Иллюстрация к поэме об Элинор Румминг.
XVI в.
Причем – что надо дополнительно отметить – для возникновения этих аномалий беременная женщина вовсе не должна быть запойной пьяницей. Конечно, у алкоголичек риск рождения детей с фетальным алкогольным синдромом выше, да и признаки у этих детей проявляются сильнее. Но считается, что даже одного бокала вина в день при беременности достаточно, чтобы ребенок с высокой вероятностью родился если не с ФАС, то с нарушениями фетального алкогольного спектра.
Опять же, чтобы понимать особенности выборки и вероятности – современная статистика изучения этого заболевания показывает, что если у женщины есть ребенок с фетальным алкогольным синдромом, то в 71 % случаев у ее последующих детей он тоже есть. В начале 2000-х в России провели исследования в детских домах, где высокий процент детей из неблагополучных семей. ФАС оказался у 7–13 %, а нарушения фетального алкогольного спектра – у 45 %.
Если женщины в Средние века пили такое количество алкоголя, как принято считать, фетальный алкогольный синдром должен был проявляться у большинства выживших детей. Однако тщательное изучение средневековых и ренессансных портретов, а также черепов из археологических раскопок, показало, что типичные для ФАС лицевые аномалии в те времена практически не встречались.
Так что вопрос о потреблении алкоголя в Средние века (и особенно женщинами) еще изучать и изучать…
Женский вопрос
И, конечно, я была бы не я, если бы обошла вниманием «женский вопрос».
Понятно, что средневековые женщины, конечно, потребляли алкоголь, а также занимались его изготовлением. Но «женский вопрос» в данном случае – это в первую очередь отношение общества к пьянству прекрасного пола и, соответственно, образ пьющей женщины в литературе и искусстве того времени.
Безусловно, средневековое общество было глубоко патриархальным. И, как пишет А. Линн Мартин, «природа этого патриархата, включая его методы и риторику, с течением времени менялась, но его главной целью и главным результатом всегда было подчинение женщин. Подчинение начиналось с детства, когда с мальчиками часто обращались лучше, чем с девочками, продолжалось через брак, где женщины переходили из-под контроля своих отцов под контроль мужей, и не заканчивалось даже после смерти, потому что погребальные обычаи тоже привилегировали мужчин».
Историки, специализирующиеся на изучении положения средневековых женщин, уже давно говорят, что, вероятно, одним из вариантов женской борьбы против такого патриархального порядка, своеобразным вызовом обществу было демонстративное непослушание, вплоть до хулиганства. Отказываясь подчиняться мужьям, жены бросали вызов их авторитету, а следовательно, и всему привычному порядку вещей в патриархальном мире. Если почитать средневековую литературу, в особенности сатирическую, может показаться, что непослушные и совершенно неконтролируемые женщины были чуть ли не главной угрозой общественному порядку, брачным традициям и семейным ценностям.
Однако это спорный вопрос, поскольку другими источниками это не подтверждается, и феномен открыто непокорной и беспутной жены существует в основном в литературе и низовой культуре (в традициях народных празднеств, карнавалов и т. п.). Больше похоже на то, что он является отражением не объективной реальности, а мужских страхов перед потенциальным женским непослушанием.
С этим согласен и Роберт Фоссье, по словам которого, средневековые мужчины так трепетно держались за свое право контролировать женщин, боясь, что, только дай тем свободу, они сбегут. По его мнению, это объясняется тем, что были очень распространены браки с большой разницей в возрасте. На тотальном контроле настаивали в первую очередь старые мужья молодых женщин: «Естествен и результат этого – стремление мужа быть в той же мере отцом, что и любовником, относительно краткая длительность брака, убежденность мужчины, что он знает о нем больше, и убежденность женщины, что ее личные порывы ограничивают».
Образ беспутной женщины преподносился в комично-преувеличенном виде, так, чтобы он вызывал одновременно смех и отторжение, что-то вроде «фу быть такой!». С подобной же целью в народных празднествах существующие патриархальные традиции переворачивались с ног на голову – нарочито абсурдно, смешно и даже непристойно.
Похожего эффекта, вероятно, добивались даже в таких серьезных вопросах, как судебные разбирательства и наказания за супружескую измену: «Придуманные им [общественным мнением] наказания, – пишет Фоссье, – например, посадить обоих виновников голыми на осла, чтобы они проехались на нем под насмешки толпы, – как будто рассчитаны скорей на то, чтобы высмеять их глупость, нежели покарать их за грехи…»
Пьющие подруги
В антифеминистской литературе часто присутствует и мотив алкоголя. Один из популярных вариантов сатирического изображения непослушных жен – когда несколько подруг собираются в питейном заведении, где откровенно злоупотребляют спиртным, ведут непристойные разговоры, пляшут, хулиганят и вообще выставляют себя в смешном и неприглядном виде.
А. Линн Мартин, будучи специалистом именно по алкогольной теме, приводит в пример три английских, одно французское и одно итальянское литературное произведение, созданные в XIV – начале XVI века.
Самое раннее, самое смешное и самое известное из них – это стихотворное фаблио[70] XIV века «Des iii dames de Paris» («Три парижанки») Ватрике де Кувена[71].
Описанные там события разворачиваются в начале 1320-х годов в Париже, по-видимому, в праздник Богоявления. Марго, жена Адама де Гоннесса, и ее племянница Марион собирались купить требухи, когда столкнулись с мадам Тифанией, цирюльницей.
Пьянствующие парижанки. Книга сочинений Ватрике из Кувена. XIV в.
Симона Ру в книге «Повседневная жизнь Парижа в Средние века» подробно пересказывает это фаблио, попутно уточняя бытовые детали:
«Там они встретили Тифанию Цирюльницу, которая предложила им пойти еще в одно известное ей место, где подают “очень хорошее вино с реки” (то есть привезенное в Париж водным путем) и где им откроют кредит до десяти су с человека. Речь шла о таверне Майе (такая таверна действительно была на улице Нуайе, поскольку в податной книге 1292 года упоминается ее владелец Эрнуль де Майе). Три дамы не остались незамеченными, и некто Друэн Байе вызвался за свой счет дать им продегустировать вина.
В рассказе отмечается, что они уже потратили пятнадцать су, но вино пробудило в них голод, и они спросили себе жирного гуся; Друэн присовокупил к этому заказу пирожные. Наевшись, они снова захотели пить, и одна из дам заявила: “Клянусь святым Георгием, от этих вин у меня горечь во рту, я хочу гренаш” (сладкое вино из крупного черного винограда, произрастающего на юге Франции). Им подали три полштофа (полштофа – 0,466 литра) вместе с вафлями, сыром, очищенным миндалем, грушами, пряностями и орехами. Однако дамы еще не утолили свою жажду. Они решили, что трех полштофов мало – разве что распробуешь вино, и заказали три кварты (одна кварта равняется двум штофам). Они пели, болтали и сравнивали вина из Арбуа и Сент-Эмильона с теми, что они пили, смакуя, ибо надлежит не проглатывать хорошее вино залпом, а продлевать “его силу и сладость во рту”. Они дегустировали напитки как опытные знатоки.
Около полуночи им потребовалось выйти на воздух, но, будучи пьяны, они вышли простоволосыми, что было неприлично, однако они выглядели еще более непристойно, поскольку Друэн снял с них платья и юбки, оставив в залог у владельца таверны. Им не было до этого никакого дела, они пели и рассказывали друг другу анекдоты, пока не упали в уличную грязь. Тогда Друэн украл остальную их одежду: забрал нижние юбки, сорочки, башмаки, пояса, кошельки и бросил голыми в грязи и отбросах, как свиней.
На заре их так и нашли, сочли мертвыми, убитыми, поскольку вино, которое они извергли изо рта “и всех прочих отверстий”, смешавшись с грязью, покрывало их словно кровь. Их узнал один сосед и известил мужей, которые не тревожились, думая, что жены совершают паломничество. Разумеется, увидев такое зрелище, они стали сокрушаться и велели отнести тела на кладбище Невинно убиенных. Там дамы к полуночи проспались, очнулись, выбрались из-под кладбищенской земли и вышли голые, покрытые грязью, смердящие, “точно бродяги и нищие, спящие на улице”. Но они не потеряли присутствия духа и кричали: “Друэн, Друэн, куда ты делся? Принеси три селедки и кувшин вина…” Они также просили закрыть “большое окно”, поскольку им очень холодно, впрочем, от холода они снова лишились чувств.
Поутру могильщик, закопавший их накануне, увидел их поверх земли и пришел в ужас, решив, что пал жертвой дьявольского колдовства. Сбежались зеваки, принялись судачить об этом происшествии, но тут Тифания пришла в себя и тотчас потребовала вина, а за ней и две другие дамы. Столпившиеся прохожие тотчас разбежались, приняв их за демонов. Протрезвев и раскаявшись, они разошлись по домам. На этом рассказ кончается, не сообщая о том, как встретили жен мужья».
Второй пример – песня, популярная в Болонье в XV веке. Она начинается со слов женщины своей подруге: «Ну-ка, выпей вина, добрая женщина, и не разбавляй его, потому что если вино крепкое, то оно греет голову». Дальше они идут в таверну и выпивают там пять бочек вина (правда, все-таки разбавленного) и еще кварту, чтобы лучше прочувствовать вкус. После такого количества выпитого одна обмочилась, да так, что вторая ей сказала заткнуть свою дыру, иначе она утонет в собственном озере.
Дегустация. XIV в.
Параллельно пьянству итальянские подружки, так же как и французские, много едят (восемь каплунов и двести яиц[72]) и развлекаются купанием голышом в городских банях и скандалами с теми, кто напоминает им об их работе.