- Да Рюмин, Рюмин забрал! Заявление свое на меня забрал! – Добряков едва
не подпрыгивал от возбуждения. – Представляешь, она мне говорит, что дело, мол, закрыто, все обвинения с меня снимаются и что я вновь обретаю
свободу передвижения!
- Да ты что! – Зина наконец овладела собой, и ее изумление уже не казалось
поддельным. Она взяла мобильник, потыкала в кнопочки и с наигранным
удивлением вздернула плечами:
- Точно отключился. Разряжен, - она взяла зарядное устройство, воткнула в
сеть и спросила:
– Забрал, значит? Что это на него нашло?
- Да хрен с ним, что на него нашло! – долдонил свое Добряков. – Главное, что
я чист, понимаешь, чист! И никакого суда, никакого суда не будет! Я
памятник этому засранцу поставить готов! Милый мой засранец,
324
единственный, неповторимый засранец! Надо будет проставиться ему, что ли, как ты считаешь?
- Да ты погоди, не суетись, проходи, сядем, расскажешь все подробно, - она
подтолкнула его к кухне, а сама быстро выдернула из клеммы проводок
звонка. Впрочем, это было ни к чему: Рюмин мог, как и прежде, затарабанить
в дверь.
«Но где его черти носят? – мучилась Зина. - Просила ведь сразу после
ментовки ко мне! Теперь-то уж не дай бог…»
Она зашла на кухню. Добряков, раскрыв глаза, смотрел на пустые пивные
бутылки, составленные на полу возле мойки. Зина прокляла себя, что не
выбросила их в мусоропровод.
- Это что? – спросил он.
- Это бутылки из-под пива, как видишь, - невозмутимо пожав плечами,
ответила она, лихорадочно соображая, что бы такое придумать.
- Ты без меня пила? Пока я отсыпался, ты расслаблялась? – он готов был
обидеться не на шутку.
- Хватит пороть чушь! – ее нервы не выдержали, и она сорвалась на крик. –
Тебе что важнее сейчас – мое пиво или твоя свобода? Подружка ко мне
приезжала вчера вечером, ясно? Принесла с собой. Не могла же я ее выгнать!
Я и не пила почти ничего, все она выхлестала.
- Да? – растерялся Добряков. – И когда же она уехала?
- Вчера и уехала, поздно вечером. Я приглашала ее остаться переночевать, но
у нее какие-то дела срочные.
- А сама-то чего такая помятая? – смягчаясь, поинтересовался он.
325
- Да говорю ж тебе, спала плохо, все ворочалась, о тебе все думала… А тут, видишь, какой оборот… Ну садись, рассказывай, я что-нибудь перекусить
найду.
Она подошла к холодильнику, бросила случайный взгляд за окно, на улицу и
обомлела. Под самым ее окном, на тротуарчике посреди газона стоял Рюмин
и, глядя на нее, энергично жестикулировал.
Зина испуганно обернулась.
- Слушай-ка, давай-ка сходи для начала прими ванну.
- Да я вроде не грязный, - заартачился Добряков.
- Иди-иди, - она подошла вплотную, - освежись, смой с себя весь негатив
прошлых дней. Ты теперь, можно сказать, родился заново. Так что давай,
помойся хорошенько, а я пока приготовлю поесть. Потом и поговорим. Тебе
ведь пить не хочется?
- Да нет, - ответил Добряков, послушно поднимаясь. – Ладно, и впрямь стоит
помыться, а то считай четыре дня без воды.
- Ну вот, видишь.
Добряков пошел в ванную, а Зина, проследив, пока он закроет дверь,
подбежала к окну, распахнула его и наполовину свесилась книзу.
- Сделал? – спросила как можно приглушеннее.
Рюмин кивнул.
- А чего не зашел, как просила?
- С репятами фстретились, пифка попили.
326
- Пивка, пивка, просила ведь! Потом бы не успел?
- Потом сфои платить нато. Тфои, то есть. Фот я за ними…
- А чего под окном-то?
- Та я уфидел тфоево, когда он в потъест фхотил. Не стал мосолить класа.
Зина в душе поблагодарила его за осмотрительность, а в окно прошептала:
- Подожди минутку, сейчас сброшу!
Она быстро прошла в спальню, взяла кошелек и вынула оттуда две
пятитысячных купюры. Вернулась на кухню, в ящике стола нашла пустой
флакончик от витаминов, сунула туда деньги, завернула пробку и подошла к
окну. Рюмин стоял и смотрел, неловко задрав загипсованную голову.
- Держи, - она бросила флакончик. – Тут даже больше, чем обещала. Спасибо
тебе.
Он поднял флакончик, отвинтил крышку и корявыми пальцами долго
вытаскивал оттуда купюры. Вытащил, развернул, заметно удивился и, словно
не веря глазам, поднял бумажки вверх, к солнцу.
- И тепе спасипо, - Рюмин удоволенно закивал головой, аккуратно свернул
деньги и спрятал в нагрудный карман рубашки.
- Мы с тобой в расчете? – спросила Зина, осторожно оглядываясь на дверь.
- Та, фполне! – он махнул рукой и пошел по тротуарчику – видимо, к пивной
палатке.
Зина вздохнула облегченно, закрыла окно и опустилась на стул. Только
сейчас она почувствовала, как смертельно устала за все это время. Она
327
услышала, как в ванной перестала шуметь вода. Значит, он помылся и сейчас
вернется. Надо встать. Но встать сил не было.
Когда Добряков вошел на кухню свежий, с влажными, уложенными на
ровный пробор волосами, она устало сказала ему, виновато улыбаясь:
- Что-то с ногами опять. Ты не мог бы сам что-нибудь взять в холодильнике и
порезать? Извини.
- Конечно, не беспокойся, - от всей его недавней растерянности и
оброшенности и следа не осталось. Он бодро, деловито нарезал колбасы,
сыра, вымыл персики, поставил тарелки на стол.
- Чайник включить?
Она только кивнула, улыбаясь.
Они сидели за столом, и Добряков рассказывал о своем разговоре с Анной
Кирилловной.
- Теперь, говорит, можете ко мне не являться. Советую, мол, вам впредь вести
себя осмотрительно… Чудеса какие-то! Надо будет перед ним извиниться,
может, и дать ему что-нибудь… Но только что это его подвинуло-то на такое, а? – не умолкал Добряков, жадно, с аппетитом запихивая в рот бутерброд.
- Ну… не знаю. Может, решил, что и сам был не прав, - Зина старалась уйти
от этого разговора. - Ты извиниться-то, конечно, можешь, но я тебе не
советую.
- Это почему? – с набитым ртом уставился на нее Добряков.
- Да кто его знает, возомнит еще о себе чего-нибудь.
- А как вести себя с ним посоветуешь, когда встретимся?
328
- Да никак. Кивни слегка, и все. Стань ему совсем чужим. Делай вид, что не
прощаешь ему такую обиду, - Зина совсем запуталась в аргументах,
понимала, что несет вздор, но не могла остановиться. – Ни о чем спрашивать
его не надо, ни о чем, понял? Даже и слушать его надо, Начнет что говорить –
отходи… А то мало ли что опять тебе в голову взбредет…
- Да, ты права, видимо, - активно пережевывал Добряков.
Зина была как на взводе: ничего не ела, только курила непрестанно сигарету
за сигаретой.
- Ну что, может, отметим такое событие? – спросил Добряков, протягивая
руку к пачке сигарет.
- Ты думаешь? – неуверенно спросила Зина.
- А чего? Все позади. Никакой адвокат больше не нужен, - он запнулся и
поспешно поправился: - Только вот жалко денег, что ты ему заплатила…
- Да бог с ними! – отмахнулась Зина. – Считай все равно с пользой заплатила, раз так все обернулось.
- Богу, что ли, выходит, заплатила? – осклабился Добряков.
- А хоть и ему, главное – помог.
- Ну-ну, - кивнул Добряков и глубоко затянулся.
- А что, ты, наверно, прав, - сказала Зина, - после напряжения всех этих
последних дней, точно, будет в самый раз расслабиться. Сгоняешь, что ли? -
Она и сама чувствовала, что вот-вот не выдержит, сорвется, что надо
побыстрее залить эту гнетущую тяжесть в груди, по крайней мере, хоть на
некоторое время остаться одной, чтобы не разрыдаться на глазах у него.
329
- Да об чем разговор! – поднялся Добряков. – Весь день впереди!
Зина поднялась тоже, взяла кошелек и протянула ему тысячную бумажку.
- Ого! – округлил тот глаза. – На все, что ли?
- А чего мелочиться-то? Праздник все-таки у нас.
- Ну раз так, то я мигом! – Он обулся, взял со стола в прихожей измятый
пакет, скомкал его и сунул в карман. – А закусить у нас еще что-нибудь
осталось?
-Осталось, осталось, - Зина, едва сдерживаясь, легонько подталкивала его к
дверям. – Ну, можешь взять полбатона сервелата.
- Так… тогда… - замялся он.
- Щас добавлю! – на грани срыва вскрикнула она, но он ничего не понял.
Она принесла еще пятисотку и в этот раз уже увереннее вытолкала его на
площадку. Потом закрыла дверь, опустилась тут же на низенький пуфик и,
дождавшись, пока стихнут его торопливые шаги на лестнице, дала себе волю
и снова разрыдалась - тихо, мучительно, истерзанно.
А когда он вернулся, она с каким-то диким, удивившим его самого азартом
накинулась на водку и выпила две стопки подряд, не закусывая.
- Чё это с тобой? – удивился он.
- Да нога с утра нестерпимо болит, - соврала она, закуривая сигарету. –
Думаю, может, поможет.
- А раньше помогало?
330
- Раньше, милый мой, - проговорила она медленно и отчетливо, - таких болей
у меня никогда не было.
- Так, значит, не на шутку там у тебя уже? Приспичило? Может, следует в
больницу лечь?
- Отстань, помолчи немного, - едва слышно ответила она. Тепло приятно
разливалось по телу, хотелось поскорее дождаться долгожданного
успокоения.
Он пожал плечами, налил себе стопку, выпил, заел кусочком сервелата,
который отрезал от купленного оковалка, прожевал, закурил и, выпуская в
потолок тонкие струи сигаретного дыма, замурлыкал вспомнившийся вдруг
пошловатый мотивчик: «Милая моя, где ты? Милая моя, где ты?»
Зина вдруг резко поднялась. Он испугался и вздрогнул:
- Осторожнее вставай-то!
- Ничего. Отпустило, - она подошла вплотную, села к нему на колени и,
заглядывая в самые глаза, тихо, серьезно спросила: