– Одна древность за другую. Согласен. Не могу понять вашего пристрастия к этой архаике. Мы столько усилий потратили на то, чтобы выстроить мир из чистых прямых линий.
– Я сказал, что выполню вашу просьбу.
– Мне нужны четыре.
Ледфорд задумался.
– Нет, четыре – это слишком. Я устрою три.
Его собеседник опять помолчал.
– Хорошо. Тогда вам придется выполнить еще одну работу. Смит внушает мне опасения. Нужна ваша помощь.
Ледфорд устремил взгляд на веранду, где сидел Ганс, удобно развалившись в одном из кресел. Улыбка змейкой скользнула по его губам.
– Каким образом?
– Без признаков насилия. Меня вполне устроит сердечный приступ.
– Ганс будет разочарован. У него нервы разыгрались, и ему нужна разрядка. Когда?
– Приезжайте завтра в Ливерпуль. У меня назначена встреча со Смитом в отеле «Хилтон». Он заказал номер на ночь и не вернется в Лондон до следующего дня. За завтраком у нас состоится решающий разговор, последний.
– Последний – ключевое слово.
– Если я на прощание пожму ему руку – заказ отменяется. В противном случае действуйте, как договорились. Вы все поняли?
– До точки. – Голос Ледфорда сохранил мягкие интонации. – Вы по-прежнему недооцениваете меня. Хотел бы я посмотреть, как бы вы справились с той частью операции, которую я взвалил на свои плечи. Не так просто похитить «Мону Лизу»…
– Для этого нужно всего лишь полтора миллиона долларов на взятку.
– Это с вашей стороны… А для меня – это месяцы, которые ушли на то, чтобы убедить человека, никогда не бравшего взятки, принять эти деньги. Я бы сказал, что моя психологическая проницательность равна вашей. А вы как считаете?
Снова последовало молчание. Ледфорд буквально ощущал, с какой натугой вертятся шестеренки в голове собеседника, пытавшегося решить, что будет лучше: польстить ему или резко поставить на место, раз и навсегда указав, кто из них главный.
– Я никогда не сомневался в вашей проницательности, Ледфорд. Зачем бы иначе я предлагал вам присоединиться?
«Потому что надеялся держать меня под контролем, сукин сын, – подумал Ледфорд, почти не испытывая ни злобы, ни раздражения к собеседнику. – И я на время смирился с этим, чтобы потуже затянуть узел на твоей шее, когда ты будешь чувствовать себя в полной безопасности».!
– Завтра мы прибудем в Ливерпуль.
– Не забудьте, если я пожму Смиту руку – все отменяется. Он самый несговорчивый, но, если удастся перетянуть его на свою сторону, с его помощью мы доберемся и до Картрайт.
– Обойдемся и без него. – И Ледфорд положил трубку, довольный своей решительной репликой, равно как тем, что последнее слово осталось за ним. – Тебе предстоит увлекательнейшая прогулка, мой мальчик, – обратился он к Гансу. – Надо кое-кем заняться. Но на этот раз без шума. Ты ведь рвался поработать на меня. Ганс нахмурился:
– Чего он хочет?
– Сердечный приступ.
– И с кем он должен приключиться?
– Многоуважаемый Джон Смит – помощник Аманды Картрайт, наделенный особыми полномочиями от Европейского экономического сообщества. Обычно он, помимо всего прочего, занимается организацией ее поездок. У него репутация неподкупного и очень скромного человека. Очевидно, когда его начали плотно обрабатывать, было сказано слишком много. Теперь, если он не согласится сотрудничать с нами, он становится опасным свидетелем.
– Никогда еще не приходилось убивать англичан.
– Значит, у тебя появится новый навык.
– Почему сердечный приступ? Я не люблю инъекций. Есть другие способы.
– Не сомневаюсь, что другие тебе нравятся больше. – Ледфорд провел по красиво очерченным губам Ганса указательным пальцем. – Но смерть должна выглядеть естественной.
Ганс снова нахмурился:
– Непонятно. Раньше он, напротив, требовал, чтобы мы поднимали как можно больше шума. А теперь хочет замести следы. Почему?
– На это у него есть свои соображения.
– Почему? – Губы Ганса упрямо сжались.
Брайэн вздохнул. Как жаль, что парень иной раз становился упрямым как осел.
– Ганс, ну как тебе объяснить? Ведь ты даже не заглядываешь в газеты. А ситуация меняется… – Он остановился и затем проговорил медленно и раздельно, словно разговаривал с малым ребенком: – Двенадцать европейских стран хотят устранить все экономические преграды, установить общую валюту… Некоторые из пропагандистов этого дела даже поговаривают о создании единого правительства для стран – участниц единого европейского рынка. Можешь представить, какие пенки будет снимать тот, кто начнет контролировать Объединенную Европу?!
Ганс нетерпеливо нахмурился:
– Ну и какое отношение это имеет к нам?
– Сейчас у нас есть свои люди, которые позволяют влиять на общественное мнение: они держат под контролем двадцать пять процентов средств массовой информации и две телеграфные станции в Европе. Но потребуются годы для того, что склонить в нашу пользу ключевые фигуры в правительстве. Поэтому нужно обхитрить их. – Он улыбнулся. – Для чего создана «Черная Медина»? Ты ведь любишь смотреть ковбойские фильмы. Помнишь, как фургоны выстраивают кругом, чтобы отразить атаку индейцев?
Ганс кивнул.
– Теперь представь, что все эти страны – фургоны. Если на них нападают индейцы, они поднимают крик и требуют защиты у правительства. Когда правительство не в состоянии обеспечить им безопасность, они ищут защиты у того, кто гарантирует им порядок и спокойствие. И все наши подрывные акции и производились с таким шумом, чтобы люди начали мечтать о таком человеке, который способен покончить с терроризмом и дать им возможность снова жить в тишине и мире.
Ганс кивнул.
– Ты уже говорил мне об этом однажды. Брайэн кивнул:
– И когда они, как овечки, соберутся в кучу, мы возьмем их голыми руками, так что они ничего не успеют сообразить.
– Ага. – Ганс замолчал на некоторое время. – Но почему Смита надо убирать тихо?
Какой же мальчик тугодум! Такое впечатление, что все сказанное влетело в одно ухо, а вылетело в другое.
– Потому что надо в течение нескольких ближайших месяцев воздержаться от любого, даже мало-мальски заметного скандала, связанного с Картрайт. Иначе нам не удастся внедрить своего человека, более сговорчивого, на место Смита.
– А потом ты собираешься убрать эту старушку?
– Она не старушка, а женщина в расцвете лет. Знаешь, многим из нас уже далеко не восемнадцать.
– Я еще ни разу не кончал старушек.
– Сомневаюсь, что тебя выберут для этого дела.
– Почему?
– Потому что это тонкая работа. Она требует тщательного планирования всей операции и согласованных действий.
– Я вполне могу справиться с ней. Пожалуйста… – Ганс взял в ладони руку Ледфорда и поднес ее к губам. – Мне… очень хочется сделать это самому.
– В самом деле? Почему?
– Мне хочется, чтобы… – Он замолчал, подыскивая нужные слова. – Чтобы люди начали уважать меня. Чтобы, войдя в комнату, я чувствовал себя хозяином положения. До того, как ты превратил меня… – Он оборвал себя и почти прошептал: – Мне хочется делать серьезную работу.
Брайэн нежно усмехнулся:
– Неужто ты считаешь, что я тебя унижаю? Мне просто хочется, чтобы ты оказывал мне необходимое уважение, как сын отцу. Мой возраст дает мне право требовать от тебя подчинения в некоторых вопросах. Может быть, лучше отпустить тебя на все четыре стороны?
– Нет! – Ганс с силой сжал руку Брайэна. – Ты же знаешь, что я имел в виду… Просто дай мне большое дело.
– Я подумаю, – улыбнулся Брайэн. – Посмотрим, что получится завтра со Смитом. – Его улыбка исчезла, и он задумался. – После того как ты закончишь это дело, я, пожалуй, перекину тебя на другую работенку.
Алекс позвонил Кэтлин в отель «Континенталь» тридцатого сентября, после обеда. Сдержанным, вежливым тоном он сообщил ей, что Челси Бенедикт прилетает в Париж на четыре дня ранее намеченного срока. Она хочет, чтобы Кэтлин встретила ее в вестибюле гостиницы, как только она приедет.
Спустившись после обеда в вестибюль, Кэтлин увидела Челси, вокруг которой стояла куча чемоданов. Вокруг нее толпились рассыльные, шофер в униформе и администратор гостиницы. От той небрежно одетой женщины, которую Кэтлин увидела в Рейкьявике, и следа не осталось. На Челси было коричневое обтягивающее платье, и на этом приглушенном фоне копна сияющих волос выделялась особенно ярко. Она выглядела элегантной и самоуверенной.
– Привет! – Челси помахала Кэтлин рукой. – Я освобожусь через минуту.
Кэтлин не успела толком поздороваться с Челси, как та уже увлекла ее за собой к выходу, где стоял черный лимузин, припаркованный со стороны улицы Кастильон.
– Думаю, вы вряд ли слышали, но я уже попросила администратора, чтобы ваши вещи перенесли ко мне в номер. Конечно, мне следовало сначала спросить вашего разрешения, но эти чертовы люксы в дорогих отелях такие громадные. Терпеть не могу жить одна в таких отелях.
– Нет, я не слышала, – ответила ошеломленная таким натиском Кэтлин. Она наклонилась, пробираясь на заднее сиденье автомобиля. – А куда мы едем?
– За покупками. – Взгляд Челси остановился на сереньком платье Кэтлин. – Хотя Кристиан Лакруа может и не впустить вас в таком наряде через парадный вход. Ничего, мы скажем ему, что вы последние пять лет провели в Конго. Не посмеют же они указать на дверь миссионеру! – Она постояла, прежде чем забраться в лимузин. – Господи! Ну до чего я люблю этот неповторимый запах Парижа! Свежие булочки из слоеного теста… Цветы… Выхлопные газы туристских автобусов… и…
– Щелканье фотоаппаратов.
– Это звук, а не запах. Не будем валить все в одну кучу. – И Челси села в автомобиль. Жорж захлопнул дверцу. – А сейчас мы окажемся в салоне Лакруа, где всегда царит запах самых модных духов.
– А я отдаю предпочтение своему «Вазаро», – сказала Кэтлин, откинувшись на спинку бархатного сиденья. – Думаю, вы его тоже полюбите. Когда Алекс собирается выпустить рекламный клип?
– Пока еще слишком рано, дорогая. Он пойдет вскоре после презентации. Для телевизионной рекламы Алекс нанял Поля Картленда.