кабинет следователя? – обратился он к дежурному.
- Второй этаж, седьмой кабинет, - ответил тот.
- Тогда я, с вашего позволения, прямо сейчас и пойду. Позвольте, - он как-то
бочком обошел дежурного, закрывавшего половину дверного проема, и
размашисто зашагал вверх по лестнице.
- А мне можно? – спросила дежурного Зина.
- Думаю, что нет, - ответил сержант. – Но вы можете подождать здесь вот, у
дежурки. Все равно его сюда приведут.
Добряков снова вздрогнул и поежился, смущенно глядя на Зину.
- Не волнуйся, - подбодрила она. – Это процедура такая. После допроса
Максим Вадимович еще с тобой поговорит. Так ведь? – снова обратилась она
к дежурному.
- Этого я не знаю, - пожал плечами тот. – Как следователь решит.
- Ну… она решит, я думаю… Там ведь адвокат…
- Наверное, - опять пожал плечами дежурный и слегка подтолкнул Добрякова
в спину: - Ну, пошли.
253
Дежурный шел медленно, словно понимая состояние задержанного. Хотя
самому Добрякову хотелось как можно быстрее миновать лестничные марши
и поскорее оказаться лицом к лицу со своей судьбой.
Перед кабинетом дежурный остановился, освободил руку Добрякова и,
подталкивая его к открытой двери, доложил:
- Задержанный Добряков доставлен!
- Вводите! – ответил из кабинета приятный женский голос.
Дежурный еще раз подтолкнул задержанного, вернулся в коридор и закрыл
дверь.
За письменным столом сидела красивая молодая женщина и что-то писала на
большом бланке.
- Присаживайтесь, - не отрывая взгляда от бумаги, пригласила она Добрякова, поведя рукой в направлении свободного стула перед столом. Другой стул был
занят адвокатом – тот в это время внимательно смотрел на следователя и даже
не обернулся на вошедшего.
- Адвокатская контора «Затулин и партнеры», - не спеша произнесла она, читая по красной книжице.
- Совершенно верно, - кивнул адвокат.
Следователь записала, вернула удостоверение адвокату и только тогда
подняла взгляд на примостившегося на краешке стула Добрякова.
- Что вы так робко? – улыбнулась она, и Добряков по достоинству оценил ее
ослепительную голливудскую улыбку. – Садитесь поудобнее, разговор будет
долгим.
Добряков осторожно поерзал на стуле, но так и не изменил выбранного
положения.
- Ну, как хотите, - следователь раскрыла другой журнал. – Тогда начнем?
Адвокат слегка кивнул, Добряков так и впился в следователя, чувствуя, как
пронизывающий холод, зародившийся где-то в ногах, постепенно, но
уверенно подступает к самому сердцу.
254
- Меня зовут Анна Кирилловна, - представилась следователь. – Итак. В
отношении Егора Павловича Добрякова мною сегодняшнего числа
возбуждено уголовное дело. Обвинение выдвинуто по части два статьи сто
двенадцатой Уголовного кодекса Российской Федерации. Зачитать? – она
посмотрела на адвоката.
- Знаю, знаю, - кивнул тот и начал вспоминать: - Умышленное причинение
средней тяжести вреда здоровью, не опасного для жизни, но вызвавшего
расстройство здоровья…» В общем, это наказывается арестом на срок от трех
до шести месяцев или лишением свободы на срок до трех лет.
- Это вы процитировали часть первую статьи, - как можно мягче возразила
адвокату Анна Кирилловна. - А я говорю про вторую часть, ведь именно она
касается преступления, совершенного вашим подзащитным. «То же деяние,
совершенное с особой жестокостью, издевательством или мучениями для
потерпевшего, а равно в отношении лица, заведомо для виновного
находящегося в беспомощном состоянии». Вы не видели потерпевшего?
- Н-нет, - развел руками адвокат. – Мое дело…
- Да-да, разумеется, - согласилась следователь. – А я вот видела. Он сейчас
находится у нас, в соседнем кабинете…
Добрякова что-то кольнуло под самую ложечку. Дрожащей рукой он смахнул
крупные капли пота со лба и посмотрел
на адвоката. Тот перехватил его взгляд, быстро отвел глаза и снова заговорил
с Анной Кирилловной:
- Так что же потерпевший?
- А то, что потерпевший в сравнении с вашим подзащитным - словно кролик
перед удавом. Так вот, возвращаясь к статье сто двенадцатой, такое деяние
наказывается лишением свободы на срок до пяти лет. Или я не точно помню
закон? – в голосе следователя прозвучали иронические нотки. – Можно
уточнить, - и Анна Кирилловна взяла Уголовный кодекс.
255
- Да нет, все верно, - возразил адвокат. - А что, собственно… А какое,
собственно, увечье нанес мой подзащитный потерпевшему? Можно
поинтересоваться?
- Конечно. Задний вывих нижней челюсти от удара в область подбородка. Вот
заключение врача травмпукнта, - следователь протянула адвокату документ.
Тот бегло просмотрел его. - При этом вывихе нижняя челюсть смещается
кзади, вывих может сопровождаться разрывом капсулы сустава и переломом
костной стенки слухового прохода, вследствие чего из наружного уха
возможно кровотечение. К счастью вашего подзащитного, этого нет, но тем
не менее, его деяние подпадает именно под вторую часть статьи. Ваше
счастье, задержанный, - она посмотрела на Добрякова, и тот опустил глаза, -
что преступление не повлекло за собой последствий, указанных в статье сто
одиннадцатой уголовного Кодекса…
- Да, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни,
- начал по памяти цитировать адвокат. - Потеря зрения или слуха… Утрата
органом его функций… Неизгладимое обезображивание лица!.. Но ведь,
постойте, всего этого у потерпевшего нет!
- Я и говорю: счастье вашего подзащитного, что нет. Иначе ему грозило бы до
восьми лет!
Добряков почему-то облегченно вздохнул, хотя особой разницы между пятью
и восемью годами сейчас не ощущал.
- Позвольте, однако, - продолжал адвокат, - но мой подзащитный находился в
состоянии аффекта, насколько я понимаю. Так ведь? – посмотрел он на
Добрякова.
Тот закивал, пытаясь ухватиться за соломинку, сам еще не зная, насколько
крепка она была.
- Так вот, - гнул свое адвокат, - это, насколько я помню, - статья сто
тринадцатая. То есть ограничение свободы на срок до двух лет или лишение
свободы на тот же срок.
256
- Ну, это вам так хочется, - безапелляционно ответила Анна Кирилловна. – У
следователя свое мнение. К тому же, как вы понимаете, состояние аффекта
нужно еще доказать, - и Анна Кирилловна захлопнула папку со свеженьким
делом.
- А пока суть да дело, - резюмировала она, - задержанный останется под
стражей.
- Однако, - вкрадчиво произнес адвокат, - я хотел бы попросить вас, если это
возможно, конечно, не отправлять его в следственный изолятор, а оставить
здесь.
- Это можно, конечно, - кивнула следователь. – Но здесь не кормят.
- Но ведь посещения разрешены?
- Разрешены по установленным часам, но, повторяю, здесь не едят. Камеры
не приспособлены для приема пищи. За два дня, как вы говорите, ваш
подзащитный, конечно, не умрет с голоду. Но зачем же подвергать его такой
пытке. Как вам кажется?
Адвокат секунду-другую пребывал в замешательстве. Потом вскинул голову
и, льстиво склонив голову, заискивающе произнес:
- Ну а если под мое ручательство? Я напишу сейчас же… В виде исключения.
Наша контора очень известна… У нас работают солидные люди…
- Мне хорошо знакомы юристы вашей конторы, - слегка улыбнулась Анна
Кирилловна. – С некоторыми из них мне приходилось работать. Например, с
Евгением Созонтьевичем Корфом.
- О, Евгений Созонтьевич! – расплылся в улыбке адвокат. – Это ветеран
отечественной адвокатуры! Это мастер! Это профессионал! Но должен вам
сказать, что и остальные наши адвокаты ничуть не хуже. Все благоговеют
перед законом, и вы понимаете, что нашему слову можно верить… так вот,
под мою персональную ответственность…
- Хорошо, - перебила его следователь. – Я разрешу вашему подзащитному
находиться дома. (Добряков ушам своим не верил, и уже боготворил не
только Зину, но и нанятого ею адвоката.) Но каждый день, в восемь часов
257
утра, вы, задержанный, - она перевела взгляд на Добрякова, - обязаны будете
являться сюда, в этот кабинет, для допроса. В противном случае, - Анна
Кирилловна сделала суровое лицо, - в противном случае вас арестуют. Но
тогда уж точно – изолятор. Вам все ясно?
Добряков хотел ответить – и снова не смог. Он как-то глупо заулыбался,
завертел головой, задергал плечами – он и сам хорошенько не понимал, что с
ним происходит.
- Вам плохо? – насторожилась следователь.
- Н-н-нет… хорошо… то есть… не плохо… я имел в виду… нет… хорошо… -
залепетал Добряков.
- Ясно, - понимающе кивнула Анна Кирилловна. – Вы успокойтесь,
пожалуйста, а то я не смогу снимать показания. Вы останетесь или?.. –
спросила она адвоката.
- Я с вашего позволения подожду задержанного внизу, не буду вам мешать, -
ответил тот и, видя замешательство Добрякова, успокоил его: - Советую вам
все рассказать начистоту. И не волнуйтесь, все будет в порядке, - и,
попрощавшись со следователем, вышел из кабинета.
Анне Кирилловне оставалось выполнить только привычные формальности –
записать показания Добрякова. Тот рассказал все как было, ничего не
скрывая. Немного поспешно, захлебываясь от переполнявших его чувств, он
выложил истинную картину случившегося – правда, в таком виде, в каком
она представлялась ему самому. Его волнение говорило само за себя,
следователю с первой же минуты стали ясны и глубокая тревога, царившая
тогда в душе подследственного, когда достаточно одного, самого ничтожного
раздражителя, чтобы человек взорвался. Таким раздражителем, понимала