Девчонка молча трясёт головой.
– Работа кончена. Ты ничего мне не должна.
Вскоре девчонка вспомнит, как говорить, а пока она просто трогает коленку и смотрит на незнакомые синяки.
– В голове у тебя всё обещанное и даже больше. Лучший товар. Теперь скажи: зачем тебе мялка?
– Мь, – говорит девчонка. – Мь.
Голубь ждёт.
– Мечта.
– Я видел много голов изнутри. Никакой мечты там нет, – говорит Голубь. Из-за улыбки кажется, что он шутит.
Потом девчонка возвращается домой. В свои вагончики, сараи, небоскрёбы выше неба или норы ниже магмы, это уж как там вы представляете завтречко.
Мама ей не рада. Что заначки нет, мама заметила почти сразу. Ну ещё бы, не карманные же деньги девчонка отнесла Голубю. Заначки нет, и это значит, что четверть жизни мама работала зря.
Мама ревёт:
– Де т, сука, бла семь месь?
Семь месяцев?
Мама бьёт девчонку в лицо, промахивается, снова бьёт, попадает. Синяк девчонку не волнует, её волнует, чтобы штука была цела. Мама выражается в том смысле, чтоб девчонка поискала другое место жить, пусть валит к своим мясникам.
И девчонка валит. Обратно к Голубю, больше некуда. Завтречка, похоже, нет никакой близости, но вынувший тебя из тела человек – пожалуй, поближе прочих.
Есть мялка и мялка. В одной всё сверкает, туда дорогие билеты, с них платят налоги. В другой дивы постарше, люди поплоше, в общем – треш. Туда-то и возьмут поработать с подвальным обвесом.
У Голубя знакомые повсюду, и в мялке-нелегалке тоже. На зов приходит Кока, маленький человек с ожогом от побочек на щеке. Кока – продюсер подпольных мялок. Он проверяет обвес, предлагает контракт и называет цифру.
Казавшийся неоновым и чудным мир мялки состоит почему-то из крохотных грязных подвалов. Зрители заполняют один из них.
На входе ящик с пробками и чан с дезинфектором, чтобы не занести себе в затылок дряни.
Девчонка думает, что через мгновение всё сбудется. Она Лана Ля. И сегодня – «Лана Ля ложится спать», её первое шоу.
Она на сцене, ещё не голая, но скоро зрители почувствуют, как шёлк сползает с кожи. Ждёт. Людей мало, мялка тесная, от ассистента пахнет пылью.
Девчонка думает, красива ли она. Кажется, красива. Но это неважно, поверхности не важны, важна только душа. Цокнув трижды об нёбо и пятикратно об левую щёку, девчонка превращает душу в передатчик, а ассистент без лишних слов кладёт девчонку в койку.
Сценарий велит делать то да сё, но без подробностей, в меру таланта. Это обычная порномялка с рудиментарным диалогом. Итак, девчонка начинает стрим, но зал реагирует странно.
Тут и не скажешь «в ту же секунду»: в мире дырявых мозгов всё куда быстрей. Миг в миг люди в зале чувствуют, чего не ждали. Не чужие лапы на чужой жопе. А лёгкий стыд, и это чужой стыд. И бесконечную надежду – чужую. И застарелый страх – не их, но теперь он будет с ними. И вот уже один бросается к выходу, пугая девчонку до паралича, и зал в ответ заходится в панических корчах, все молча ломятся наружу, кроме парня, который блюет на заднем ряду, и ещё пары ошалелых, которые остаются смотреть на плачущую девчонку в цветных шелках. Коку трясёт за кулисами. Девчонка продолжает стримить всю себя, и Кока, вырвав пробку, бежит на сцену и бьёт девчонку в горло, делая выкл. (в голову нельзя, она бесценна).
Очнувшись, девчонка плачет, но Кока доволен. Он трещит в три раза быстрей обычного, лучше сразу переведём.
– Ты поняла? Ты поняла? Сегодня мы с тобой нащупали. Много. Много денег. Много больше, чем соматосенсорная трансляция. Односторонняя телепатия. Слышала? Слышала? Ты, дорогая, единственный в мире прибор для стрима эмоций. Это что-то в тебе самой или что-то Голубь в тебе наковырял. Не знаю, но выясню. Я же учёный. Пришлось вот этой сранью жить, но я учёный. Ничего. Ничего.
Девчонке страшновато, но Кока похож на всех продюсеров мира. Он приятно бормочет приятные слова – «мечта» среди них, – и девчонка успокаивается.
Кока ласково хлопает её по заднице. Без эротики, это радость владения. Кока её вообще не трогает, его интересуют только деньги, или не деньги даже, а что-то такое за ними, что он никогда не назовёт, да и сам не знает, потому что тараторит.
Девчонка – первый цветной телевизор. Мобильник среди ЭВМ. Она как мялка, только лучше. Как прыг, но доступнее.
Это фантастический рассказ, а фантастика, говорят, для тупых. Надеюсь, бедный мой читатель, вы не такой. Но на всякий случай разжую. Вот мы… вот нам же часто надо побыть не собой. Кем-то другим конкретным. Или просто кем-то другим. Мы же все ради этого, всё ради этого. Смотрим наши киношки, играем в игрушки, чтобы пожить чужое. Это же такая свобода, сбросить себя, как вонючую майку после часа в летнем метро (я пишу это душным июлем, но можете представить зиму).
В общем, девчонка – это чудо и задёшево.
Сначала приходят ценители. Им секса взаймы уже мало, им нужно поглубже в мозг. Ценители трезвонят любителям. Любители всем.
Подвалы становятся больше. Билеты дороже. Девчонка стримит. Зал стонет, чувствуя чужое с утроенной силой. Упоённая, девчонка даже не замечает в зале своего бывшего обычного мальчика. Мальчик дрочит.
Всё кончается быстро. На очередное шоу приходят не зрители, а четверо в чёрной броне. Трое солдат с идиотскими лицами и командир с искусственной рукой. Солдаты не были в гримёрке настоящей звезды и ухмыляются.
– У тя бз выбора, – говорит командир. – Гришь, кто те ставьл, кто катал.
И так далее. В переводе с юридического на наш: девчонка должна сдать Голубя и Коку, и тогда её отпустят, вынув подвальный обвес, всю нелегальщину. А если не сдаст, если упрётся, то вынут без наркоза.
Мялка – большой бизнес, государство любит большой бизнес, а самый большой бизнес – это государство и есть, так что с его стороны это просто самозащита.
Девчонка вяло тычет локтем в подсобку, но даже не скажешь, что она успевает кого-то сдать, потому что Кока, обезумев и горя́ щекой, сам выбегает навстречу солдатам.
Командир сверхбыстро бубнит три строчки из Уголовного кодекса. Это для порядка. Для закона он стреляет. Если бы девчонка прямо сейчас облизнула губы, она бы узнала мозг на вкус.
Коку уносят, пойдёт на консервы для самых бедных, а девчонке теперь нужно явиться туда-то тогда-то, вынуть обвес в особой клинике – кровью поплачешь, и всё пройдёт, говорит командир.
Пошатавшись и повыв, она идёт на Свалку.
Голубь улыбается.
Девчонка излагает ситуацию как может. И пока говорит, понимает, что в общем и целом мечте конец.
– Пста ме смер.
– Что?
– Убей мя.
Это логично. От колёс откачают, с крыши страшно, из пистолета стреляются только в кино. Но если просто лечь мяснику под нож, ничего не почувствуешь.
У этого рассказа три финала. Снова вам выбирать, но теперь уже насовсем.
Первый финал – затейливый и красивый.
– Я даю людям жизнь, – повторяет Голубь. – Новую, всякую, странную. Жгу людей, шью людей, рву людей, но не убиваю. Ты сама себя убьёшь. Я поставлю тебе смерть. С секретом. Я люблю этот город, он сделал меня мной, и я хочу ему отплатить. Будет легко. Ложись.
Чернота; вскоре девчонка уходит с новым шрамом и новой льдинкой в мозгу. Склонная к драматизму, она ждёт полуночи и врубает хит.
дыр-ка в кееедах
бееелое нееебо
чёоорное небо
вдох-выдох иии нету
Но не решается и шатается ещё полчаса. Цокает, наконец, и ждёт, пока тайная штука сработает, пока тихая темень хлынет в мозг. Поверх фальшивой крови из ушей течёт настоящая. И тут вдруг оказывается (это красивый финал), что рядом со смертью в её голове стоит усилок, ну, например, не простой, а, предположим, военная какая-нибудь разработка, которую Голубь выменял у дряхлого генерала за чип в член. Да неважно, что именно. Важно, что Голубь – мастер обвеса, и вот чудо.
Девчонка в агонии – Голубь опять соврал, – и усилок разносит её боль на тысячу квадратных километров. Тут и не скажешь «в ту же секунду»: в мире дырявых мозгов всё куда быстрей. Миг в миг миллионы мялочников цепенеют, чувствуя девчонкину смерть в затылке. Свою смерть.
Второй финал попроще: Голубь не будет её убивать. Он странно к ней относится, это любовь какая-то, но неправильная, голубиная. И потому он предлагает ей бессмертие в хрустале. Тело отправит гулять по Свалке, мало ли на него желающих, пусть его разорвут мясники и вышибут пустые мозги солдаты. А девчонка проведёт вечность в хрустальной пуговице.
Нет, я бы не стал выбирать этот финал и вам не советую. Уж слишком это бессмертие – если, конечно, вовремя бить пуговицу током – похоже на обычную жизнь. А кому она нужна, обычная-то?
Третий финал. Он правдивей и противней. Ни смерти, ни бессмертия. Неважно, что там ей предлагает Голубь, людей вроде Голубя вообще, вероятно, нет. А вот девчонка совершенно реальна, а значит, как и мы с вами, она ничего не решает, лишь коченеет от ужаса и так невольно выбирает жить дальше. Где-то работает, снимает какой-то угол, может, слегка продаёт себя по кусочкам, но без экстрима. О ней забывают. Это же не сраная тоталитарная антиутопия. В завтречке, как и сегодня, правят нажива и полный бардак. Слава бардаку, кто-то где-то потерял её файл, и девчонка жива и свободна, но, конечно, никаких мялок, прочь мечту и так далее.
И девчонка ходит туда-сюда, и что-то такое делает, и подпевает новому хиту. А вьюга всё сильней (если вы выбрали вьюгу), и над гниющей рекой поднимается пар (если вы выбрали южный пейзаж). Растворяется завтречко, и уж не разглядеть девчонкин силуэт (или как это назвать, когда кто-то тает во тьме).