Правда, потом немного болела голова, но это его ничуть не беспокоило. Он
похлебал бульона, выпил таблетку пенталгина, еще снотворного – и пошел в
ночь. А наутро встал совсем здоровым, как будто никогда не пил. То, что
через неделю он снова сорвался и запил, к тому приступу «белочки»
никакого отношения не имело. А то, что с тех пор Добряков никогда
376
«белочкой» не страдал, объяснялось только тем, что напуганный ею, он
никогда не оставался абсолютно трезвым дольше двух дней.
- Да, должно пройти, - согласился он. – Готовь тогда снотворное.
- Ты погляди за ним, - и ушла на кухню.
Виктор прижимал подушку, отмахивался рукой и бормотал уже отчетливее:
- Попробуй… Слабо?.. Хер тебе в жопу!
«Может, и впрямь втереться, подбодрить его? Верка, мол, вернулась к тебе…»
Вошла Зина с полным стаканом, на дне которого болтался мутноватый
осадок.
- Не растворилось? – спросил Добряков.
-А таблетка никогда целиком в воде не растворится, если не шипучая. Ничего, покруче наклоню, уйдет… Кто будет поить?
- Давай уж ты. Ты прикинься Веркой – мол, вернулась я. Может, он твой
голос за ее примет.
Зина кивнула и осторожно подошла к сыну. Виктор теперь уже раскачивался, перекатываясь с носков на пятки, и бормотал угрозы медленно, отчетливо.
- Витя, они больше тебя не тронут, - негромко, выговаривая каждое слово, сказала Зина. – Это я, Вера. Я вернулась к тебе. Мне никто, никто, кроме тебя, не нужен. Прости меня. Я тебя люблю!..
Подружка-медсестра, видимо, оказалась права: голос, раздавшийся в его
теперешнем мире, Виктор услышал. Он слегка вздрогнул, медленно повернул
голову к матери и посмотрел на нее в упор невидящими (она понимала)
глазами.
377
- А эти твари не получат ее… - скороговоркой, взахлеб зачастил он. – Думают, получили… Не знают, что я герой афганской войны… (Зина удивленно
посмотрела на Добрякова, тот пожал плечами.) Я их всех!.. Вот только взвод
свой построю… В ночную разведку… Найдем ее…
- Витенька, да вот она я, - снова начала Зина прежнее. – Я вернулась. К тебе
вернулась. Хочу, чтобы ты со мной выпил. За то, чтобы никогда больше не
разлучаться… На вот, выпей, - она поднесла стакан к самому его лицу и
коснулась кромкой губ.
Того, что произошло потом, ни Добряков, ни Зина даже предположить не
могли. Виктор вдруг подпрыгнул, отскочил в сторону, выронил подушку и
завопил:
- Сволочи!.. Гады!.. Опять увели!.. Ну, берегитесь!
Он напружинился и стремительно кинулся на мать. Выбил из рук стакан и
оттолкнул ее с такой силой, что она, задрав ноги, отлетела в угол и во весь
рост грохнулась на пол.
- Держи его! Нога!.. – простонала она, скривившись от боли.
Добряков метнулся к Виктору, повалил и подмял его под себя. Он
почувствовал, как напряглось тело парня, и ему стоило немалых усилий
удерживать его.
- Чего делать-то будем? – крикнул он Зине, заливаясь потом.
- Не знаю, не знаю! Ничего не знаю! – Зина готова была разреветься. – Что-то
не сработало. Где-то мы дали маху…
378
- Не ной только! – одернул Добряков. – Звони снова, я пока держу его… Витя, спокойнее. Она вернется. Мы их всех отвадим. Передохни чуток, и отвадим.
Разберемся с ними, - успокаивал он брыкающегося Виктора.
Зина кое-как поднялась и доковыляла до телефона.
- У него… приступ… Ну да, внезапно… Не получилось… Удерживаем… Ага,
ладно… А по другому никак?.. Ладно, спасибо…
Она положила трубку и посмотрела на Добрякова взглядом, полным
отчаяния:
- «Скорую» вызывать надо. По другому не выйдет. Она говорит, следить за
ним, чтобы не убежал никуда.
- А без «скорой» нельзя?
- Можно, конечно, но это будет длиться дня два-три… Я не выдержу, Егор…
- Да-а, - протянул Добряков. – Ну вызывай тогда. Он вроде пока присмирел.
Виктор, точно, совсем успокоился: затих и неподвижно лежал на спине,
устремив экстатически расширенные глаза в потолок.
- Пойдем на кухню, - позвала она. – Оттуда позвоню. Как бы он чего не
услышал.
Они вышли из спальни, Зина заперла дверь на ключ.
- Дай мне выпить, что ли, - попросил Добряков. – Сердце не на месте.
- И я с тобой, - поддержала она. – Наливай. Я пока позвоню.
Добряков до половины наполнил два стакана и нетерпеливо ожидал, пока
Зина закончит разговор.
379
- И когда обещали быть?
- Как только, так сразу, не знаешь, что ли, их ответ? – отмахнулась Зина и
передразнила: - «У нас, кроме вас, много вызовов». Будто каждый третий в
Москве страдает сегодня «белочкой»!
Они выпили и едва успели закурить, как из спальни донеслись истошные
вопли Виктора.
- Пустите, гады!.. Всем пасть разорву!.. Всех на кукан насажу!.. – голосил он
и дергал, колотил, толкал, пинал дверь. Зина и Добряков настороженно
молчали.
Потом вдруг крики и удары внезапно стихли. Зина на цыпочках подошла к
двери, Добряков за ней. Из спальни не доносилось ни звука.
- Успокоится, ничего, - понадеялась Зина и поманила Добрякова за собой на
кухню.
Они еще выпили, настороженно переглянулись.
- По идее должны скоро быть, - Зина посмотрела на часы. – Наверное,
спеленают его в смирительную рубашку и обколют уколами.
- В больницу не заберут?
- Только с нашего разрешения. Но мы ведь его не отдадим, правда?
- Нет, конечно, - равнодушно подтвердил Добряков. – Усыпят, проспится…
- Ты на меня не в обиде?
- За что?
- Ну, за все это, - она повела руками по сторонам.
380
- Нисколько. Ты же меня в свое время выручила…
- А вот про это не надо, ладно? – перебила Зина и слегка покраснела.
- Да я и не про «это» вовсе, как ты говоришь, а про адвоката. Денег не
пожалела…
И он замолчал, вертя в руках пустой стакан и примериваясь, как бы снова
наполнить его.
Тишину прорезал громкий и хрусткий звон разбитого стекла.
Забыв про боль, Зина опрометью рванулась в спальню. Добряков был уже
рядом и, не дожидаясь, пока Зина вставит ключ, оттеснил ее, немного
разбежался, выбросил вперед правую ногу и высадил дверь.
Окно в спальне было разбито посредине. Рваные осколки нависали над
отверстием, весь пол был усеян острой стеклянной крошкой.
Добряков подскочил к окну, распахнул рамы и упал грудью на подоконник,
свесившись вниз.
Там, под самыми окнами, был разбит небольшой цветник, огороженный
толстой проволокой, которая крепилась к четырем тонким металлическим
трубкам, вбитым по углам цветника. На одну из этих трубок и угодил Виктор.
Он лежал неподвижно, лицом вниз, а из его спины торчал тонкий ржавый
патрубок. Белая футболка наливалась, пропитывалась кровью, которая
густела на глазах - под стать буйно цветущим ярким бордовым георгинам.
Подбежавшая Зина, едва перегнувшись через подоконник, зашлась диким,
судорожным криком и лишилась чувств. Не подхвати ее Добряков вовремя,
так, наверное, и устремилась бы вниз, к своей самой большой в жизни
потере…
381
19.
За бешеные деньги Зине удалось похоронить Виктора на одном из
престижных кладбищ города. Перед погребением погибшего отпели в
кладбищенском храме. Взахлеб рыдая над гробом, она первой бросила в
могилу горсть влажной земли.
Вечером после похорон она выпила почти литр водки и уже к полуночи
отключилась, но сумела самостоятельно добраться до постели и даже
раздеться.
Помочь похоронить сына она попросила своего дружка Петю, чему поначалу
Добряков горячо воспротивился.
- Что, я один не справлюсь, по-твоему? – кипятился он в утро похорон. –
Зачем человека отвлекать? Может, у него смена как раз сегодня?
- Перестань! – мрачно оборвала Зина. – Тебя меньше всего интересует его
смена. Из тебя опять какая-то совершенно безосновательная ревность
выпирает. В такой момент хоть бы сдержался!
Она позвонила Пете, и тот охотно согласился помочь. Явился тут же,
пособолезновал осунувшейся за два дня и спавшей с лица Зине, сухо
поприветствовал Добрякова и тут же деловито засуетился, замельтешил перед
глазами.
Его помощь действительно пришлась весьма кстати. Сама Зина пребывала в
каком-то другом измерении, и вся суета с транспортировкой гроба из морга
на кладбище легла на него. Зина вполне положилась на расторопного Петю и
замкнулась на общении с сыном – пригорюнившись и вся уйдя в себя, молча
сидела перед гробом, шептала что-то понятное только ей самой, осторожно
382
поправляла волосы на голове покойного. Петя не беспокоил ее, сам съездил
на кладбище, заплатил деньги за место, заказал катафалк. Вообще же был
невероятно предусмотрителен и оперативен.
Гроб до могилы несли вчетвером – Добряков, Петя и двое кладбищенских
рабочих. Им Петя, как и землекопам, заплатил дополнительно и щедро,
причем все выплаты совершал собственными средствами, невзирая на
возражения Зины. Добряков только неприятно морщился, стараясь, впрочем, чтобы его недовольства никто не видел.
На поминки решили никого не приглашать, и за грустным застольем
собрались вечером втроем. Зина пила много, почти не закусывая. Все время
молчала и только утирала покрасневшие, измученные глаза. Поэтому и
отключилась невероятно быстро, а Добряков с Петей сидели почти до
полуночи, когда выпив три литра, разошлись спать. Пете Добряков постелил
в комнате Виктора, а сам улегся рядом со свернувшейся калачиком Зиной.
Наутро первым пробудился Петя, выпил крепкого кофе, приготовил яичницу, порезал салат. Потом осторожно постучал в дверь спальни.
- Заходи, мы не спим, - отозвался Добряков.
- Кушать подано, милости прошу, - едва просунув голову, сообщил Петя и