- Схожу, конечно, - согласился Петя. – Тебя уже оперировали?
- Да, сегодня?
- И как?
- Все замечательно. Так сходишь?
- Говорю же, схожу, диктуй адрес…
На звонок в домофон ему никто не ответил. С кем-то из жильцов ему удалось
зайти в подъезд. В лифте он поднялся на нужный этаж и дернул ручку
холловой двери. Открыто! Он шагнул в холл, подошел к двери Добрякова и
подавил кнопку звонка. Подождал немного. Никакого ответа. Позвонил еще
раз и снова подождал. Тишина. Тогда Петя осмелился постучать. Сначала
рукой, а когда никто так и не ответил, - ногой. Сперва легко, негромко, потом
все сильнее и настойчивее.
Добрякову в этот момент снова снился Афган. Будто бы он с взводом
разведчиков попал в засаду и вызвал артиллерийский огонь своих на себя.
Снаряды рвались все громче, все ближе, один из них разорвался совсем
390
близко и оглушил взводного. Он вскинул руки к ушам и… проснулся. В дверь
его квартиры кто-то тарабанил похлеще гаубицы. Спал он уже несколько
часов, а потому в состоянии был подняться и проверить, кто там такой
неугомонный. Правда, раскалывалась на части голова, но это ничего. Сейчас
он откроет дверь, все выяснит и с наслаждением запьет весь этот кошмар
свежим, холодным пивком…
Открыл дверь и скривился. Он не любил Петю и жутко ревновал к нему Зину.
- Чего надо-то? – хмуро пробурчал Добряков.
- Да мне ничего не надо, - спокойно ответил Петя. – Просто Зина волнуется и
попросила проверить, как твое самочувствие. Звонит тебе, а ты не
отвечаешь…
- А чего тебя-то послала? Сама прийти не могла?
- Ты, я вижу, совсем не в себе, - невозмутимо возразил Петя. – Зине сегодня
сделали операцию. Куда же она пойдет, сам посуди?
И только тут Добряков все вспомнил! И наказ Зины не пить, и просьбу
позвонить сегодня вечером. Ему стало стыдно, и, не зная, что сказать и пряча
глаза в пол, он забормотал первое, что увязалось на язык:
- Без тебя знаю… Приболел я что-то… А телефон вот разрядился… и зарядка
куда-то запропастилась… Найти не могу… Затерялась…
- А сам-то ты не затерялся? – спросил Петя.
- Но ты!.. Не базарь лишнего! – насупился Добряков.
- Лишнего и не собираюсь, - согласился Петя. – Мне поручили сказать тебе, я
сказал. Счастливо, - и повернулся, чтобы идти.
391
- Э, постой-ка! – спохватился Добряков. – Я ж тебе говорю, зарядку
потерял… Как она? Как все прошло?
- Прошло хорошо, - сухо ответил Петя. – А если ты не можешь позвонить, так
можно ее навестить. Например, завтра. Как раз приемный день.
И он снова повернулся и быстро вышел на лестничную клетку.
«Завтра… завтра… Конечно, завтра и съезжу… - размышлял Добряков,
усаживаясь за стол перед холодным пивом. - Вот поправлюсь сейчас, а наутро
и поеду…»
За этот присест он выпил четыре литра пива, что позволило ему проспать до
утра. Остававшуюся поллитру водки (хватило выдержки) он не тронул.
* * *
Ему снилось опять ужасное: душманы стягивали ему голову средневековой
колодкой для пыток и все закручивали, закручивали веревку…
Он громко застонал, вздрогнул и проснулся. Никаких душманов не было, но
это не приносило облегчения. Голова будто и впрямь побывала в
безжалостных тисках палачей. Откуда-то со дна души мутной тяжестью
поднималось похмелье, дробной трелью колотилось в мозгу, холодным
липким потом прорывалось сквозь поры. Он содрогнулся от озноба, отыскал
глазами старый халат, брошенный на спинку стула в противоположном углу
комнаты, но долго не решался вылезать из-под одеяла. Так и дрожал на
взмокшей простыне и тупо, бездумно глядел в одну точку. Потом вдруг
подумалось, что опять могут привидеться свиноподобные рожи на
занавесках, испугался, пересилил себя и поднялся.
392
«Да-а… В таком состоянии я совсем не ездок по больницам, - подумал о
Зине. – Хотя еще только девятый в начале… Если пару бутылочек, а потом не
пить, можно за час и оклематься…»
Но сам прекрасно понимал, что не сможет ограничиться литром пива, что
вылакает все, что осталось в холодильнике, - все шесть бутылок, а то и водку, а потом опять, как заговоренный, потащится в магазин и опять уйдет в
беспросветный запой. И как тогда Зине в глаза глядеть? Она деньги дала на
доброе, просила не пить… Как несправедлива жизнь, чтоб ей пусто было!..
«Но ведь я хочу, я хочу завязать! – твердил он себе и, чуть не плача, открыл
бутылку и с наслаждением выпил. – Как же я устал!.. Господи, как я устал!» -
уже откровенно навзрыд вскрикнул он.
И, казалось, Господь услышал его. По телу разлилось живительное тепло, в
глаза вернулся блеск, проснулся аппетит. Добряков вспомнил, что не ел дня
три, вытащил из холодильника банку шпротов, вскрыл ее кухонным ножом и
одну за другой рукой побросал в рот крохотные рыбешки. Стало совсем
хорошо. Открыл вторую бутылку, выпил половину, закурил. Вернулась жажда
жизни, желание поехать к Зине.
«Вот эту допью – и все, - настраивался он. – И через полчаса начну
собираться. Мобильник пока не буду включать: она на расстоянии поймет
мое состояние. А пока еду, проветрюсь».
Он еще раз пошарил в холодильнике, вытащил залежавшийся помидор,
половину засохшей луковицы, порезал, покрошил в тарелку.
«Какая она у меня все-таки умница!» - с нежностью подумал о Зине.
Допил оставшиеся полбутылки, заел овощным крошевом и замурлыкал под
нос услышанный недавно шлягер.
393
Раздался звонок в дверь. Внезапный, резкий. Добряков вздрогнул и
прислушался. Еще один. Недоумевая, пошел в прихожую. Щелкнул
вертушкой замка, распахнул дверь и остолбенел.
На пороге стояла Тоня. Одетая в нарядный юбочный костюмчик, она
смущенно улыбалась и переступала с ноги на ногу. Добряков так и стоял с
непрожеванным помидором во рту.
- Пустишь? – Наконец, негромко спросила Тоня после показавшегося ему
вечным молчания.
- Чего ты хотела? – он наспех проглотил недожеванный помидор и
нахмурился.
- В гости зашла, разговор есть, - ответила она и, так и не дождавшись
приглашения, перешагнула порог, оттесняя его в глубь прихожей, и закрыла
дверь.
- Какой разговор-то? – насторожился он, пятясь в сторону кухни.
- Может, все-таки пригласишь? – настаивала Тоня.
- Проходи, - он пожал плечами.
Она прошла следом за ним. Он кивнул на табурет, она села.
- Слушаю, - начал он. – Только, знаешь, давай побыстрее, а то я уходить
собрался.
Она растерялась, замешкалась, опустила глаза и, как в прошлый раз,
принялась нервно теребить клеенку на столе.
- Ну, чего молчишь-то? – заметно раздражаясь и выходя из себя, торопил он.
Что-то говорило ему, что непременно следует ожидать какой-нибудь пакости.
394
- Ты можешь, конечно, как угодно относиться, - заговорила она негромко, не
поднимая глаз. – Это дела не меняет… Я все равно оставлю, - она запнулась.
- Чего оставишь-то? – страшная догадка наваливалась на него, все сильнее
придавливала книзу. Ноги онемели, он без сил опустился на соседний
табурет.
- Не «чего», а «кого», - поправила она. – У нас… у меня будет ребенок. От
тебя…
- Да ты одурела! – хотел выкрикнуть Добряков, но не смог. Какая-то
неведомая, помимо его воли, сила дернулась под сердцем, рванулась в легкие, сдавила дыхание, и его вскрик выкатился из груди беспомощным шепотом и
растаял, ею не услышанный.
- Что ты сказал? – она подняла глаза и посмотрела на него робко, покорно.
Он сглотнул тягучий сгусток, комом вставший в горле, попробовал
усмехнуться, но не получилось, и на его лице выступила, как ни крепился, пучеглазая предательская гримаса страха. Он побелел, уголки рта задрожали, на лбу проступили капельки пота.
- Я говорю, с чего ты взяла-то? - Слова ворочались во рту пудовыми
булыжниками.
- С чего я взяла, что беременна? – спросила она.
- Тьфу ты, да нет! С чего взяла, что от меня? – выпалил он и почувствовал, что сейчас услышит такое, от чего, наверное, с ума сойдет, но все равно
мучительно всматривался в ее лицо, которое светилось каким-то тихим,
спокойным счастьем. Он вздрогнул от леденящего холода, продравшего его в
одно мгновение.
395
- Так ведь я после того раза… ну, когда с тобой была, ни с кем больше не
встречалась, - снова спокойно и ровно ответила она. – Так что сомнений нет.
Ты отец ребенка.
- Погоди, погоди! – вдруг прорвало его, и он заговорил, опережая мысли, путая слова, сминая фразы: - Ты думаешь, я поверю?.. Ты, может, на понт
меня берешь, как мне знать?.. И время еще не определить… Тьфу ты!.. не
время определить!.. Когда была-то? Полмесяца всего? И что? Срок, скажешь?
Не врешь, а?..
- Чего ты так суетишься? – с легкой улыбкой она, видимо, наслаждалась его
смятением. – Я была у гинеколога. Беременность две недели. Вот справка, если хочешь.
Она порылась в сумочке, проворно, будто заранее приготовила, извлекла
сложенную вчетверо бумажку и, развернув ее, повертела у него перед носом и
так же быстро спрятала обратно. Он успел, однако, заметить какую-то печать, какие-то столбцы цифр, чью-то размашистую подпись.
- Тут все ясно, - сказала она. – А ты мне вот что скажи, мне знать надо.
Будешь ты признавать ребенка или нет?
- Вот еще! При чем тут я! Он и не мой вовсе! – отмахивался от нее Добряков.
- А я глупая, пока к тебе шла, еще надеялась на что-то, - грустно улыбнулась
она.
- Так послушай, если что-то не того… так можно ведь избавиться от ребенка!
– выпалил он, не подумав.
- Что-о? – округлила она глаза, которые сразу стали злыми, как у