
- А-а, - протянул он. – Соседушка постарался?
- Да что ты так на него? Хороший он парень, пивом, вон, угостил.
- Он? – удивился Добряков. – Интересно, откуда у него деньги взялись. Все
время у меня клянчит.
- Ну, если честно, то это я его угостила, - потупила взгляд Тоня.
- Так бы и говорила. А за какие такие ясные глазки?
- Чтобы с тобой познакомил, - еще сильнее смутилась она.
- Стоп-стоп, я что-то не понял, - выпытывал Добряков. – Ты что, раньше про
меня знала, что ли?
- Да ничего я не знала. Просто стояла у киоска, а мужики, среди них и он
был, заговорили вдруг о тебе…
- В каком, интересно, тоне? – перебил Добряков.
- В самом что ни на есть уважительном. Один там был, здоровенный такой…
(«Ермалюк», - догадался Добряков.) Ну вот, он про тебя соседу твоему все
талдычил. «Если б у меня был такой геройский сосед, - говорит, - как у тебя, я бы его на руках носил, водяры в постель подносил каждое похмельное
утро». Мне интересно стало, какой такой герой. Подождала, когда все
расходиться стали, улучила момент, подошла к соседу твоему. Так и так,
говорю, рассказывай, что у тебя за сосед такой. А он: «Пика купишь?»
Пришлось купить. Пока пил, рассказал. Я а наберись храбрости да спроси:
«А меня познакомишь с ним?» Отвечает: «Познакомлю. Только ты ему
возьми чего-нибудь, он, верно, сегодня опять нездоров». Сходила с ним в
магазин, купила водки, а ему еще бутылку пива. Он меня и привел к тебе. Ох
и стучали мы к тебе, насилу достучались. На звонок никто не отвечал. Потом
209
он начала кулаком садить в дверь, и только тогда ты услышал. – Она немного
помолчала и осторожно спросила: - Что, плохо было?
- Ничего не плохо, - ответил Добряков. Рассказывать всякому про свои дела
не хотелось. – Спал просто крепко. Вчера день трудный был, лег поздно. Так
что брешет твой знакомый, не верь. А с тобой выпил… ну… - он подумал
немного и нашелся: - Вот за встречу нашу выпил!
Ее щеки заметно запунцовели, она растерянно поводила руками по клеенке
на столе.
- Я тебе нравлюсь, что ли? – спросила не поднимая глаз.
- А почему бы и нет? – понесло Добрякова. Ему вдруг внезапно захотелось
дурачиться, водить всех за нос, хоть на этой убогой отыграться за недавний
конфуз с Зиной. – Девушка ты миловидная, видно, что с богатым внутренним
миром.
- Мне таких слов никто еще не говорил, - все так же тихо промолвила она.
«Господи, как скучно! Тошно и скучно», - подумал Добряков.
- Да я и сам мало кому такое говорил, - накручивал Добряков. – Если честно, до тебя вообще никому.
- А мне почему сказал? – Тоня заметно волновалась и все туже скручивала
край клеенки.
Добряков дотронулся до ее руки, потянул и положил к себе на колено.
Клеенка стала медленно раскручиваться и опадать. Они молчали. Добряков
тянул время, пристально глядя на Тоню и все не выпуская ее руки. Она, все
так же не поднимая глаз, слабо, едва слышно дышала, и лишь пульсирующая
на ее шее вена говорила все за нее.
- Почему сказал-то? – повторила она негромко, подняла голову и посмотрела
на него.
210
Он заметил в ее глазах слезы и насторожился: уж не обидел ли ее чем-
нибудь? Этого еще не хватало!
- Эй, ты чего? – спросил, насупившись. – Обиделась, что ли?
- Н-нет, - протянула она и улыбнулась. – Это я от радости…
- Это правильно! – с облегчением вздохнул Добряков, не дослушав ее. – Чего
печалиться-то? Жизнь прекрасна, как сказал поэт, правда?
- Ага, - кивнула она и вытерла слезинки мятым платочком, который поспешно
извлекла из сумочки.
- Ну вот и здорово! Предлагаю выпить за это! – и он наполнил стопки. В
бутылке оставалось еще граммов сто пятьдесят.
- Я, конечно, выпью, - сказала Тоня, поднимая стопку. – Но только… можно
тебя попросить?
- Валяй, чего ж, - кивнул Добряков.
- Я хочу сказать… в общем, если у тебя все это не серьезно, тогда… тогда…
Ну, короче, сразу скажи!
«Ого, - подумал Добряков. – Как ты сразу быка за рога! И откуда ты взялась
такая? Вот еще головная боль!»
Он, конечно, мог сейчас же, в глаза, сказать ей, что ничего, ну совсем
ничегошеньки не питает к ней и ей советует не углубляться. Мог бы. Но что-
то удержало его от откровенности. Может, успел прикинуть, что не стоит
торопиться, мало ли на что еще может сгодиться такая нечаянная гостья. Ну, к примеру, почему бы не раскрутить ее еще на одну бутылку водки? В этой-то
вон почти ничего уже не осталось.
- Ну зачем ты так, - как можно мягче сказал Добряков. – Ты же видишь, что я
к тебе отношусь очень даже по-душевному. Учти, что просто так всякий
211
встречный не войдет ко мне, тут я, можно, сказать, человека чувствую. Война